Дорога лежала через небольшой скверик. Когда-то он был ярко освещен фонарями, но те благодатные времена давно ушли в прошлое, и нынче там царил полный мрак.

Данилов вошел в скверик и спокойно, не торопясь, зашагал по асфальтовой тропинке аллеи. Капли дождя шелестели по листьям деревьев, заглушая и шум улицы, и его собственные шаги. Однако Егор Осипович знал, что тотчеловек по-прежнему идет за ним. Вот только зачем? Неужели онибоятся, что он прямо отсюда двинет за пленками? Или они думают, что он, подполковник ФСБ, как глупый засланный казачок, немедленно побежит докладывать «конкурирующей фирме» об этом пустом, никчемном разговоре?

В душе Данилова снова начало подниматься беспокойство. Незнание цели противника всегда раздражало его. Впрочем, был и еще один вариант. Сознавая, что он, Данилов, — единственное связующее звено между исполнителями (Богачевым, Дементьевым) и теми, кто заказывал музыку, онипопросту решили избавиться от него. Ведь если Данилов не знает, где пленки, он больше не представляет для них никакой ценности. И даже наоборот — пока он ходит по земле, он представляет для них опасность как некое вещественное доказательство на двух ногах, способное — в случае, если прижмут, — заговорить и наговорить много лишнего.

Противник напал бесшумно, однако Егор Осипович успел почувствовать это стремительное, бесшумное движение, ощутить его, как опытные моряки ощущают самый слабый ветерок и безошибочно распознают его направление. Данилов увернулся от удара короткой железной палки, с бешеной скоростью рассекшей воздух у него над головой, и нырнул в кусты акации. Перевернувшись через голову, он откатился в сторону, на ходу выхватывая из-за пояса «глок». И тогда противник выстрелил. Пуля чиркнула Егору Осиповичу по щеке, вспоров кожу.

Большая черная тень отшатнулась в сторону, но Данилов успел взять ее в прицел и два раза нажать на спусковой крючок. Черный «глок» дважды зычно и раскатисто пролаял в темноте.

Воспользовавшись секундной передышкой, Данилов вскочил на ноги и быстро сменил позицию, укрывшись за толстым стволом старого тополя. Пистолет противника стрелял почти беззвучно. Глухой хлопок — и в лицо Егору Осиповичу колючим облачком ударила сбитая пулей древесная труха.

Послышался треск ломающихся веток, и большая тень метнулась в сторону дороги. «Понял, что дело провалено», — догадался Данилов. Он быстро вышел из-за дерева и выстрелил в спину противнику.

Высокий человек, одетый в черное, замер на дороге. Затем он пошатнулся и, загребая руками воздух, тяжело повалился в кусты.

Держа пистолет наготове, подполковник медленно приблизился к распростертому у обочины асфальтовой дорожки телу. Затем он вытянул руку и, почти не целясь, выстрелил в посиневшее, вытянутое лицо незнакомца.

Капли дождя влетали в открытый квадрат окна и падали на линолеум. Будь жена дома, она бы непременно закрыла окно — линолеум вещь нужная и легкоуязвимая, его нужно беречь. Но, так как жена и дочь были далеко, Турецкий решил пренебречь наставлениями своей благоверной. Он стоял у раскрытого окна и жадно вдыхал свежий, влажный, пропитанный дождем и запахами деревьев воздух улицы. В пальцах Александра Борисовича дымилась сигарета, про которую он, предавшись размышлениям о тщетности и суетности человеческого бытия перед лицом природы, совершенно забыл.

Звонок телефона отвлек Турецкого от философических мыслей. Он быстро затянулся сигаретой и выбросил окурок в окно. Затем прошел в прихожую и снял трубку:

— Алло.

— Это Александр Борисович Турецкий? — спросил его незнакомый, слегка приглушенный мужской голос.

— Да. Здравствуйте. Кто это?

— Моя фамилия Данилов. Подполковник Данилов. Мне нужно поговорить с вами.

Турецкий глянул на зеленую цифирь электронных часов:

— Подполковник, а вы знаете, который сейчас час?

— Знаю. Но время не терпит. Я хочу поговорить с вами об убийстве Кожухова.

— Где вы хотите встретиться? — быстро спросил Турецкий.

— А вы один?

— Ну, допустим. Хотя какое это имеет…

— Я хочу встретиться у вас.

— У меня? Интересное предложение, но боюсь, что…

— За мной охотятся, — перебил его Данилов. — Я только что убил человека, который хотел убить меня.

Рука Турецкого вспотела.

— Вы знаете, где я живу? — спросил он.

— Да.

— Когда будете?

— Через пару минут. Я уже возле вашего дома. Только не вызывайте милицию, иначе я ничего вам скажу.

— Хорошо. Поднимайтесь.

На том конце провода раздались короткие гудки, и Турецкий положил трубку на рычаг.

Через несколько минут в дверь позвонили. Турецкий глянул в глазок и повернул ручку замка. На пороге стоял высокий, худощавый, с проседью в волосах мужчина в черной кожаной куртке. Его левая щека была окровавлена.

— Входите, — быстро сказал ему Турецкий.

Мужчина вошел. Турецкий закрыл за ним дверь.

— Вы и в самом деле… — заговорил было Турецкий, поворачиваясь к мужчине, но осекся, увидев направленный на него пистолет. — Это еще зачем? — недовольно поднял брови Турецкий.

— Я не могу рисковать, — ответил мужчина. — В квартире, кроме нас с вами, кто-нибудь есть?

— Нет.

— Тогда давайте пройдем в комнату.

— У вас кровь, — сказал Турецкий, кивком указав на щеку Данилова.

— Это пустяк. Царапина.

— У меня есть вата и перекись водорода.

Данилов покачал головой:

— Это не понадобится. Пойдем в комнату.

Они прошли в гостиную: Турецкий — впереди, Данилов — за ним. Он по-прежнему держал в руке пистолет.

— Сядьте там, под торшером, — сказал Данилов и показал пистолетом на диван.

Турецкий сел на диван. Сам Данилов уселся в кресло, стоящее в темном углу комнаты.

«Похоже, это у них в крови, — с усмешкой подумал Турецкий. — Не хватало еще, чтобы он мне лампой в морду светил».

— У меня мало времени, — сказал Данилов. — Поэтому слушайте и не перебивайте. — Он поднял локоть и вытер рукавом куртки окровавленную щеку. — В этом деле замешаны большие фигуры…

— Вы говорите об убийстве Кожухова? — спросил Турецкий.

— А о чем же еще? — удивился Данилов. — Этим большим людям нужны пленки… Записи разговоров Кожухова с другими большими людьми. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Ни черта не понимаю, — угрюмо ответил Турецкий, глядя на направленное на него дуло. — Вы сказали, что у вас мало времени, а сами говорите какими-то экивоками. Одни «большие люди», другие «большие люди»… Если хотите, чтоб я вас слушал, выражайтесь яснее.

Данилов прищурил серые глаза.

— Речь идет о заговоре против Президента, — сказал он. — Я расскажу вам все, что знаю, только, пожалуйста, не перебивайте меня…

Москва, 1973 год, начало сентября

Два молодых парня в потертых джинсах и белых теннисках шагали по Университетскому проспекту. Один был невысокий, темноволосый, с орлиным носом и черными глазами. Другой — полная его противоположность — долговязый, светловолосый, улыбчивый.

Навстречу им, громко цокая по асфальту каблучками, шла девушка. Поравнявшись с девушкой, долговязый и светловолосый сделал изящный реверанс, схватил девушку за ремешок сумки и весело произнес:

— Девушка, разрешите с вами познакомиться?

Блондинка рассерженно сдвинула брови, окинула фигуру белобрысого сердитым взглядом и сказала со злостью в голосе:

— Я на улице не знакомлюсь.

— Предпочитаете, чтоб мы встретились в подъезде? — немедленно отреагировал белобрысый.

Блондинка вырвала у него из руки сумку и гневно воскликнула:

— Кретин!

Мгновение спустя она вновь зацокала по асфальту каблучками. Молодые люди проводили ее взглядами и вздохнули.