Не могу описать, как я теперь сожалею о своей тогдашней скупости.

Около выхода я был атакован продавцом мобильных телефонов – коренастым самоуверенным юнцом с волосами, стоявшими торчком от геля. Измученный и расслабленный, я вяло отбивался от его приставаний, советов и предложений продемонстрировать товар. Юнец размахивал какими-то приспособлениями для мобильных телефонов, забывая упомянуть об исходящем от них вредном гамма-излучении. Наконец я отвязался от него и заспешил к выходу. Внезапно я услышал слабый голосок, еле различимый в грохоте торгового центра.

– Господин Сато, ведь это вы? Господин Сато?

Я оглянулся через плечо. Мне виновато улыбалась девушка. Лицо ее было обрамлено блестящей копной каштановых волос, фирменный пакет из универмага болтался в руке.

– Здравствуйте, вы меня помните? Я работаю в лаунж-баре «Сайонара». Пару недель назад вы заходили к нам.

Разумеется, я ее помнил. В тот вечер среди девушек в баре она была единственной японкой. Я удивился, что девушка оказалась вполне обычного роста. Вероятно, она выглядела крошечной лишь на фоне тех высоких американок.

– Да, конечно, помню, вы были так внимательны к нам в тот вечер.

Внезапно я устыдился своего осунувшегося лица и серых теней под глазами. По сравнению со мной девушка казалась свеженькой, как маргаритка. На ней был симпатичный жакет из коричневого вельвета в мелкий рубчик и модная юбка-шотландка. На ногах красными пряжками сияли туфли.

– Должен извиниться за свою ужасную память, но я не помню вашего имени.

– Марико, – отвечала она, – и не стоит извиняться, нас не представили друг другу.

На нас налетел ураган офисных служащих, направлявшихся к эскалатору в суши-бар. Не желая слушать их галдеж, я подождал, пока компания пройдет мимо.

– Сегодня вечером вы работаете, Марико-сан? – спросил я.

– Я работаю, – отвечала она, – каждый вечер, кроме воскресенья.

– Вы очень много трудитесь! – похвалил я ее.

Марико замотала головой, отвергая комплимент.

– Не так уж и много… А вы идете с работы, господин Сато?

– Да, я иду домой.

– Вы собираетесь еще раз посетить нас?

Я покачал головой.

– Не думаю.

Марико наклонила голову, на лице ее отразилась смесь недовольства и любопытства.

– Вот как… А почему?

Я не знал, что ответить. Мне не хотелось плохо отзываться о ее работе.

– Я не очень компанейский человек. К тому же равнодушен к спиртному.

Марико кивнула, очевидно, одобряя мой ответ.

– Что ж, если передумаете, вас всегда ждут в баре «Сайонара». Совсем не обязательно общаться с хостессами. Если вы просто захотите тихонько посидеть в уголке и послушать музыку, вас никто не побеспокоит. А я приготовлю вам какой-нибудь вкусный безалкогольный коктейль.

Да уж, с подобными способностями к убеждению она вполне могла бы трудиться в серьезной корпорации, а не проматывать свой дар, работая девушкой на побегушках в хостесс-баре.

– Вы очень добры. Возможно, я и зайду как-нибудь на днях, – пообещал я.

Я поправил очки на переносице, виновато сознавая, что вряд ли сдержу обещание.

Марико просияла.

– Значит, скоро увидимся. – Она бросила взгляд на часы над магазином «Унигло». Стрелки показывали 6.27. – Прошу прощения, я опаздываю на работу.

Мы распрощались, и ей удалось выжать из меня повторное обещание посетить бар «Сайонара». Проворно и изящно Марико заспешила прочь, и вскоре ее сверкающие красные пряжки затерялись в толпе.

Вот так и закончился день. На часах еще не было восьми, а челюсть моя уже болела от зевков. Я решил, что с меня на сегодня хватит.

Однако, прежде чем отправиться в постель, я зашел в пустующую комнату и обмотал деку виолончели тряпкой Она должна приглушить звук… Нет, только послушай меня! Идиот, совсем потерявший голову от глупых предрассудков!

Впрочем, если это утихомирит мое разыгравшееся воображение, то так тому и быть. Хоть какое-то логическое объяснение безумию. А мне и вправду пора в постель.

Субботним утром я проснулся, чувствуя себя отдохнувшим и поздоровевшим после двенадцатичасового непрерывного сна. Пока озябший солнечный свет пробирался в окно, я немного посидел за кухонным столом, раздражая язву желудка чашкой крепкого кофе. После завтрака облачился в теплый кардиган и свободные брюки и отправился на приятную пятнадцатиминутную прогулку до хозяйственного магазина. Когда я остановился в дверях, чтобы проверить содержимое почтового ящика, госпожа Танака высунула голову из окна ванной на втором этаже.

– Доброе утро, господин Сато.

– Доброе утро, госпожа Танака.

– Я не могу спуститься, господин Сато. Закрутила бигуди.

– Не стоит беспокоиться, госпожа Танака.

– Вчера я купила у мясника говядину. Превосходный кусок. Для завтрашнего ужина.

– Право, не стоило так беспокоиться, госпожа Танака.

– Глупости! Чего ни сделаешь для дорогой племянницы и любимого соседа!

Моя улыбка, несомненно, являла собой образец притворства.

– Куда вы направляетесь, господин Сато?

– Купить краску. Собираюсь покрасить потолок в гостиной.

Губы госпожи Танаки сжались в узкую недовольную линию.

– Вы совсем не отдыхаете!

– Вовсе нет.

– Хорошо, ровно в семь тридцать. Не забудьте.

– Не забуду, госпожа Танака.

Старушка уже почти скрылась из поля зрения, но тут, очевидно, что-то вспомнила – в окне снова появилась голова, украшенная гирляндой бигуди.

– И не забудьте, розовые!

День проходил по намеченному плану. Я посетил магазин хозяйственных принадлежностей, где купил краску «Магнолия». Затем заказал несколько бордюрных плиток с ирисами для ванной комнаты. Будет чем заняться в следующую субботу. Очень важно все время быть занятым. Вот ты, например, подобно прочим домохозяйкам, никогда не коротала время за просмотром бесконечных мыльных опер. Обычно ты вязала крючком, пекла торты или учила испанские глаголы. Пример, достойный подражания. Вернувшись домой, я накрыл мебель и татами бумагой и приступил к работе.

Сумерки упали так же незаметно, как незаметно скапливается пыль на мебели. Только что было светло, прошло всего несколько мгновений, и я понял, что крашу в темноте. Я включил свет и к семи часам вечера завершил работу. Немного постоял, одобрительно глядя на дело своих рук. Оттенок не особенно отличался от предыдущего, но мне всегда нравилась новизна.

После ужина в доме стало особенно тихо. Тишину только подчеркивали гул холодильника и редкие капли воды, падавшие из крана. Я устало потащился в ванную – хотелось согреть занывшие суставы. Там вытащил пробку и открыл краны с горячей и холодной водой, рукой проверяя температуру.

Я почти успел расстегнуть кардиган, как внезапно замер на месте. Закрыл краны и прислушался. Далекое клацанье шлагбаума на переезде, скрип задней двери, нежный стук ветряных бамбуковых колокольчиков. Ничего больше. Я нагнулся над ванной, намереваясь продолжить мои приготовления, и снова замер. На сей раз я слышал его отчетливо. Скрип половицы в пустующей комнате. Низкий, мучительно долгий скрип.

На нетвердых ногах я вышел в переднюю, где постоял немного в желтоватом искусственном свете. Старый дом, успокаивал я себя. Древние деревянные половицы. Они ослабли, расширились и потому реагируют на малейшее вмешательство, на малейший ток воздуха.

Еще один скрип, еще один сердечный перебой. Я чувствовал, как бешено стучит пульс под кожей. Босой и липкий от пота, я медленно двинулся в направлении нежилой комнаты.

Из-за стеклянной двери шел низкий, царапающий звук, словно по камышовому татами тащили что-то тяжелое. Этот звук попирал все основы моей веры. Приняв внезапное решение, я безрассудно раздвинул двери.

Казалось, пустая комната глумится над моими страхами. Виолончель была прислонена к книжному шкафу и выглядела так же невинно, как и предыдущей ночью. С тех пор в комнате изменились только тени – теперь они залегали под тупыми углами и казались темнее. Гнев уступил место облегчению, а затем – страху. Я пообещал себе, что непременно схожу к врачу. В понедельник возьму выходной. Пора прекратить эту пытку.