Он никуда не спешил, достал из комода растяжку и прикрепил ее к щиколоткам девушки, потом – маленькую бутылочку с чем-то коричневым, возможно, с амилнитритом.

Когда он поводил бутылочкой под носом блондинки, ее лицо покраснело, затем голова опустилась.

Мы с Сэмпсоном молча смотрели, как он трахал девушку. Чтобы сохранить равновесие, мерзавец опирался на одну руку, а другой обхватил ее горло. Для меня это походило на асфиксофилию – он то давал девушке дышать, то перекрывал воздух.

Она подыгрывала ему и не казалась слишком озабоченной. Внезапно он выгнул спину, видимо, кончил, и поднял свободную руку, будто выиграл турнир.

Теперь весь его вес приходился на ее горло, и внезапно движения девушки стали резкими и отчаянными. Ноги вытянулись. Смотреть на это было ужасно. Казалось, это происходило на наших глазах, и мы ничего не могли сделать, чтобы помешать этому.

Чем сильнее сопротивлялась блондинка, тем больше он возбуждался, но наконец ее тело обмякло, и она перестала двигаться. Только тогда он поцеловал ее.

– О Господи! – пробормотал Сэмпсон. – Что происходит с этим миром?

Убийца слез с кровати. Он не задержался, не посмотрел на тело: меньше чем через минуту он исчез.

Еще двадцать секунд – и видео кончилось.

– Вставай, Джон. Мы едем в Александрию. Нам нужно выяснить, был ли это Зевс.

В центре предварительного задержания в Александрии мы с Сэмпсоном прошли через помещение для посетителей. Спустились вниз – регистрационная, затем дверь 15, через которую выпускают задержанных, и далее – командный центр.

До этого момента наших полицейских удостоверений было достаточно, чтобы нас пропустили через еще одни стальные двери в комнату, где производилась запись в книге регистраций.

Это было самым легким.

Как обычно, за письменным столом сидели три охранника. Двое из них, средних лет, держались в тени. Тот, что помоложе, удостоился чести обрабатывать приходящих вроде нас. Когда он говорил, во рту у него сверкал золотой зуб.

– Объясните цель вашего прихода.

– Детективы Кросс и Сэмпсон, муниципальная полиция. Нам нужен временный доступ к двум заключенным, Энтони Николсону и Маре Келли.

– У вас есть разрешение? – Он уже снимал трубку.

– Мы их допрашивали раньше, – объяснил я. – Всего пара дополнительных вопросов, и мы исчезнем.

В любом случае стоило попытаться. Может, обнаружится лазейка, через которую мы сможем проскользнуть.

Полицейский говорил недолго и, повесив трубку, покачал головой.

– Во-первых, у вас нет разрешения на сегодня, во-вторых, это все равно не имеет значения. Ваших людей здесь уже нет: ни Николсона, ни Келли.

– Нет? – Я не верил своим ушам. – Пожалуйста, скажите мне, что их куда-то перевели.

– Их нет. – Он открыл черную папку, лежавшую на столе. – Вот, их выпустили сегодня в одиннадцать часов. Некто по имени Миллер внес – мама родная – наличными по четверти миллиона залога за каждого.

Это привлекло внимание двух других охранников. Они подошли и посмотрели ему через плечо. Один из них негромко присвистнул.

– Хорошо бы взглянуть, – заметил другой.

– Наверное, красиво, верно? – согласился мальчишка.

Эти люди не имели к этому отношения, но именно они стояли передо мной.

– Что здесь происходит? – спросил я. – Николсон вполне может скрыться. Кто-нибудь потрудился поинтересоваться этим? У него были заказаны билеты на самолет на день ареста!

Молодой полицейский уставился на меня. Те, что постарше, положили руки на свои дубинки.

– Я слышу тебя, приятель, но ты должен немедленно сделать шаг назад, немедленно.

Сэмпсон тронул меня за плечо.

– Не трать зря время, Алекс. Пошли отсюда. Николсон и девушка смылись.

– Но это же катастрофа, Джон!

– Знаю, тем не менее это произошло. Пошли.

Я последовал за ним.

Уходя, я слышал, как охранники обсуждали своих бывших заключенных.

– Проклятые богатеи. Могут все купить и продать.

– Да уж. Недаром говорится, богатые становятся богаче, а бедные…

– Работают тут.

И они рассмеялись.

Цирк да и только! Не важно, своими или чужими деньгами Николсон расплатился за то, чтобы его выпустили, ему все равно понадобилась подпись федерального судьи на форме 41 и кого-то еще повыше в цепочке в роли посредника.

С каждым днем предпринималось все больше усилий, включая самые грязные методы, чтобы прикрыть это дело. Я подозревал, что конца-краю этому не видно.

Мы с Джоном сгоняли к дому Николсона, затем к дому Мары Келли, но нашли там то, что и ожидали.

На дверях висела желтая полицейская лента, но никаких признаков чьего-то пребывания там в последние два дня не было. Даже если они и заезжали, их след давно простыл. Я сомневался, что мы когда-нибудь увидим Николсона и Келли.

Прежде чем выехать на шоссе, я попросил Сэмпсона свернуть к киоску недалеко от квартиры Мары Келли. Там я купил одноразовый мобильный «Нокиа» за тридцать девять долларов и набрал номер, полученный мной накануне.

Вили Речлер ответила после первого звонка.

– Это Дженна. Говорите.

– Алекс Кросс, детектив. Дженна, вчера мы встречались с вами на Френдшип-Хайтс. Вы готовы вскочить в седло?

Я услышал мелодраматический вздох.

– Лапочка, я была готова и в прошлый раз. Что у вас есть для меня сегодня?

– Когда-нибудь слышали имя – Тони Николсон?

– Не думаю. Нет, точно нет.

– У него есть маленькая черная записная книжка, которая очень пригодилась бы вам, только вот никому из нас так не повезет. До одиннадцати утра сегодняшнего дня он сидел в федеральном центре предварительного задержания. Теперь же его отпустили под залог, и если бы мне предложили догадаться, я бы сказал, что он сейчас летит куда-то из страны. С этой маленькой черной книжечкой.

– Что я от этого буду иметь?

– Пожалуй, очень много, Дженна. Если поможете мне. Позвоните и озадачьте Сэма Пинкертона из «Пост». Можете это сделать?

– Наверное. – Она понизила голос. – Сэм занимается Белым домом. Вы ведь знаете об этом?

– Да.

– О Господи! Ладно, так что же сообщит мне мистер Пинкертон, когда я позвоню? Если позвоню.

Я сказал Дженне правду.

– Сначала ничего. Но, думаю, из вас получилась бы отменная команда. Вы ничего не упустили бы.

– Кажется, я влюбилась в вас, детектив.

– Еще одно: Сэм меня на дух не переносит. Вы с ним продвинетесь значительно дальше, если не упомянете обо мне.

Когда я дал отбой, Сэмпсон с сомнением взглянул на меня с водительского сиденья.

– Я думал, Сэм Пинкертон твой друг.

– Так и есть. И я пытаюсь сохранить эту дружбу.

В этот день я собирался побывать еще в одном месте и попросил Сэмпсона подбросить меня.

Недавно умер один из любимчиков Вашингтона и один из обожаемых мной людей – Хилтон Фелтон. Ему едва исполнилось шестьдесят лет. Я провел бесчисленное количество вечеров, слушая, как он играет в «Кинкедс» в «Туманном дне», где он работал пианистом с 1993 года. И там теперь устраивали концерт в память о нем.

Множество людей втиснулись в маленький зал, чтобы почтить Хилтона и послушать великолепную музыку, исполняемую его друзьями. Все было замечательно, красиво и спокойно. Музыка могла быть лучше, только если бы играл сам Хилтон.

Когда Эндрю Уайт исполнил одну из оригинальных композиций Хилтона, я почувствовал счастье, потому что знал того, кто сочинил эту музыку, а вместе с тем глубокую грусть, потому что никогда уже не услышу, как он играет.

Мне очень не хватало его, и, сидя там, я думал и о Нане. Именно она впервые повела меня послушать Хилтона.

После эмоциональной встряски в «Кинкедс» я поймал такси и поехал домой, собираясь поработать. Вдобавок к этой сложной ситуации в тот вечер нам пришлось принимать двух незваных гостей. Около одиннадцати часов вечера Бри поднялась ко мне наверх и сообщила новости.