— Ох, Эли, — сказала Мария, — что ты делаешь?

Эли прошел через всю комнату и передал Марии подарок.

Она улыбнулась ему, развязала ленту и открыла коробочку.

— Боже мой, — ахнула она, когда увидела, что внутри, — «Амуаж»!

— Говорят, это самые дорогие духи в мире, — сказал Эли.

Мария поднесла к шее золотистый флакон из свинцового хрусталя:

— Ты меня балуешь! Спасибо, Эли. — Она протянула духи Ричарду. — Представляешь, что он подарил мне?

Ричард ничего не ответил.

Когда Мария открыла флакончик, воздух наполнился ароматом духов. Роза, жасмин, майский ландыш, сандаловое дерево, босвеллия…

— Ты заслуживаешь того, чтоб тебя баловали, — сказал Эли и снова обратился к ее мужу: — Итак, Ричард, как же мы поступим с этой женщиной по имени Коттен?

Ричард Гапсбург почувствовал, что у него вспотела макушка.

— Мы не можем ее убрать. Ты сам это постоянно говоришь.

Его голос звучал резко, и он постоянно жалел о своей нервозности. Он повернул часы циферблатом на запястье. Его не интересовало, сколько сейчас времени. Просто надо было казаться невозмутимым, уверенным в себе, а если он проверит, который час, то создаст нужное впечатление.

Со всей сдержанностью, на которую был способен, Ричард произнес:

— Она исчезла из поля зрения, по крайней мере, сейчас. Мы уже дискредитировали ее, а теперь еще и травмировали ее психику. Она стала свидетельницей невыразимого ужаса и увидела нечто явно потустороннее. Она никому не расскажет — кто ей поверит? Все решат, что она снова хочет создать сенсацию, попасть в заголовки газет и оправиться после недавнего провала. Да и сама она ни в чем не уверена, хотя в глубине души, возможно, и считает, что все это — дело наших рук. — Ричард одернул манжеты, довольный своим ответом.

— Тебе известно, где она сейчас? — спросил Лэддингтон.

— Она убежала в джунгли, как я и предсказывал. — Ричард намеренно выбрал слово «предсказывал». — Насколько нам известно, пока что она не проявлялась.

Лэддингтон прошел по турецкому ковру, сотканному в девятнадцатом веке, остановился и погладил голову бенгальского тигра, который навсегда застыл, приготовившись к прыжку.

— Она всегда будет нашей проблемой, Ричард. Для этого она и была создана.

Ричард прекрасно знал не только кто эта женщина, но и то, что в ближайшем будущем она никуда не пойдет. Благодаря его идеально продуманному плану они получили передышку. Неужели Лэддингтон не может поблагодарить за это?

Ричард подавил раздражение, которое рвалось наружу:

— Я хочу сказать одно: мы напугали ее настолько, что она предпочтет остаться в тени. Она уже не захочет разыскивать ни нас, ни табличку.

Лэддингтон вернулся к каминной полке за коньяком и сделал маленький глоток.

— В ближайшее время, видимо, не захочет. — Он с наслаждением смаковал бархатную влагу. — Но будь начеку, Ричард. Представь, что ты ювелир, который, не отводя глаз, смотрит через лупу на драгоценный камень. Ты должен следить за каждым ее шагом, каждым движением, каждым вздохом. Она — наша ахиллесова пята, Ричард. Коттен Стоун — наша Немезида.

Сначала Коттен услышала гулкие шаги, почувствовала, что руки болтаются в воздухе, а кровь прилила к голове. С трудом открыла глаза.

Ей стоило больших усилий сосредоточиться.

Пятки. Она смотрела снизу вверх на загрубевшие босые пятки старика, бредущие по тропинке через джунгли. Ее несли, и костлявое плечо впивалось в живот. Она висела вниз головой, подбородок ударялся о вспотевшую кожу.

Спутанные, беспорядочные мысли носились в голове, но ничего определенного. Она застонала.

В ушах загудело, потом гудение превратилось в звон, и она поняла, что теряет сознание.

Дым.

В носу щипало от дыма. Коттен отвернулась.

Послышалось пение.

Пели ритмично, низким голосом. Что это за язык?

Одни и те же слова повторялись вновь и вновь, а потом резкий запах дыма снова достиг ее ноздрей.

Коттен повернулась набок и застонала.

Что-то влажное — видимо, кусочек мокрой ткани — омочило ее губы. Питье. Язык прилип к нёбу, а в горле пересохло так, что оно пылало.

Еще немного влаги из той же ткани просочилось сквозь губы.

Вода. Сладкая-сладкая вода.

Пение прекратилось, а запах дыма стал слабее.

Сознание начало проясняться. Наконец она заставила себя поднять веки.

Мужчина с черными глазами, выделявшимися на темно-оливковом морщинистом лице, смотрел на нее сверху вниз. Затем поднял бровь.

— Хорошее лекарство, — сказал он.

Коттен заморгала.

В поле зрения оказалось другое лицо, глаза уставились на нее из-за плеча мужчины. Это было лицо женщины, загрубевшее, с черными сверкающими глазами и волосами, крепко стянутыми у затылка.

Кто они такие? Зачем принесли ее? Коттен ничего не понимала. Неужели они прочесывали их лагерь? Она отпрянула, когда мужчина придвинулся к ней.

— Хорошее лекарство, — повторил он и что-то сказал женщине.

Та кивнула и с улыбкой сказала что-то на непонятном языке — Коттен показалось, что это язык кечуа. В интонациях не было ничего угрожающего. Может быть, они и не хотели сделать ей ничего плохого.

Мужчина тоже улыбнулся. У него были идеальные белые зубы.

— Ах, — сказала женщина и скрылась из виду.

У Коттен болела голова, особенно с правой стороны, прямо над глазом. Она осторожно дотронулась до этого места кончиками пальцев. Там была какая-то повязка, плотная и липкая.

— Хорошее лекарство, — повторил мужчина.

Снова появилась женщина и поднесла к ее губам маленький кувшин.

— Пей, — сказал старый индеец.

Она пригубила жидкость, а женщина улыбнулась и что-то сказала, явно чтобы ободрить Коттен и уговорить ее попить еще.

Коттен поняла, что это не вода. Жидкость имела фруктовый привкус, кислый, но вовсе не неприятный. Она сделала глоток и почувствовала, как смягчается горло. Немного жидкости вытекло изо рта на шею.

Что-то быстро говоря, женщина села поудобнее и приподняла голову Коттен.

Та сделала большой глоток, и женщина снова опустила ее голову на циновку.

— Спасибо, — сказала Коттен.

Сухость во рту наконец прошла. Она огляделась и увидела, что лежит в хижине из тростника и досок. Над головой висели прикрепленные к балке — она не знала, как это назвать, — украшения. Набор красивых разноцветных перьев — красных, желтых, зеленых, бирюзовых; свежие и высушенные растения; веревки.

Мужчина заметил ее интерес, встал и снял один из предметов, чтобы дать ей посмотреть. Нечто вроде стеблей злаков, у основания перевязанных грубым шнуром. Он погладил предмет большим пальцем и развернул, чтобы показать содержимое.

Она почти сразу поняла, что перед ней. Внутри была нанизанная на нитку длинная полая белая кость.

— Кондор, — сказал мужчина, отодвигаясь.

Он подошел к маленькой ямке, вырытой в земляном полу. Из ямки поднималась кольцами тонкая струйка дыма и уходила сквозь тростниковую крышу.

Мужчина сел на корточки, опустил кость в яму и держал ее, пока та не занялась. Тогда он задул огонь, и кость стала тлеть и дымиться.

Он поводил костью у себя под носом и несколько раз вдохнул дым. Потом вернулся к Коттен и поводил костью перед ней, чтобы дым вдохнула и она. Помедлив, она так и сделала. Это был тот же запах, тот же дым, которым был полон воздух, когда она проснулась.

— Дым отгонит злых духов. Кондор унесет их прочь. — Мужчина взял ее руку и приложил к повязке на голове. — Они уйдут вместе с кондором.

Амулеты и талисманы, подумала Коттен. Вот что висит над головой. А он — знахарь, шаман, лечит ее раны.

Неожиданно она вспомнила, как бежала из лагеря к Риманчу и упала. Наверное, ударилась головой и потеряла сознание.

— Сколько я уже здесь?

Он протянул руку к палке, прислоненной к корзине, и поднес ее к глазам Коттен. На очищенной от коры палке было сделано три надреза.