Сулейман нехотя остановился. Посмотрел на Марата и нахмурился:
— Ну чего еще?
Тонкие губы Марата расползлись в отвратительную змеиную ухмылку.
— Как ты думаешь, — медленно начал он, — что скажут твои мама с папой, если узнают, что ты играешь с нами в пристенок? Да еще и на деньги, которые они дают тебе на обед.
— Они не узнают, — твердо ответил Сулейман.
— Почему ты так уверен?
— Потому что они не сидят у окна и не следят за мной в подзорную трубу.
— Вот как? — Улыбка Марата стала еще более сладкой. — Достойный ответ, Сулейман. Но неумный, ох неумный. Что, если им кто-нибудь докажет, а? Неужели ты никогда об этом не думал?
— Думал, — кивнул Сулейман, чувствуя, как вспотела его рука, сжимающая честно выигранные рубли. — Но для этого нужно, чтобы среди моих друзей завелся стукач. А среди моих друзей нет стукача. Или… — Сулейман пристально взглянул в глаза Марату и прищурился. — Или все-таки есть?
Зрачки Марата хищно сузились. На широких скулах выступили розовые пятна.
— Кого это ты имеешь в виду, Сулейман?
— Никого. Я просто так сказал.
Сулейман дернул плечом, сбрасывая руку Марата, и двинулся было дальше, но сильные пальцы старшеклассника сомкнулись на его шее.
— Нет, постой! Ты что, щенок, намекаешь на то, что я могу настучать твоим родителям?
Сулейман попробовал высвободить шею, но не смог — Марат держал крепко и больно. И тогда Сулейман окончательно понял, что от возмездия за выигрыш ему не уйти. И тут ему стало по-настоящему страшно. Марат считался хорошим бойцом. Кроме того, он был старше Сулеймана на полтора года и выше на полголовы. Дело осложнялось тем, что убежать не было никакой возможности. Тогда Сулейман собрал волю в кулак и сказал:
— Марат, я не хочу с тобой драться. Но если ты собираешься отобрать у меня деньги, то я предупреждаю сразу — у тебя ничего не выйдет. Это мой выигрыш.
Марат откинул назад круглую голову и ехидно рассмеялся:
— Видали? Не хочет он, а! Выигрыш еще надо заслужить, понял, щенок? И я заберу его у тебя — по од-ной-единственной причине. Хочешь узнать — по какой?
— По какой?
Марат стер ухмылку с лица. Его серые глаза стали холодными и острыми, как бутылочное стекло. Он хищно прошипел:
— Я сильнее.
Сулейман увидел, как рука Марата сжалась в кулак. Дальше все произошло почти машинально. Сулейман не стал ждать удара и, повинуясь природному инстинкту, ударил первым. Удар пришелся Марату под дых. Пальцы, сжимающие шею Сулеймана, разжались.
— Ты… Ты… — прохрипел Марат, хватая воздух широко открытым, как у рыбы, ртом.
Дальнейшие действия Сулеймана были результатом двухлетних тренировок. Не давая противнику очухаться, он довершил начатое двумя ударами в подбородок. Марат отлетел к стене, но быстро пришел в себя и выбросил вперед длиннющую правую руку. Если бы удар Марата достиг цели, Сулейману бы точно не поздоровилось. Но не для того Сулейман два года занимался боксом, чтобы дать себя победить. Он ловко поднырнул под кулак противника и нанес тому два сокрушительных удара по корпусу. Затем, не сбавляя темпа, провел комбинацию с левым хуком и закончил дело коротким и сильным боковым с правой.
Этого оказалось достаточно. Марат повалился на землю, зажал окровавленное лицо ладонями и завизжал, как грязная свинья.
— Еще раз ко мне полезешь — убью, — пригрозил обидчику Сулейман, повернулся и, гордо подняв голову, отправился в кондитерскую.
С этого знаменательного дня Сулейман окончательно поверил в свои силы и отныне готов был вступить в схватку с любым противником, каких бы крупных размеров тот ни был и каким бы страшным ни казался со стороны.
2
В конце шестого класса Сулейману надоело подставлять голову под кулаки разных недоумков, и он решил покончить с боксом. К тому времени он окончательно понял, что драка на улице, когда нужно отстоять свою честь или наказать обидчика, — это одно, а дурацкое махание кулаками на ринге, ради того чтобы получить никчемный кусок бумаги с надписью «диплом» или «грамота», — это совсем другое.
Сулеймана увлекла другая игра — футбол! Здесь тебе не приходилось уворачиваться от чужих кулаков, чтобы затем самому обрушиться на противника серией бессмысленных ударов. Нет, в футболе все обстояло иначе. Он был похож не на заурядную драку, а на настоящее сражение со своей стратегией и тактикой, такое, какое показывают в фильмах про войну.
В футболе был свой генерал — тренер, свои товарищи по оружию, на поддержку которых ты мог всегда рассчитывать и которые в свою очередь ждали от тебя такой же помощи. Сулейману нравились комбинации, разыгрываемые командой, нравилось обводить противников, особенно, когда их было много, пробивать точные пасы и — ну конечно же! — бить по воротам.
Ни в одном из своих боксерских поединков Сулейман ни разу не чувствовал такой радости, такого пьянящего восторга, как после точного удара по воротам. «Молодец!» — радостно говорили Сулейману партнеры по команде, похлопывая его по плечу. «Красавец!» — кричали ему с трибун. «Герой. Хорошо вставил», — хвалил его тренер. И Сулейман чувствовал себя настоящим красавцем и героем.
Может быть, поэтому его успехи и достижения в футболе оказались гораздо значительнее, чем в боксе.
В отличие от футбольных дел, личная жизнь Сулеймана Табеева складывалась не самым лучшим образом. Окончив восьмой класс, он отправился с друзьями в летний спортивный лагерь. С утра — зарядка, пробежка, потом душ и легкий завтрак. Затем — многочасовые тренировки. Зато вечер был в полном распоряжении друзей. Частенько выбирались они после отбоя через узкое окно. Передвигаясь короткими перебежками от куста до куста, чтобы, не дай бог, не попасться на глаза тренеру, ребята достигали забора и, перемахнув через него, оказывались на свободе.
До ближайшего дачного поселка было не больше трех километров — расстояние плевое для таких тренированных парней, какими были Сулейман и двое его друзей.
В дачном поселке они пускались во все тяжкие: воровали яблоки, груши, сливы — все, что можно было запихать в рот и за пазуху. Возвращались они часа через два — уставшие, но довольные. Ночные вольницы были хорошей отдушиной после тяжелого дня с его железным распорядком, режимом, тренировками и тому подобными вещами.
Как-то раз на ночь глядя разыгралась гроза. Лил дождь, в небе полыхали молнии, гремел гром. Друзья Сулеймана побоялись отправляться на поиски приключений в такую погоду, однако самого Сулеймана гроза не остановила.
К дачному поселку он добрался совершенно вымокшим. На улице, как и ожидалось, не было ни души. Сулейман перемахнул через ближайший забор и принялся обрывать сливовые деревья, распихивая сливы по карманам, набивая ими пластиковый пакет.
В самый разгар сборов дверь дома тихонько скрипнула. Сулейман быстро пригнулся и спрятался в тени густо усыпанной плодами сливовой ветви. Дверь открылась, и на порог упал сноп желтого электрического света. Сулейман замер, прижимая к груди пакет со сливами.
На крыльцо вышла девушка. Лица ее было не видно, лишь четкий абрис стройной, гибкой фигуры. Девушка вытянула вперед руку, проверяя, идет ли еще дождь. Дождь все еще накрапывал. Девушка прикрыла за собой дверь, постояла немного, чтобы глаза привыкли к темноте, затем быстро спустилась по ступенькам и направилась по асфальтовой дорожке к небольшой деревянной бане в самом конце сада.
Она прошла так близко от Сулеймана, что он почувствовал запах ее духов. Сердце Сулеймана учащенно забилось.
Тем временем девушка подошла к бане, вставила ключ в замочную скважину и с мягким щелчком повернула его. Дверь распахнулась. Девушка быстро вошла в предбанник, включила свет и закрыла за собой дверь.
Сулейман сидел в своей засаде ни жив ни мертв. Нет, он не испугался, что его найдут и схватят. Такие пустяки никогда не пугали Сулеймана. Сердце Сулеймана учащенно билось, но совсем по иной причине. Девушка была так хороша, так плавно ступала по асфальтовой дорожке длинными, стройными ногами и так прекрасно пахла, что Сулейман почувствовал внизу живота сладостное томление.