— Нет. — Ее тонкие пальцы теребили ремешок сумки. — Прости, если я обидела тебя. Просто я думала, что ты… Ты так часто пытался ухаживать за мной, что я подумала… — Внезапно она подняла руки и прижала ладони к лицу. — Господи, что я несу…

Внезапно сердце Лобанова наполнилось огромной нежностью.

— Ты просто взволнована, — тихо сказал он, затем достал из кармана платок и протянул его Ире. — Вот, держи.

— Спасибо, — пролепетала она.

— Я достану деньги. У меня есть. И ты мне ничего не должна, слышишь? Ни-че-го! Понимаешь, о чем я говорю?

— Да.

— Вот и хорошо.

На том они и расстались.

Это было неделю назад. И вот Ира вновь сидела перед ним. Глаза ее до сих пор глядели слегка растерянно, но тревога, беспокойство и страх из них ушли.

Ира отпила кофе и робко посмотрела на Алексея:

— Я слышала, вы организовали тайное общество?

— Слышала? — Лобанов тихо засмеялся: — Ничего себе — тайное! Похоже, об этом уже знает вся Москва. Кто тебе рассказал? Кожухов?

Она кивнула:

— Да.

— Он что, твой друг? — с легким оттенком ревности спросил Алексей.

Ира покачала головой:

— Нет, не друг. Просто мы сидели на лингвистике за одной партой. Вот он и рассказал.

— Чертов болтун!

— Да нет. Он не то чтобы рассказал, а так… намекнул. — Ира улыбнулась: — Мотя тот еще конспиратор.

— Это точно, — с усмешкой кивнул Лобанов. — Кстати, если хочешь, я могу рассказать тебе об этом подробнее. Рассказать?

— Да.

— А что я получу взамен?

Взгляд Иры похолодел.

— Шучу, Шучу, — поспешно сказал Лобанов. — Ну, ладно, слушай…

И он приступил к рассказу.

В тот же вечер Лобанов и Шаховской сидели на лавочке в парке «50-летия Октября». В одной руке у Лобанова была бутылка «Жигулевского», в другой — сигарета. Шаховской пива не пил и сигарет не курил. Он просто сидел, откинувшись на спинку лавочки, и задумчиво щелкал зажигалкой.

— Слушай, Лева, — обратился к нему Лобанов, — я тут подумал…

— Что? — поднял вихрастую голову Шаховской.

— А почему бы нам не принимать в «Университетский проспект» девчонок?

Лобанов старался говорить раскованно и вальяжно, но у него это плохо получилось.

Шаховской удивленно воззрился на друга, потом слегка тряхнул головой, как бы прогоняя наваждение, и усмехнулся.

— Узнаю, — тихо произнес он. — Узнаю друга Леху. Послушай, ловелас, мало тебе, что ли, девчонок вокруг? Или ты хочешь превратить наше общество в заурядный бордель?

Лицо Лобанова помрачнело.

— Ну-ну, ты полегче. Подбирай выражения, если не хочешь, чтобы я…

— Продолжай, — кивнул Шаховской.

Однако заканчивать фразу Лобанов не стал, а вместо этого стушевался и жадно отхлебнул пива.

— Ну что, выпустил пар? — насмешливо спросил его Шаховской. — А теперь послушай мое мнение, старик. Если ты хочешь, чтобы «Университетский проспект» стал чем-то вроде обкома комсомола со всеми его пьянками, гулянками, голыми бабами и танцами на столах — пожалуйста. Но когда лет через пять ты превратишься в полного ублюдка со значком на лацкане — не спрашивай, как это случилось.

Лобанов насупился.

— Ну, ты тоже не утрируй, — недовольно проворчал он.

— А я и не утрирую, — серьезно ответил ему Шаховской. — «Университетский проспект» — это не комсомол и не боевая организация. Наша цель — постепенное эволюционирование советского общества в общество реальной демократии.

— В Америку, что ли? — усмехнулся Лобанов.

Шаховской поморщился:

— В Америке тоже есть свои тараканы. Мы пойдем дальше. Но мы будем умнее, поскольку у нас перед глазами есть их опыт. Впрочем, старик, ты сейчас слишком пьян, чтобы адекватно воспринимать мои слова.

Лобанов хмыкнул и сказал:

— Отчего же? Вполне способен. Продолжай.

И Шаховской продолжил:

— Мы будем авангардом нового общества. Первыми среди людей новой формации. Как бы тебе объяснить… Ну, вот смотри — ты читал Библию?

— Нет, — покачал головой Лобанов. — Я атеист.

— Я тоже, но там есть толковые мысли. Так вот, там Христос говорит своим апостолам: «Вас мало, но вы будете солью земли». Понимаешь? Солью!

— Значит, ты хочешь, чтобы я стал солью? — Лобанов посмотрел на друга и пьяно осклабился: — А как насчет сахара?

Шаховской побледнел. В его черных глазах вспыхнули обида и ярость.

— Кретин, — процедил сквозь зубы Шаховской и поднялся со скамейки. Он повернулся, собираясь уйти, но Лобанов крикнул ему в ответ:

— От кретина слышу! От настоящего жидовского кретина!

Шаховской медленно повернулся:

— Что? Что ты сказал? А ну повтори!

— То, что слышал.

Шаховской сделал шаг по направлению к лавке. Лобанов резко поднялся на ноги. Он возвышался над Шаховским на полголовы. Неожиданно Шаховской смягчился.

— Ладно, старик, — пробубнил он с натянутой улыбкой. — Извини, что наорал на тебя. Просто… Для меня все это важно, понимаешь?

— И для меня тоже важно, — с жаром кивнул Лобанов. — А про девчонок я спросил вовсе не потому, что хочу превратить общество в бордель. Просто среди девчонок тоже иногда встречаются умные люди. Скажешь, не так?

Шаховской пристально посмотрел в глаза другу. Внезапно он улыбнулся:

— А, вот ты о чем. Речь, насколько я понимаю, идет об Ирине? Ирка классная девчонка, но все-таки я против. Ты глава «Университетского проспекта», поэтому тебе и решать. Но в любом случае помни: если она вступит в «Университетский проспект», я из него выйду. Вот и все.

Лобанов устало опустился на скамейку.

— Ох-хо-хо… — вздохнул он. — Тяжелую ты передо мной поставил задачку, Лева. Ну, ладно… — Он посмотрел на Шаховского и улыбнулся: — Клятва есть клятва. Твоя взяла. Отныне никаких девчонок в наших рядах. Если вдуматься, в этом есть и положительный момент.

— Какой?

— Не буду отвлекаться от основной задачи. Ну что, мир?

— Мир, — кивнул Шаховской.

— И больше никаких ссор?

— Никаких.

— Вот так-то лучше.

И друзья крепко пожали друг другу руки.

Москва, 1992 год, офис компании «Сибавто»

Лев Иосифович Шаховской поставил бокал на стол и посмотрел на сидящего перед ним человека, толстого, представительного мужчину в золотых очках.

— Ну, — сказал Шаховской, — как тебе коньячок?

— Хороший, — кивнул толстяк. — Плесни-ка еще.

Лев Иосифович наполнил бокал толстяка коньяком, затем плеснул чуть-чуть себе.

— Ну, будем, — сказал он.

Они выпили. Зажевали лимоном. Представительный толстяк поправил пальцем очки и спросил:

— Ну, так как по поводу моего предложения, Лева?

Лев Иосифович задумчиво сдвинул брови:

— Предложение хорошее, Тони. Правда, небезопасное. Честно тебе скажу: если бы ко мне кто-нибудь другой с этим пришел, я бы прогнал его взашей. Сам знаешь — я не люблю рисковать. Но я слишком хорошо помню, как ты помог мне разобраться с тем идиотским делом… Ну, помнишь, семь лет назад?

— Смутно, — улыбнулся Антон Сергеевич Кусков. — И вообще, что было, то было. Давай-ка еще выпьем. Возможно, это поможет тебе созреть.

Лев Иосифович вновь наполнил бокалы.

— За «Университетский проспект»? — полувопросительно провозгласил он.

— За него! — кивнул в ответ Кусков.

Они снова выпили.

Лев Иосифович откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Кускова.

— После такого тоста спрашивать про выгоду, по меньшей мере, неприлично, — негромко сказал он, — но все-таки… Что я лично буду с этого иметь? Сам понимаешь, пробить такое дело будет стоить мне трудов и здоровья. А возможно — и места в совете.

— Не волнуйся. — Кусков самодовольно улыбнулся и весело подмигнул Льву Иосифовичу. — Я придумал, как тебя обезопасить. Я не подставляю товарищей по братству, ты ведь знаешь. Мы будем действовать через подставных лиц. У меня уже готова схема.