– Не беспокойтесь, отче, – прокашлял Лири, – сейчас Алби молока принесет, согреем, выпью с ложкой меду и прилягу. Сон – лучшее лекарство!

– Трудно спорить, – вздохнул святой отец. Потом поглядел на осунувшееся лицо монаха и с сомнением покачал головой: – Не уверен я, что сон тут поможет. Даже и в тепле. Схожу-ка я за лекарем!..

– Это лишнее, отче, – поморщился брат Лири, натягивая плед на голову. – Я крепкий. Вот увидите – с утра буду как новенький…

Очередной приступ булькающего кашля весьма наглядно опроверг оптимистический настрой болящего. Аббат сдвинул брови, ссыпал бесполезные бутылочки обратно в торбу и поднялся с лавки:

– Нет уж! Этак вы совсем сляжете. Брат Даллан, позаботьтесь о нем, а я все-таки схожу вниз, спрошу хозяина насчет лекаря… Сдается мне, нам нужно кое-что посущественней молока да отдыха.

– Хорошо, – кивнул слепой, откладывая в сторону одеяние. – Идите с Богом, отче! Я присмотрю за братом.

Аббат благодарно склонил голову, как всегда забыв о том, что могучий монах его не видит, накинул свой плащ и вышел. Даллан повернулся к Лири:

– Ты бы прилег. Давай я тебе прямо у камина постелю?..

– Сам постелю, – просипел монах. – Не при смерти же. И что за фантазии у аббата? Подумаешь, кашель…

– Кашель нехороший, – прогудел слепой. – Отец Бэннан правильно сделал, что за лекарем пошел. Ты ложись. И еще плед сверху набрось, чтоб теплее было. Вот, возьми мой.

– Спасибо. – Лири принял скатанный валиком плед, перетащил свой матрас поближе к огню и, закутавшись, словно гусеница в кокон, улегся. – Даллан, ты бы сам прилег. Завтра с рассветом отправимся.

– Ничего, – махнул рукой тот. – Мне и пяти часов хватит, чтоб выспаться. А одеяние надобно просушить… И еще Алби вернуться должен.

– Проголодался?

– Есть маленько…

Но когда долгожданный Алби наконец переступил через порог, неся в руках котомку с провизией, кормить оказалось уже некого. Братья спали вповалку. Тихо постанывал во сне измаявшийся брат Колум, глухо кашлял простуженный брат Лири, а у камина, опершись на навершие трости, сопел брат Даллан. Рядом валялось сползшее с его колен недосушенное одеяние.

– А есть что, никто не будет?.. – растерянно пробормотал Алби, прикрывая за собой дверь. Понятное дело, ему не ответили. – Ну вот. Битый час торговался, и все зазря… Ну да что уж!.. На завтрак-то, чай, еще как пригодится!

Он тихонько, чтоб никого не разбудить, пробрался меж матрасов к камину, пристроил на его широкой крышке свою котомку, поднял с пола одеяние брата Даллана, подумал, повертел в руках и аккуратно разложил на свободной части лавки. И позвал:

– Отец Бэннан! Вы спите? Вы где?

Снова не дождавшись отклика, послушник вздохнул, зевнул во весь рот и скинул плащ. Огляделся в поисках места, куда бы можно было его пристроить – крохотная комнатушка и без того была забита людьми, матрасами, баулами… Крестьянин почесал в затылке и склонился над наваленными в углу мешками.

У дверей на своем матрасе сонно завозился Годфри:

– Алби, ты, что ли?.. Я думал, крысы…

– Ты спи, – обернулся послушник. – Щас свою торбу найду, плащ приберу и тоже лягу. Чего ужина-то не дождались?

– Спать охота, – зевнул Годфри, снова ткнувшись лицом в подушку. И засопел.

Алби улыбнулся. Окинул взглядом комнату, выискивая свободный матрас, такового не нашел и притулился возле Галена. Мальчишка был щуплый, много места не занимал, а вдвоем оно даже теплее…

Не прошло и минуты, как все члены общины братьев-аскетов спали мертвым сном. Переход был длинным и утомительным… Вернувшийся через пару часов аббат, взглянув на сонное царство, хмыкнул добродушно, склонился над братом Лири и легонько тронул его за плечо. Тот открыл глаза и вопросительно посмотрел на него снизу вверх.

– Все в порядке, брат мой, – тихо шепнул аббат, боясь разбудить сподвижников. – Врачевателя я не привел, уж больно время позднее… Но лекарство от вашего недуга он мне дал. Хорошее лекарство. Сказал, то, что нужно.

– Было бы неплохо, – кивнул брат Лири. И принял из рук святого отца крепко закупоренный пузырек. – Как принимать?

– Непосредственно по мере необходимости, половину склянки. Но только на полный желудок. Лекарь предупредил, средство сильное…

– Это хорошо, – обронил монах, аккуратно пряча пузырек на груди. – Даст Бог, справимся!.. Вы ложитесь, отче. Скоро уж рассвет…

Аббат Бэннан кивнул, снял с лавки высохшее одеяние брата Даллана и улегся на освободившееся место. Подложил ладонь под голову, повертелся, устраиваясь удобнее на жестком своем ложе, и смежил веки. В комнатке стало совсем тихо. Большая облезлая крыса, высунув нос из щели в полу, пошевелила усами и ловко вскарабкалась на камин. Ткнулась острым носом в принесенный послушником мешок со снедью, прижала уши и принялась тихонько выгрызать дыру в холстине. Люди спали… Но не все. Один из них, лежа с закрытыми глазами, чутко прислушивался к обманчивой ночной тишине. А пальцы его левой руки, закинутой за голову, привычно поглаживали неровные бугорки шрама на затылке.

Длинного шрама, оставленного каленым железом.

Ивар, позевывая, задрал лицо кверху и посмотрел на небо. Оно светлело с каждой минутой – приближался рассвет. Скоро смена караула. Лорд Мак-Лайон тихонько скосил глаза в сторону ворот, где, подпирая спиной забор, клевала носом пара наемников, еще раз демонстративно зевнул и, не поворачивая головы, сказал негромко:

– Финви, поди сюда. Иди-иди, кухня обождет. Я же знаю, это ты там шастаешь… только не высовывайся, так поговорим.

– Глаза у вас на затылке, что ли?.. – с тяжелым вздохом донеслось из приоткрытого оконца столовой. – Ну вот он я, здесь. Чего изволите?

– Ты там один в комнате? Рядом нет никого?

– Бог с вами, сударь! Хозяева, понятно дело, почивают, а прислуга тока-тока глаза распахнула. Кухарка печь растапливает, младших за водой услала… Никого нету.

– Ночью не дрых? Все сделал, как я тебе велел?

– В точности, – отрапортовали из окошка. – Бдел, пока все не угомонились.

– И?

– Ну что… Молодые господа, Эрик с Энгусом, в карты полночи играли. Опять же пили, дело понятное!

– Понятное, говоришь? – пробормотал Ивар. – Ну ладно – Энгус! А уж Эрик, святоша наш?..

– Пил как миленький, – доложил Финви. – Он посты, мож, и соблюдает, да только от винца доброго все одно не откажется. К тому ж господин Энгус жуть до чего в карты везуч – тут и трезвенник с горя запьет… Глава дружины вон чуть не запил неделю назад – когда вождев племянник у него пояс выиграл! С бляхами серебряными, дорогущи-и-ий!.. Грихар, конечно, после отыгрался и свое вернул, но теперича только хмельное на кон ставит, обжегшись-то… И все одно через раз в пух проигрывается. Вот молодые господа и гуляют, считай, каждый день!

– Каждый?

– Ну как хозяин изволил приказать из дому никому не отлучаться, так они и шалят. У господина Энгуса подружка есть, скучает он по ней, вот вином страдания и заливает, значится…

– А! Дочка мельника. Знаю… Весь в братца сводного. Того, помнится, тоже все на простолюдинок тянуло. Гхм!

– Простите, сударь, а вы о чем это?..

– Не твоего ума дело. Допоздна играли, говоришь?

– Часов этак до трех. А потом разошлись. То есть господин Энгус к себе ушел, они у господина Эрика обыкновенно время проводят. Оно и понятно – старший хозяин ежели увидит, дак обоим нахлобучит за выпивку-то. А его покои в аккурат рядышком с покоями госпожи Мак-Кана и комнатой господина Энгуса… Вот тот к брату и бегает, чтоб не поймали. Только вчера и у себя мог бы. Не до него хозяевам было – так ругались, жуть!

– Так уж прямо и жуть? – вздернул бровь Ивар. – И кто с кем ругался?

– Вождь с супругою, – шепотом ответил Финви. – Я уж думал, до драки дойдет! Вождь-то, он того… мужчина с характером. И с кулаками, ага… А почему ругались, так тут, уж простите, сударь, я и сам не понял толком. Госпожа Кара хозяину все пеняла, что он, мол, против клана и совести идет, что так-де никак неможно, а что неможно – черт их разберет. Хозяин сразу как пошел шипеть – рот, мол, прикрой, женщина, да на себя оборотись! Была б сама без греха, тогда, мол, еще куда ни шло…