Президент держалась совсем иначе, чем Риз. Она почти дружески пожала мне руку и села на мягкий диван, а не за письменный стол. Тем не менее я чувствовал себя не в своей тарелке.

– Я читала вашу книгу, – сказала она мне. – Много лет назад, но хорошо помню ее. Очень интересно. И очень пугает, потому что все – правда.

– Благодарю вас, мадам президент.

Мне нравилась Маргарет Вэнс. Она много сделала для процесса переговоров. Она и ее муж Теодор Вэнс были влиятельными фигурами не только в Вашингтоне, но и во всем мире. В обычной ситуации я бы с удовольствием работал с ней. Но сейчас ситуация была далека от нормальной.

– Хочу попросить вас о любезности, детектив Кросс. – Она кивком отослала сопровождавшего ее агента.

– Это связано с расследованием?

– Совершенно верно. Полагаю, вы согласитесь, что расследование не должно ставить под подозрение невинных людей, национальную безопасность или ежедневную работу нашего правительства. Подозрения порой не менее опасны, чем обвинения, если представить их в неправильном свете. Вы, разумеется, знаете это.

– Да, у меня есть подобный опыт.

– Тогда вы оцените деликатность вопроса и в этом случае. – Маргарет Вэнс не обращалась непосредственно ко мне, а словно говорила в моем присутствии, считая, что вопрос уже утрясен. – Я попросила бы вас встретиться с нашим ведущим агентом, Дэном Кормораном. Введите его в курс и передайте дело ему.

– Не уверен, что располагаю такими полномочиями. По нескольким причинам.

– Проблем не возникнет. Подразделение секретной службы имеет законную власть над муниципальной полицией.

Я кивнул.

– В пределах города это так.

Она продолжала так, будто я ничего не сказал.

– И конечно, секретная служба располагает всеми ресурсами, необходимыми при любом расследовании. У нас все самое лучшее в мире. – Она посмотрела на меня поверх очков. – Разумеется, включая присутствующих.

Необыкновенное ощущение, когда твою задницу целует лидер свободного мира. Жаль, что я испытывал его лишь несколько секунд. Интуиция подсказывала мне, что меня подталкивают к краю, откуда возврата нет.

– Президент Вэнс, я хотел бы принять все это к сведению и дать ответ в ближайшие двадцать четыре часа – в письменном виде или лично, как вы предпочтете.

– Я пришла сюда не торговаться, детектив Кросс. Наша встреча – проявление вежливости, весьма необычное, кстати сказать. Я полагала, что такому человеку, как вы, не понравится, если начнут действовать через его голову. Я ошиблась. – Она встала. Поднялся и я. – Признаться, я удивлена. Мне говорили, что вы – человек разумный и патриот.

– Сейчас очень трудно быть патриотом, мадам президент.

После этого Вэнс даже не взглянула на меня. Последний раз я услышал ее голос, когда она сказала агенту по другую сторону двери:

– Проводите детектива Кросса. Мы закончили.

Тайна убийств все больше превращалась в чуму, которая распространялась, заражая и убивая всех, кто с ней соприкасался.

Адам Петоски внезапно сел на диване, потом встал, подняв все свои пять футов. Сердце его колотилось о ребра. Его разбудил не только обычный ночной кошмар, но что-то кроме него.

«Что это было?»

«Что теперь?»

В квартире было темно, светился только экран телевизора. Он смотрел «Ежедневное шоу», когда заснул, обретя утешение в тягучем юморе Джона Стюарта.

Теперь шла какая-то другая передача, люди смеялись и кричали что-то насчет потери веса. Может быть, это и разбудило его.

В эти дни ему постоянно сопутствовала паранойя. Адам целую неделю не выходил из квартиры. Он отключил все телефоны, жалюзи были закрыты в любое время суток, а мусор скапливался у двери черного хода. Адам забил эту дверь в ту ночь, когда ему не удалось уснуть ни на секунду.

Были вещи, которые Адам знал. За то, чтобы не знать их, Адам отдал бы все.

Противно было работать на Тони Николсона и его подружку Мару, наблюдать, как они химичат с бухгалтерскими книгами, и делать вид, что не замечаешь. Но оказалось, что не работать на него, не знать ничего о нем – еще хуже.

Взять хотя бы эту ночь. Адам встал с дивана пошатываясь. По пути к кухне он остановился. В сотый раз за эту неделю Адам почти чувствовал, что кто-то стоит за его спиной. И тут, он даже обернуться не успел, кто-то там действительно оказался.

Сильная рука обхватила его горло и сильно дернула. Ноги Адама оторвались от пола. Рот ему заклеили клейкой лентой. Он услышал, как ее отрывали, и ощутил, как она стянула ему губы.

– Не сопротивляйтесь, мистер Петоски. Будете сопротивляться, проиграете и умрете.

Жесткий палец уткнулся ему в спину между лопатками и подтолкнул к двери в спальню.

– Двигай. Сюда, друг мой.

Мысли Петоски заметались. Он привык иметь дело с цифрами, умел просчитывать возможности не хуже машины, и теперь весь его опыт говорил ему, что нужно подчиняться. Адаму даже стало немного легче – выполнять чьи-то указания после семи дней одиночества в этой крысиной норе.

В спальне мужчина включил свет. Петоски не знал его – высокий, белый, темные волосы с проседью. На его пистолете была насадка, глушитель называется, если он правильно все понимал по телевизору.

– Собирай вещи, – приказал мужчина. – Ничего не оставляй. Одежду, бумажник, паспорт, все, что потребуется в длительной поездке.

Петоски не колебался, но в голову ему пришли новые вопросы. Куда он отправляется? Что за длительная поездка? И каким образом ему убедить всех, что он никогда не намеревался ничего говорить ни одной живой душе?

Всему свое время, Петоски: одежда, бумажник, паспорт.

– Теперь шагай в ванную комнату, – велел мужчина. – Собери там все, что тебе понадобится.

«Правильно, – подумал Адам. – Ничего здесь не оставляй. Зубная щетка, паста, бритва… презервативы? Конечно. Почему не настраиваться позитивно?»

Сама ванна была маленькой – с трудом влезла между раковиной, унитазом и душем.

Петоски открыл аптечку, но тут кто-то снова ткнул его между лопатками.

– Залезай в ванну и садись, коротышка.

Это было бессмысленно, но сейчас все казалось странным. Его свяжут в ванне? Ограбят? Бросят?

– Нет, – сказал мужчина, – наоборот, чтобы голова была над сливом.

И внезапно все прояснилось. В первый раз Петоски закричал, и сам услышал, насколько слаб его голос под лентой. Вот, значит, как! Сегодня он исчезнет навсегда.

Он слишком много знал – знаменитые фамилии и их грязные секреты.

У меня оставалось все меньше и меньше людей, с кем я мог бы поговорить об этом деле. Мне повезло, что Нана была среди них.

В течение нескольких дней я держал язык за зубами. Казалось неправильным приносить дополнительный стресс в ее палату. Но шли дни, мои визиты постепенно стали обычным явлением, и я кое-что осознал. Если бы Нана была в сознании все это время, она каждый день требовала бы от меня отчета по делу Каролин. В этом я не сомневался.

Поэтому перестал молчать.

– Дела идут кое-как, старушка. Я про расследование убийства Каролин, – сказал я ей в тот вечер. – Признаться, я совсем запутался. Никогда не попадал в такую ситуацию. Во всяком случае, ничего подобного не припоминаю. Рамон Дэвис готов снять меня с дела. Бюро забрало себе все, я даже не знаю, чего они добились. Не поверишь, но Белый дом дышит мне в спину. А ведь они считаются хорошими ребятами, Нана. Не знаю. Все труднее и труднее уловить разницу. Будто кто-то сказал: можешь любить эту страну, но ненавидеть свое правительство.

Как обычно, в палате было тихо. Я слегка приглушал звук сердечного монитора, так что единственными звуками, кроме моего голоса, были шипение вентилятора и отдаленные разговоры сестер.

Состояние Наны не изменилось, но мне казалось, что ей хуже. Она стала маленькой, совсем седой, отстраненной. Похоже, все в моей жизни в эти дни ускользало в одном и том же направлении.