– Загадка в спальне, – сказал Нед. Я прошел за ним через раздвижные двери. – Ни ковра, ни побрякушек, ни постельного белья – ничего. – Нед перечислил очевидное. Только голая кровать, комод и два столика у кровати – словно жильцы только что переехали куда-то.

– Ни отпечатков, ни ниток, полный ноль. Поэтому мы перешли на люминол.

Это объясняло наличие портативных ультрафиолетовых ламп в комнате. Маони выключил верхний свет и закрыл дверь.

– Продолжайте, ребята.

Когда они включили свои приборы, вся комната стала казаться радиоактивной. Стены, пол, мебель – все обрело флуоресцентный синий цвет. Это походило на фильм об инопланетной жизни.

– Кто-то профессионально здесь все подчистил, – заметил Маони. – И я не имею в виду «Веселых горничных» Вашингтона.

Один из недостатков люминола состоит в том, что он, помогая найти следы крови, также отзывается на средства, которыми пользуются, чтобы от этой крови избавиться: нечто вроде домашнего отбеливателя. Именно на это мы теперь и смотрели. Создавалось впечатление, что вся комната выкрашена «Клороксом».

Вне всякого сомнения, это и есть место преступления. А возможно, и место убийства.

Никто не ожидал того, что произошло позже. Это случилось примерно через полчаса, и я все еще трудился на «Ферме кузнеца».

Из гостиной до нас донеслись звуки разговора, и мы с Недом пошли посмотреть, что происходит. Несколько техников окружили бородатого мужчину, стоящего на лестнице около двери. В одной руке он держал пластмассовый колпачок от детектора дыма, но все таращились на сам прибор над его головой.

Техник карандашом показал на пластиковую шишку, подключенную в сеть.

– Уверен, что это камера. Причем очень совершенная.

Вот это сюрприз так сюрприз!

Нед немедленно отдал приказ повторно осмотреть оба здания. Все выключили мобильные; отсоединили обнаруженные нами телевизоры и компьютеры. Таким образом они не помешают работе детекторов радиочастот.

Как только поиски начались, дело пошло быстро. Еще через полтора часа все участники операции собрались в главном здании для брифинга. Я заметил несколько знакомых лиц, среди них – заместителя директора Брэда Фоли, который ведал операцией, а также Илейн Ван из отдела по анализу поведения. Там я раньше работал.

Меня удивило, что дело еще не передали на самый верх, ограничившись начальством, присутствующим в зале.

Специальным агентом ЕРТ была Шоанна Спирс, высокая, худая женщина с резким бостонским акцентом и маленькой татуировкой, чуть видневшейся из-под ее белого оксфордского воротничка. Она встала на верхней ступеньке большой лестницы и обратилась ко всем собравшимся:

– В общем, во всем доме не найти места, которое не попало бы в объектив камеры. Мы нашли камеры в каждой комнате, включая ванные, и в квартире на задах.

– Как выяснить, что именно снимали все эти камеры? – Фоли задал вопрос, крутившийся на языке у каждого.

– Трудно сказать. Это беспроводные устройства. Они могут вести передачи на базовую станцию, расположенную в тысяче футах отсюда, даже дальше. Мы-таки нашли жесткий диск и подходящее программное обеспечение, но никаких архивных файлов. Это может означать следующее: либо наблюдение велось вживую, или скорее всего все эти файлы вынесли с территории.

– Так что же нам следует искать? – спросил Маони из глубины комнаты. – Диски? Ноутбуки? Электронные послания?

Агент Спирс кивнула.

– Нет ничего особо сложного в этих файлах. Они могут храниться практически в любом месте.

В помещении физически ощущалось, как слабеет энергетика собравшихся. Мы все ждали хороших новостей. Но тут мы их все же услышали.

– Худо-бедно, – продолжила Спирс, – но в компьютере наверху сохранился один комплект отпечатков. Мы сейчас с ними возимся.

– Ничего не понимаю, Тони. Почему ты не можешь мне сказать хотя бы, куда мы направляемся? Разве я слишком много прошу?

Правда заключалась в том – и Николсон понял это только сегодня днем, – что у него не хватит духа хладнокровно убить. По крайней мере своей рукой. Николсон всегда считал, что если понадобится, он спокойно положит подушку на лицо Шарлотты или подольет какую-нибудь отраву в ее утренний кофе. Нет, он не способен на это. А теперь уже слишком поздно договариваться, чтобы ее прикончил кто-то другой.

Он швырнул несколько последних вещей в свою сумку, пока Шарлотта приставала к нему. Сумка от Луиса Виттона, которую он приготовил для нее, все еще стояла пустая, и его терпение иссякало. Ему ужасно хотелось дать ей в морду. Но какая от этого будет польза?

– Дорогая. – Слово едва не застряло в горле. – Просто доверься мне. Нам нужно успеть на самолет. Я объясню все, когда мы уедем отсюда. Теперь собери какие-нибудь вещи и поехали. Поехали, радость моя. – «Пока я окончательно не разозлился и не придушил тебя своими руками».

– Это касается тех людей, которые приходили прошлой ночью? Я сразу поняла: с ними что-то не так. Ты должен кому-то деньги? В этом все дело?

– Черт возьми, Шарлотта, ты слышишь меня? Здесь опасно, понятно? Для нас обоих. Самое лучшее, на что мы здесь можем рассчитывать, это тюрьма. Лучшее, дошло? Или будет значительно хуже.

«В зависимости от того, кто доберется до нас первым», – таков был конец мысли.

– Мы? Почему ты говоришь «мы»? Я никому ничего не сделала.

Николсон обошел кровать и швырнул охапку одежды вместе с плечиками в сумку.

Затем туда полетела красная кожаная коробка для драгоценностей, которую он купил ей во Флоренции давным-давно, целую жизнь назад. Тогда он был молод, влюблен и непроходимо глуп – мешок с кирпичами и стоячим членом.

– Мы уезжаем. Немедленно.

Шарлотта последовала за ним, боясь остаться одна. Они добрались до главного холла, где она окончательно расклеилась. Наконец услышал не то стон, не то визг, обернулся и увидел, что она скрючилась на полу. По ее щекам растеклась тушь, смешанная со слезами. Шарлотта всегда перебарщивала с тушью, словно какая-то потаскушка.

– Я боюсь, Тони. Я вся дрожу. Разве не видишь? Почему ты никогда не видишь ничего, кроме того, что нужно тебе? Почему ты такой?

Николсон хотел сказать что-то примирительное, но вместо этого произнес:

– Ты в самом деле так глупа, что даже слов не понимаешь, тебе это известно?

Он бросил сумку Шарлотты и грубо взял ее за руку. Она отшатнулась, закричала и начала вырываться, когда муж потащил ее к выходу. Только бы дотащить ее до машины, а там пусть у нее лопаются сосуды, ему наплевать на эту тупую корову, в которую превратилась его жена.

Но тут раздался первый удар в дверь.

Что-то вмазалось в дверь снаружи так сильно, что она треснула посредине. Николсон быстро взглянул в окно и понял, что это – таран. Теперь он знал, что скорее всего слишком поздно спасать даже его самого.

Раздался второй мощный удар; он разбил замок и сорвал щеколду, как детские игрушки. Дверь распахнулась.

– Беги!

Только это посоветовал Тони Николсон жене, прежде чем отпустил ее руку и рванулся к двери черного хода. Все приоритеты исчезли. Речь шла о выживании, и лишь тот, кто сильнее, мог на что-то рассчитывать.

Добежав до кухни, Тони столкнулся с маленьким крепким латиноамериканцем. Тот шел ему навстречу. «Кто, черт возьми, это такой?»

Резкое движение – и сильный мучительный удар сбоку по колену. Падая, Николсон смутно увидел гаечный ключ в мужской руке.

Сначала он чувствовал только боль, огромный красный шар словно взрывался в его ноге. Затем на Николсона надели наручники. Они впились в запястья еще до того, как он почувствовал, что их надевают. «Наручники»? Латиноамериканец, взяв Николсона за ворот, втащил назад, в гостиную, и бросил на ковер.

Шарлотта сидела в одном из барселонских кресел с залепленным клейкой лентой ртом. Второй человек – неужели их только двое? – стоял над ней и наблюдал за Николсоном почти без интереса, даже со скукой, будто занимался подобными делами каждый день.