— Книжки читаю.

Меркулов донжуански усмехнулся.

— Да-а, Санек, потерял ты былую хватку, потерял. А помнится, таким орлом раньше был, в былые-то времена.

«Опять былые времена, — с неудовольствием подумал Турецкий. — И чего это в последние дни все вокруг кинулись сбрасывать меня со счетов? Рожа у меня, что ли, такая?»

— Да на себя посмотри, — парировал Турецкий. — Совсем старик. Седых волос уже больше, чем снега на Казбеке.

— А ты слыхал такую поговорку: седина в бороду — бес в ребро?

— Слыхал, Костя. Только ведь это не про тебя. Примерней семьянина, чем ты, в мире не найдешь.

Мужчины переглянулись и вздохнули.

— Ладно, — закрыл тему Меркулов. — Не будем больше о грустном. Давай к делу.

Через пять минут страсти в кабинете Меркулова разбушевались не на шутку.

— Я понимаю, — возмущался Турецкий, — понимаю, что дело важное, но, Константин Дмитриевич, пойми и ты меня! На мне и так висят два тухляка. Что прикажешь с ними делать?

Меркулов мягко улыбнулся и сказал негромким, доброжелательным голосом:

— Тише, Саня, не горячись. Что-нибудь придумаем.

— Да уж, — хмыкнул Турецкий, — придумаешь ты. После твоих придумок у меня бессонница начинается. Так что давай уж без фантазий. Черт, нет бы послать меня в командировку, куда-нибудь в теплые, благодатные края. Нервы подлечить, морским воздухом подышать. Но нет! Такие предложения от тебя не поступают. А вот носиться, высунув язык, по пыльной, знойной Москве — это пожалуйста. На это у нас Александр Борисович Турецкий большой мастер!

Меркулов добродушно улыбнулся:

— Да, Саня, я вижу, холостяцкая жизнь действует на тебя не лучшим образом. Посмотри на себя со стороны — дерганый, нервный, недовольный жизнью. А ты попробуй относиться к этому иначе.

— Это как же? — криво усмехнулся Турецкий.

— Ну… — Меркулов пожал плечами. — Считай, что я подкидываю тебе это дельце по дружбе.

— Не подкидываешь, а навешиваешь, — поправил начальника Турецкий. — Хороша дружба. Я с твоими тухляками на шее скоро на дно пойду. Как «Титаник».

Меркулов весело прищурился:

— Не пойдешь. Ты у нас мужик крепкий. И спеца лучше тебя мне не найти.

Турецкий неодобрительно покосился на Меркулова и устало вздохнул.

— Правду говорят, что лесть открывает все двери, — резюмировал он. — Ну ладно, все равно мне от этого дела не отвертеться, так что хватит лирики. Так, говоришь, кроме дежурной оперативно-следственной группы там и фээсбэшники побывали?

— Побывали, Саня, побывали. Да только толку от них было мало. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Судя по тому, как чисто все было сделано, убийца — профи. И ведь место-то выбрал какое людное! Самое интересное, что выстрела никто не слышал.

По лицу Турецкого пробежала тень.

— Это странно, — раздумчиво сказал он. — Даже если на стволе имелся глушитель, хлопок должен был быть довольно сильным.

— Вот и я о том же, — согласился Меркулов, радуясь в душе, что сумел зацепить важняка фактами. — Впрочем, музыка вполне могла заглушить хлопок. Нужно было только дождаться громкого аккорда.

— А что там шло?

— «Похождения повесы».

— Судя по названию, вещь веселая? — спросил Турецкий.

Меркулов взъерошил ладонью волосы.

— Угу, — прогудел он. — Про одного парня, который решил в корне изменить свою жизнь. Совершил сделку с сатаной, а когда пришло время платить, у парня вдруг проснулась совесть.

— Знакомый сюжет.

— И главное, очень жизненный, — усмехнулся Меркулов. — Когда доходит дело до расплаты, у этих парней всегда просыпается совесть. В общем, Саша, дело обстоит так…

Но тут дверь кабинета отворилась, и Клавдия Сергеевна внесла поднос, на котором красовалась чашка с кофе для Турецкого и стеклянный стакан с темнокрасным чаем — для Меркулова. В блюдечке лежали две чайные ложки и несколько кубиков сахара. Клавдия Сергеевна аккуратно поставила поднос на стол.

— Спасибо, Клавочка, — улыбнулся Меркулов. Перевел взгляд на Турецкого и добавил: — А ты брось ухмыляться.

— Ого! — весело воскликнул Турецкий. — Какое внимание!

— Это входит в мои служебные обязанности, — весело парировала Клавдия Сергеевна. Затем одарила Турецкого торжествующей улыбкой и покинула кабинет, гордо подняв голову.

— Ну что, отбрила она тебя? — заметил Меркулов, как только дверь за секретаршей закрылась. — Будешь знать, как воображать. Но — к делу. Сегодня утром мне звонил один важный человек.

— Насколько важный?

— Очень важный. Так вот, кое-кто там, наверху, — Меркулов поднял палец к потолку, — заинтересован в том, чтобы убийца Кожухова был найден быстро и без излишней огласки.

Меркулов взял со стола чашку с чаем, поднес ее ко рту и сделал большой глоток. Турецкий следил за его движениями задумчивым, слегка рассеянным взглядом.

— Ну насчет быстро — это я и сам бы хотел, — сказал Турецкий. — А что значит — без огласки?

Меркулов поставил чашку на стол и пристально посмотрел на Александра Борисовича:

— Это значит, что до поры до времени нам лучше не беседовать об этом с журналистами. Никакой шумихи. Кроме той, что уже поднялась.

— Думаешь, это поможет? — с сомнением спросил Турецкий. — Кожухов был главным редактором крупнейшей газеты. А у журналистов дух корпоративности почище нашего. Для них узнать детали этого дела — вопрос чести.

— Со временем узнают, — сказал Меркулов. — Но не сейчас.

— Откуда такая конспирация?

— А откуда такое любопытство?

Турецкий пожал плечами:

— Моя профессия — задавать вопросы.

— Это верно, — кивнул Меркулов. — А их профессия — уклоняться от расспросов. Налицо конфликт интересов, правда? — Он улыбнулся. — Ладно, Александр Борисыч, давай к делу. Съезди на Новокузнецкую и ознакомься с протоколами осмотра места происшествия и с заключением судмедэксперта. Больших горизонтов, судя по всему, эта поездка перед тобой не откроет, но все-таки… С сегодняшнего дня ты официально возглавляешь оперативно-следственную бригаду. И не надо мученических гримас. На это дело тебя посылаю не я, на это дело тебя посылает родина.

— Главное, чтобы она не послала меня слишком далеко, а то можно и не вернуться, — меланхолически заметил Турецкий.

— Здравствуйте! — Невысокий крепкий мужчина протянул Турецкому руку. — Следователь Звягинцев.

— Александр Борисович Турецкий, следователь Генпрокуратуры, — отрекомендовался Турецкий, пожимая Звягинцеву руку.

У Звягинцева было усталое, желтоватое лицо. Он достал сигарету и закурил.

— Я читал материалы дела, — начал Турецкий. — Но мне хотелось бы услышать ваше личное мнение.

— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — ответил следователь.

Турецкий пристально на него посмотрел. Следователь смутился.

— Ладно, — сказал он. — Если хотите узнать мое мнение, тут происходит что-то странное.

— Из чего вы это заключили?

— Из фактов, Александр Борисович. — Звягинцев глубоко затянулся. Он держал сигарету не на отлет, а в пригоршне, как старые, опытные солдаты, которые прячут мерцание огонька от неприятеля.

— Так почему вам кажется, что это дело странное? — повторил Турецкий.

Звягинцев прищурился и усмехнулся:

— Ну, судите сами. Все билеты на спектакль были проданы, так? Смотритель увидел, что дверь ложи приоткрыта, постучался и вошел. Кожухов был мертв.

Но два места в ложе, рядом с ним, пустовали. Спрашивается — почему?

— И почему же?

— Да потому, что там сидели убийцы!

— Ну, — Турецкий пожал плечами, — может, людям не понравился спектакль и они ушли пораньше.

— Эта версия тоже приходила мне в голову, — не обращая внимания на иронию в голосе Турецкого, продолжил Звягинцев. — Но есть у меня и еще одно предположение.

— Излагайте.

— Охрана, — тихо произнес Звягинцев. — Там могла сидеть охрана Кожухова. Вы ведь читали в деле, что в последние дни Кожухова никто не видел. Считалось, что он заболел. Но разве больной человек пойдет в театр? И потом, в последний день, когда Кожухов был на службе, его секретарша видела двух высоких мужчин, которые поджидали Кожухова в приемной, а когда он вышел, тут же пристроились к нему. Причем один вышел из приемной первым, а второй пристроился за Кожуховым, замыкая шествие.