— Проверить и доказать подлинность — не одно и то же, детка. Ты сама знаешь это лучше любого другого. — Он помедлил. — Я просто не хочу, чтобы с тобой вышло, как с Джеральдо, который открывает сейф Аль Капоне [1], или еще хуже, как с Дэном Рэзером [2]. Надеюсь, ты меня понимаешь.
— Один палеонтолог обследовал эту кость. Сказал, никаких сомнений.
— Коттен, ты сама себя послушай. Ощущение такое, что ты готова поверить чему угодно. Какой-то Джилли… ведь так зовут торговца? Черт, в этом Техасе сплошные Джилли.
— Еще попадаются Джорджи У. и Линдоны. Но если честно, он так и представился: Джилли.
— Ладно, всяко лучше, чем Глубокая Глотка [3]. Итак: Джилли из Техаса, у которого папа коллекционирует всякое ископаемое барахло и держит у себя склад костей динозавров, находит эту невообразимую кость в отцовском подвале, в ящике с кучей других костей. Он звонит тебе втихаря и предлагает сенсационный сюжет за разумное вознаграждение, хотя может за бешеные деньги продать кость на черном рынке. Но из чистого великодушия он…
— Да нет, великодушие тут ни при чем. Обыкновенный расчет: если сюжет выдаем мы, то к нему в лавку окаменелостей доллары потекут рекой. У него есть другой вариант: он продает кость на черном рынке и получает столько же за один раз, но без всякой помпы. И он выбирает то же самое, но с помпой.
— А что за палеонтолог? Он откуда взялся?
— Угомонись, Тед. Ну почему ты не можешь просто за меня порадоваться?
— Потому что ты для меня как родная дочь. Я за тебя беспокоюсь. Не хочу, чтобы ты на пике популярности села в лужу.
Коттен откинулась на сиденье и посмотрела на спидометр. Восемьдесят девять миль, а здесь разрешено не больше шестидесяти пяти, и она отпустила педаль газа. Тед и в самом деле беспокоился за нее.
— Его фамилия Уотерман. Доктор Уотерман. Я познакомилась с ним на банкете для журналистов, который устраивали в Музее естественной истории месяца два назад. Все вышло прекрасно. Он согласился съездить в Техас. Естественно, дал письменное обязательство не разглашать эту информацию, пока мы не пустим ее в эфир. Пришлось постараться, чтобы Джилли согласился показать кость Уотерману. Теперь о ней знают только крупные шишки в Эн-би-си, Уотерман, Джилли, я, а теперь еще и ты. Если узнают, что я болтаю об этом с конкурентом, меня тут же уволят.
— Уотерман, — повторил Тед. — А как его зовут?
— Генри… нет, Гарри. Гарри Уотерман. А зачем тебе?
— Просто из любопытства. Может, попробую навести о нем справки.
— Он написал на канал письмо, где подтвердил свое заключение, что кость подлинная. Если бы не это письмо, думаю, они не стали бы раскошеливаться.
— Стало быть, нацелилась прямо в вечерние новости?
Коттен напряглась от предвкушения. Она снова на вершине. Сегодня вечером ее лицо появится в каждой гостиной. Господи, как ей это нравилось.
— Ну да, — сказала она. — Сегодня великий день.
— Пожалуй, мне стоит озадачить свою команду.
Коттен уловила в его тоне предупреждение.
— Что ты имеешь в виду?
— Только представь, какие будут последствия этого сюжета. Как ученые и религиозные фундаменталисты воспримут доказательство, что Библия верна в самом буквальном смысле. Кое-кому придется съесть свою шляпу — или, может быть, бифштекс из бронтозавра.
— Никогда не отказывалась от хорошего жаркого, — сказала Коттен.
Секунды на три воцарилось молчание, затем Тед наконец ответил:
— Будь осторожна, детка.
— До скорого, Тед, — попрощалась Коттен и захлопнула крышку мобильника.
Она всмотрелась в низкие набухшие серые тучи. Может быть, ей самой придется увидеть превращение Пэлакси-ривер.
Впереди показалась потертая вывеска: «Магазин и лавка окаменелостей Джилли. Расстояние — одна миля». Вот оно. Этого мига она ждала. Сюжет, который снова вознесет ее на вершину. Один такой сюжет уже был — заговор Грааля. Но сейчас… Неопровержимое доказательство того, что человек жил в эпоху динозавров. Ее «пятнадцать минут славы» должны продлиться подольше.
Во время последнего приезда в Глен-Роуз Коттен проехала две лишние мили, чтобы заглянуть в Палеонтологический музей. Ее потрясли экспонаты — особенно следы людей и динозавров. Она поговорила с несколькими людьми, и все они твердо отстаивали свои убеждения. Посмотрим, что они скажут, когда услышат ее репортаж.
Когда Коттен Стоун остановилась на засыпанной гравием парковке у местного объекта паломничества туристов, она почувствовала уже знакомый прилив радостного волнения. За последние два года она сделала несколько сенсационных сюжетов: когда дважды отыскала Святой Грааль; когда заставила Ватикан открыть свои тайники и вернуть иудеям менору Второго Храма, которую в 70 году нашей эры привез в Рим император Тит; когда рассказала об удивительной находке — древнейших свитках, обнаруженных в пещерах у Мертвого моря; когда первой сообщила о том, что обнаружены тридцать сребреников, которые заплатили Иуде Искариоту за предательство Христа. Но главное достижение — впереди. Когда дело касалось сенсаций, связанных с религией, в эфире Коттен Стоун не было равных. И вот теперь она собиралась мимоходом разрушить главную научную теорию — теорию эволюции — прямо здесь, жарким полднем, на пыльной техасской трассе. Она гнала машину, уже чувствуя прилив адреналина.
Коттен поставила машину за фургоном Эн-би-си отделения «Даллас/Форт-Уорт» с видеооборудованием, припаркованным прямо перед лавкой Джилли. Телевизионщики были готовы передать ее новый сюжет, который изменит мир, сначала вверх — к орбитальному спутнику, а потом — вниз, к замершей в ожидании аудитории. Она покажет миру кость динозавра, в которой застрял наконечник копья — доказательство того, что человек жил 150 миллионов лет назад, бок о бок с динозаврами.
Вылезая из машины, Коттен взглянула на затянутое тучами техасское небо. А теперь крепче держитесь за стулья, иначе свалитесь, подумала она. Коттен Стоун снова собиралась взорвать вечерний эфир.
Всего через неделю с того момента, который должен был стать ее звездным часом, Коттен Стоун снова стояла перед камерами. Но сейчас ее щеки не пылали от радостного волнения, а в голосе не было торжества. Глаза были густо накрашены, чтобы веки не казались такими опухшими. Она вся поникла, а когда заговорила, ее голос дрожал от стыда.
— Я хочу принести извинения всем тем, кого я ввела в заблуждение или оскорбила, — говорила Коттен, стараясь не смотреть в камеру. Она уставилась в заготовленные записи, чувствуя взгляды собравшихся в студии, кожей ощущая их презрение. — У меня не было намерения обманывать или участвовать в обмане зрителей канала Эн-би-си и его филиалов. Я не собиралась лгать. Меня обвиняют в том, что я игнорировала доказательства того, будто реликт, теперь известный как «кость творения», — умело сфабрикованная фальшивка. Искренне заявляю: у меня не было никаких данных о том, что реликт является подделкой, и я не желала никого обмануть. Если я нанесла кому-либо моральный ущерб, то глубоко сожалею об этом. Надеюсь, вы меня простите.
Коттен разжала пальцы, и листки бумаги рассыпались по полу студии. Она вышла из-под света прожекторов, а потом — из студии. Никто не проводил ее. Никто не попрощался с ней. Путь до дверей, прочь от этого жуткого молчания, показался бесконечным.
На улице толпились люди. Корреспонденты защелкали фотоаппаратами и наперебой стали выкрикивать вопросы:
— Скажите, мисс Стоун, правда ли, что вас принудили отказаться от своих заявлений?
— Будете ли вы и дальше искать доказательства истинности библейской версии происхождения мира?
— Что вы собираетесь делать теперь, после увольнения?
Она увидела Теда Кассельмана, стоящего рядом с такси.
Он помахал ей рукой, а когда она подошла, открыл дверцу.