Госпожа Танака предпочла проигнорировать мои извинения. Она скривила губы, а брови нахмурила, превратив лоб в баррикаду из морщин. Старушка бросила взгляд на окно моей спальни, словно в насмешку над ней оттуда в любой миг могла выглянуть непослушная Марико.

– Сегодня вы задвинули занавески в спальне, – заметила она.

Обычно, уходя на работу, я всегда поднимаю занавески. Чем не доказательство того, что в спальне кто-то есть?

– До чего же я стал забывчив! – неубедительно пожаловался я.

– Ладно, господин Сато, – обиженно пропыхтела старушка, – я знаю, вы ненавидите опаздывать на этот ваш поезд.

Госпожа Танака давала понять, что недовольна мною. Обычно по утрам она жизнерадостно болтала, совершенно не заботясь о том, успею ли я на поезд. Теперь же старушка пожелала мне удачного дня и с независимым видом направилась к своей двери. Мне стало грустно. Хотя моя частная жизнь не касалась никого, кроме меня, я чувствовал, что незаслуженно обидел госпожу Танаку.

Прошлую ночь я провел на матрасе в пустующей комнате, скользя по кромке сна, но так толком и не заснув. Раз десять я вскакивал от шума ветра в трубе, кошачьих криков на крыше, от каждого скрипа и шороха, которые издавал дом. Я таращился в темноту, пока книжный шкаф и виолончель не приобрели причудливые и пугающие формы. Я не привык к тому, что в соседней комнате дышит живое существо, поэтому постоянно прислушивался к тому, как Марико ворочается и дергается, погруженная в скорбные сны. Я не знал, как помочь ей, поэтому всю ночь просто сторожил ее сон, ожидая, что горе вырвется на поверхность. Меня преследовало ощущение, что в соседней комнате тикает бомба с часовым механизмом.

Увидев се, я выронил портфель на сырую траву. Я подбежал к ней, сердце билось, как сумасшедшее.

– Марико! – позвал я.

Она лежала на пороге, словно куча мокрых листьев. Я опустился на колени и потряс ее плечо.

– Марико!

Я испугался – Марико казалась такой безжизненной и податливой. Одно жуткое мгновение я думал, что она мертва, а наш порог стал ее могильной плитой. Девушка лежала на боку: колени притянуты к груди, лицо закрыто ладонями, словно она защищалась от невидимого хищника. Я взял ее запястье – сердце мое упало, таким слабым был пульс. Я отвел волосы с лица. Несколько мокрых прядей приклеились ко лбу и блестели. Заметив, что ее губы разжались, я поднес руку ко рту, чтобы убедиться, что девушка дышит. Затем снова встряхнул ее.

– Марико!

Одной рукой поддерживая ее голову, а другой обхватив Марико за плечи, я попытался посадить ее прямо. Девушка была мягкой и бесчувственной, голова на лебединой шее запрокинулась назад – беззащитная жертва в руках вампира.

– Марико, выслушайте меня. Я вызову «скорую помощь». Они отвезут вас в больницу.

Из ее разжатых губ послышалось протестующее бормотание.

– Марико, вставайте, попытайтесь сесть ровно. Я вызову «скорую помощь».

Я поднял ее голову. Глаза немного приоткрылись. Сквозь ресницы, словно сквозь зазубренные пальмовые листья, Марико посмотрела на меня.

– Нет, – промолвила она еле слышно.

– Марико, я оставлю вас на минутку – сбегаю позвонить в «скорую помощь».

Глаза ее открылись шире. Я почувствовал, что она оперлась на мои руки.

– Нет, прошу вас.

– Марико, вам нужно в больницу.

– Нет! Я должна идти…

Девушка запаниковала. Взгляд ее заметался по сторонам.

– Вы очень больны. Давайте войдем в дом, – сказал я. – Вы можете встать?

Марико кивнула. Я открыл дверь и, подхватив Марико, поднял ее на ноги. С глубоким вздохом я взял ее на руки. Девушка оказалась даже легче, чем я предполагал – нижняя часть моей спины выдержала путешествие до спальни, забыв о подагре. От страха я двигался неуклюже. Марико дважды вскрикнула от боли, когда головой ударилась о дверной косяк. Боком войдя в гостиную, я положил Марико на диван. Полиэтиленовый чехол, предохранявший обивку от пыли, слегка скрипнул, когда я опустил голову Марико на подлокотник.

– Спасибо, – сказала Марико.

– Не за что, – ответил я.

Я включил свет и посмотрел на нее. На девушке был Кардиган персикового цвета с перламутровыми пуговицами и плиссированная юбка, к которой прилипла мокрая трава. На фоне ослепительной бледности лица щеки горели. Веки Марико снова закрылись, и я услышал ее дыхание, слабое и неровное. Чтобы избежать соседского любопытства, я задвинул шторы.

– Марико, – снова начал я, – вы хотите, чтобы я отвез вас в больницу?

Не открывая глаз, девушка покачала головой.

Я прошелся по ковру рядом с каминной полкой.

– Марико, – сказал я, – вы выглядите очень больной. Может быть, позвонить моему доктору? Нельзя оставлять вас здесь в таком состоянии!

– Я просто хочу спать.

Голос Марико был почти неотличим от тиканья каминных часов.

– Но болезнь может оказаться очень опасной!

– Мне просто нужно выспаться.

– Выспаться? Вы принимали какие-нибудь лекарства или наркотики?

– Нет, что вы, нет.

Марико возмутилась, что я подозреваю ее в таких ужасных вещах. Я пошел наверх за коробкой с лекарствами. Вытащив градусник, протер его стерильным тампоном и вернулся в гостиную.

– Марико, нужно проверить температуру, – сказал я.

Я вставил градусник ей в рот, затем отвернул манжету и отсчитал минуту по наручным часам. Затем вытащил термометр. Ртуть поднялась до отметки 37 градусов. Учитывая возможную погрешность, температура Марико не вызывала опасений. Я смущенно рассматривал девушку. По сравнению с опаловым цветом лба и подбородка щеки горели, как пламя, словно внутри Марико пылал скрытый пожар.

– У вас нормальная температура, – сказал я. – Что с вами случилось, Марико?

Тикали часы на каминной полке. Щелкал счетчик горячей воды, гудели трубы. Марико лежала тихо, ее конечности казались безжизненными и неживыми. И вот слезы заструились из глаз девушки.

– Мой отец умер, – услышал я ее ответ.

Я медленно и тяжело поднимался по лестнице. Марико спала у меня на руках. Не нужно было быть психиатром, чтобы понять, что Марико страдает от горя. Я все еще сомневался, не вызвать ли доктора? Наконец решил, что, раз у Марико нет температуры, не стоит тревожить доктора Соно в такой час. Подожду до завтра. Я положил Марико на кровать и смущенно отвел глаза – ее юбка слегка задралась. Затем снял с нее туфли с пряжками и поставил их рядом с кроватью. Я сомневался, снять ли с Марико носки – спать в носках вредно, это может вызвать грибковое заболевание. Затем решил, что, проснувшись утром босая, девушка может смутиться, к тому же за одну ночь с ее ногами не случится ничего страшного.

Я достал из чулана одно из твоих самодельных лоскутных одеял и накрыл Марико. Вид у девушки был все еще болезненный, но на лице появилось мирное выражение, словно у спящего младенца. Губы пересохли и потрескались. Хорошо бы помазать их кремом, но и здесь не обойтись без ее согласия.

Я смотрел на спящую Марико, и меня разрывали нежность и гнев. Часть меня требовала встряхнуть ее и потребовать объяснений – в какие игры она со мной играет? Почему у моего порога? Разве у нее нет больше знакомых?

Ты будешь рада узнать, что эти эгоистичные мысли задержались в моей голове ненадолго. Что значит мое неудобство перед ее тяжелой утратой? Я решил поговорить с Марико на следующий день. А сейчас ей нужно выспаться.

Задергивая занавески, я услышал, как Марико тихо хнычет во сне. Подошел к кровати и смотрел на нее до тех пор, пока не почувствовал неловкость – не хватало еще заделаться вуайеристом на старости лет! Уже выйдя из комнаты, я вспомнил ее вчерашнее странное признание. Несколько мгновений я испытывал сильное желание разбудить Марико. Только она сможет дать ответ – правда ли все то, о чем она говорила?

Благодаря дурному настроению госпожи Танаки я прибыл на работу в последнюю минуту. Присутствовали госпожа Хатта, госпожа Ямамото, временно отсутствовал господин Такахара. Госпожа Хатта что-то гудела себе под нос, меняя фильтр в аппарате для варки кофе. Госпожа Ямамото уже сидела за компьютером, просматривая почтовый ящик. Мы уже обменялись приветствиями, и я уселся за стол, когда в кабинет влетел Мацуяма-сан, размахивая листком бумаги.