– Кто еще, Николсон? Теперь самое время разговориться.

Он уже рыдал, стонал и окончательно потерял контроль над собой. Все это так невероятно несправедливо! Он провел всю свою взрослую жизнь, меняя одну ложь на другую, а теперь попался на правде.

– Понятия не имею, чего вы хотите, – проскулил он. – Я ничего больше не знаю.

Откуда-то за его спиной, из темноты, прозвучал третий голос. Он отличался от двух первых. Как из «Придурков Хаззарда». Такой простонародный выговор Николсон презирал с первых дней своего пребывания в Америке.

– Эй, парни, шевелитесь, лады? У меня своей работы навалом.

И тут Николсон выдал последнее, надеясь, что это его спасательный круг.

– Я отдал диск копам. На нем Зевс. Детективу Алексу Кроссу!

Выше себя не прыгнешь. Это было любимое выражение Наны – с одной стороны, упрямство, с другой – оптимизм. И в эти дни оно постоянно крутилось у меня в голове. Я не собирался отступаться от этого дела, как и от нее.

Все реанимационное отделение больницы было мне теперь хорошо знакомо. Я знал всех медсестер и некоторых членов семей пациентов. В ту ночь я сидел в холле, болтая с новой знакомой о мозговой травме ее отца. И вдруг в палате Наны зазвучал сигнал тревоги.

В больнице эти сигналы не всегда причина для паники. Они звучат постоянно – соскальзывает фиксатор с пальца, происходит сбой в электронике и так далее. Существовала закономерность – чем выше и противнее сигнал, тем больше поводов для беспокойства.

Этот сигнал начался с низкой ноты, но пока я добирался до палаты Наны, он перешел в завывание. Одна из сестер, Зади Митчелл, уже вбежала в палату.

– В чем дело? – спросил я сестру. – Что-то не так?

Она прилаживала фиксатор на пальце и наблюдала за кривой на мониторе, поэтому ответила не сразу.

Подошла другая сестра, Джейн Спан.

– Давление? – спросила она.

– Нет, – ответила Зади. – Тут все в норме. Вызови по пейджеру Тео Сатлера. – Она нажала на кнопку стопроцентного кислорода на вентиляторе и начала откачивать жидкость у Наны.

– У нее скопилось слишком много жидкости, Алекс. Но пока не волнуйтесь.

Меня она не убедила. Даже при работающем вентиляторе эта излишняя жидкость заставляла сердце Наны усиленно бороться, чтобы поставлять в кровь достаточно кислорода. Насколько я себе это представлял, она тонула у меня на глазах.

Через пару минут появился доктор Сатлер вместе с Джейн и больничным пульмонологом. Они протиснулись между аппаратами, чтобы заняться Наной. Я же стоял, слушал и пытался понять, что происходит.

– Я отсасывала слюну с кровью с того момента, как мы вызвали вас по пейджеру.

– Газы сегодня отходили?

– Нет. Она крепкая дама. Газы были два дня назад.

– Ладно, подними до десяти и постарайся получить показания через час. Посмотрим, что даст утренний диализ. А пока я посмотрю ее рентгеновский снимок.

Сатлер выскочил из палаты, а Джейн вывела меня в коридор.

– У нее трудная ночь, Алекс, но она справится.

Я смотрел на Нану через открытую дверь палаты, где Зади и пульмонолог все еще возились с Наной. Я испытывал гнетущую беспомощность, потому что ничем не мог помочь Нане, дать ей то, в чем она нуждалась, даже кислород.

– Алекс, вы слышите меня? – Джейн продолжала что-то говорить. – Ничего нового до завтрашнего утра вы не узнаете. Пусть кто-нибудь позвонит около семи…

– Нет, – сказал я. – Я останусь.

Она положила руку мне на плечо.

– В этом нет необходимости.

– Понимаю.

Но дело не в необходимости. Дело в том, что я мог и чего не мог здесь контролировать. Последние десять минут я думал не только о том, что могу потерять Нану. Я думал: «Что, если бы меня здесь не было? Что, если бы она умерла, и никого с ней не было в этот момент?»

Я никогда не простил бы себя. Так что если речь идет об еще одной ночной смене, именно в ночную смену я и заступлю.

В любом случае я останусь рядом с Наной.

Сенатор Маршалл Ярроу доставал сумку с клюшками для гольфа с заднего сиденья своей машины, когда увидел меня и Сэмпсона. Мы шли через парковочную стоянку загородного гольф-клуба Вашингтона. Вид у него сразу стал такой, будто я испортил ему идеальное субботнее утро. Только подумайте. Стыд и позор!

– Какого черта вы здесь делаете? – спросил он, когда мы приблизились.

– Три договоренности, три аннулирования договоренностей, – сказал я. – Возможно, я сумасшедший, сенатор, но кажется, вы избегаете меня. Во всяком случае, избегали.

– А это кто? – Он оглядел Джона, скорее снизу, чем сверху, учитывая рост Сэмпсона.

– Это мой напарник. Детектив Сэмпсон. Можете сделать вид, что его здесь нет. Мы же вполне подходим к картинке. Может быть, как кэдди? – Ярроу фыркнул и помахал кому-то ожидавшему под навесом у входа в клуб.

– Майк, увидимся внутри. Закажи кофе, ладно?

Я не сразу сообразил, что второй мужчина – Майкл Харт, сенатор из Северной Каролины и демократ, тогда как Ярроу – республиканец.

– Поговорим в моей машине? – предложил я. – Или в вашей?

– Я похож на человека, который хочет сесть с вами в машину, детектив Кросс? – Меня удивило, что он запомнил мое имя.

Ярроу отступил на шаг, скрывшись из виду между своей машиной и еще одним гигантом, припаркованном рядом, новехоньким «хаммером». При том, что вступительный взнос в этот клуб составляет сто тысяч долларов, едва ли кого-то сильно волновала цена бензина.

– Я вас надолго не задержу, сенатор, но, вероятно, вам интересно узнать, что нам не хватает улик. Следующим моим шагом стали записи из клуба Николсона.

Глаза Ярроу переместились на Сэмпсона, и я решил, что он прикидывает, оба ли мы видели его в действии, или только я. Руки, державшие сделанную на заказ сумку, сжались.

– Так что, пока вы не укажете нам другое разумное направление для наших действий…

– Зачем мне это делать? – спросил он пока довольно спокойно.

– Просто нутро мне так подсказывает. Что-то насчет этих аннулированных договоренностей.

Глубоко вздохнув, Ярроу провел рукой по выросшей за выходные щетине.

– Что ж, очевидно, мне придется обсудить все это с моим адвокатом.

– Неплохая идея, – согласился я. – Но, понимаете, эта суббота для нас рабочий день. Мы обязательно должны что-то сделать сегодня.

Я почти пожалел Ярроу, так паршиво он себя чувствовал. У него не было выбора, и он это понимал. Если мне повезет, это может привести меня к правде.

– На всякий случай, – сказал Ярроу. – Что вы пообещаете мне взамен в смысле неприкосновенности?

– Сейчас – ничего. Все зависит от прокурора.

– Еще бы, вы все такие честные, что никогда не идете на сделки.

– Вот что я вам предлагаю, – сказал я. – Вы расскажете мне все, что знаете, а когда секретная служба начнет вас искать, а она обязательно начнет, никто уже не обвинит вас в том, что вы препятствовали правосудию и пытались скрыть серию убийств.

Я представлял, как Ярроу ненавидел меня в тот момент. Не отводя от меня глаз, он спросил:

– Скажите, детектив Сэмпсон, ваш напарник человек мстительный?

Сэмпсон положил огромную руку на крышу машины Ярроу.

– Мстительный? Нет, только не Алекс. Пожалуй, скорее он реалист. Вам, пожалуй, стоит об этом подумать.

Сначала я решил, что сенатор Ярроу повернется и уйдет или размахнется одной из своих дорогущих клюшек. Однако он полез в карман, достал ключи, и дверцы «линкольна» распахнулись.

– Лезьте в машину.

Кожаное нутро машины сенатора пахло кофе и сигаретами. Я скорее подумал бы, что он предпочитает сигары.

– Разберемся сначала с некоторыми проблемами, – предложил я. – Вы были платным клиентом клуба?

– Следующий вопрос.

– Вы знали, что некоторые девушки по вызову, связанные с клубом, погибали?

– Нет, это неправда, я начал подозревать, что что-то не так еще до того, как началась вся эта кутерьма.