Николсон понял, что они не из ФБР и не из полиции. Одежда на них была темной, на голове – вязаные шлемы, на руках – латексные перчатки.

Не копы, но близко. Бывшие копы? Специальные команды?

У того, кто напал на него, был сломанный нос. Его темные глаза смотрели на Николсона, недостойного внимания субъекта – не более.

– Диск. – Вот все, что он сказал.

– Диск? – Николсон выговорил слово сквозь сжатые зубы. – О чем вы говорите? Кто вы такие?

Мужчина взглянул на часы:

– У тебя две минуты.

– Две минуты, или что? – спросил Николсон и тут же увидел ответ на свой вопрос.

Мужчина повыше достал полиэтиленовый пакет и надел его на голову Шарлотты. Она сопротивлялась, но он легко обмотал серебристой лентой ее шею, перекрыв доступ воздуха.

Николсон наблюдал, как изменилось выражение лица Шарлотты, когда она поняла, что происходит. Он даже почувствовал жалость к ней, возможно, вспомнил утерянную любовь. Впервые за многие годы ощутил связь с Шарлоттой.

– Вы с ума сошли! Вы не посмеете! – закричал Николсон.

– Это твоих рук дело, Николсон. Ситуация зависит от тебя, не от нас. Заставь нас остановиться.

– Но я не понимаю, чего вы хотите. Скажите мне.

Он сделал движение в сторону Шарлотты, но из-за покалеченного колена снова упал и довольно постыдно застрял между диваном и журнальным столиком.

– Пожалуйста, скажите, что вам нужно! Я не понимаю! – простонал Николсон.

Когда он взобрался на диван, Шарлотта уже не шевелилась.

Голубые глаза распахнуты, голова склонилась к плечу, как у марионетки.

– Гады! Мерзавцы! Вы убили ее! Теперь верите мне?

Мужчины невозмутимо переглянулись и пожали плечами.

– Нам нужно идти, – сказал белый. Второй кивнул, и Николсону показалось, что он отделался от них, и множественное число «нам» относится к ним двоим. Не тут-то было! Один из них взял Шарлотту, второй потащил Николсона.

Когда он прыгал на одной ноге к двери – и один Бог ведает, куда дальше, – его посетила странная мысль. Он пожалел, что не был ласковее с Шарлоттой.

Мы с Недом сидели в машине и направлялись к Александрии, когда по рации сообщили, что мы опоздали. Полиция Виргинии докладывала, что в доме Николсона никого не обнаружили. Нашли следы взлома и борьбы, два упакованных и оставленных саквояжа. Обе машины Николсона – в гараже.

Был объявлен план-перехват, но особых надежд на него не возлагали, поскольку никто не знал, какую машину искать.

Собраться все же решили в доме Николсона. Заместитель директора Фоли призвал еще одну команду для сбора улик, потребовав, чтобы она немедленно прибыла. Маони позвонил кому-то и потребовал, чтобы подняли все данные на Николсона. У него в машине был также изданный Бюро справочник, что позволяло ему дублировать поиски. Он сообщал мне данные со скоростью пулеметной очереди. Так Нед делает всегда, когда на взводе.

– Ну, нашего мальчика никогда не арестовывали, гражданство имеет, числится работающим – никаких больших сюрпризов. У него также нет никаких известных псевдонимов. И он не упоминается в файлах Бюро как Энтони или Тони Николсон.

– Не думаю, что он наш убийца, – сказал я.

– Почему? – спросил Маони.

– Слишком многое не сходится. Николсон явно один из них, но это все, Нед.

– И тогда получается, что Николсон набитый дурак?

– Полагаю, кто-то ищет то же, что и мы, только они опередили нас. А это означает, что у них больше деталей.

– Или… – Маони поднял палец, – он подстроил свое исчезновение. Ничего сложного – бросить саквояжи, поломать что-то из мебели, и Николсон уже над Атлантикой с небольшой коллекцией фильмов, в то время как мы посыпаем пылью его дом в поисках отпечатков пальцев.

Мы перебрали еще варианты, но тут рация снова ожила. Сообщение очень взволновало Маони. Он впечатал адрес в свой ноутбук.

Через несколько секунд, следуя указаниям навигатора, мы свернули на окружную дорогу и рванули дальше, к Александрии. Но на этот раз не к дому Николсона.

– Жилой блок Авалон, – пояснил Маони. – Николсон значится в базе в качестве жильца. Наверное, за квартиру забыл заплатить или еще что-то.

– Аренда? – спросил я. – В том же самом городе, где у него дом?

Маони кивнул.

– В доме он живет с женой, и она лет на пятнадцать старше той, которую мы найдем за дверью номера третьего. Спорим на двадцать баксов?

– Не пойдет.

Тони Николсон подался вперед, насколько позволяли наручники. С заднего сиденья он увидел, что на втором этаже горит свет.

– Нам нечего здесь делать, – сказал Тони. – Она ничего не знает, уверяю вас.

Тот, кто повредил ногу Николсона, открыл пассажирскую дверцу.

– Проверим, – возразил он. – Вдруг ты во сне разговариваешь.

Мужчина вылез из машины, подошел к двери и открыл ее ключом Николсона.

Тони еще надеялся спасти себя и Мару. Он с ужасом представил ее прекрасное лицо в полиэтиленовом пакете.

Водитель, высокий блондин с бледными глазами и широким лбом, казался умнее мексиканца. Может, удастся договориться с ним.

– Послушайте, – прошептал Николсон, – я знаю, что вы ищете. Я готов помочь вам, но сначала пообещайте отпустить меня.

Мужчина сидел прямо и неподвижно, устремив глаза вперед и будто не слыша Николсона.

– Я готов заключить сделку, вот что я имею в виду.

Молчание.

– За диск. С Зевсом. Слышите? Я скажу вам, где он.

– Да, – кивнул водитель, – обязательно скажете.

– Тогда… почему бы нам не заключить сделку? Сейчас? Здесь?

Блондин легонько побарабанил пальцами по рулю.

– Потому что мы все равно тебя убьем. Тебя и твою подружку.

Николсон ощутил пустоту в груди, внезапно осознав, что все уже не имеет значения.

– Господи, приятель, я не собирался учить тебя твоей работе, но какого черта я буду…

Водитель внезапно повернулся, протянул руку вниз и сжал поврежденное колено Николсона.

Боль пронзила его. В наступившей тишине он услышал низкий голос своего мучителя:

– Потому что наступит момент, приятель, когда тебе не захочется жить. Понял? И если к тому моменту ты еще не скажешь то, что нам нужно знать, поверь, так оно и будет.

Дверца машины открылась, и на сиденье скользнула Мара – сначала узкие бедра, затем рука другого мужчины, вцепившегося в ее светлые волосы. Николсон видел, как он, захлопнув за ней дверцу, сунул за ремень пистолет 45-го калибра.

Конечно, его подружка была ошеломлена. Черт, ей же всего двадцать три! Руки Мары, сложенные спереди, прикрывал свитер, чтобы не было видно наручников. Он недавно подарил ей этот свитер, купленный в Александрии. В счастливые дни.

– Ты как?

– Господи, Тони, что происходит? Он сказал мне, что из полиции. Даже показал жетон. Это так?

– Молчи, – шепнул Николсон. Его поврежденная нога разрывалась от боли. Он не мог ни на чем сосредоточиться, особенно в присутствии Мары. Николсон любил ее.

В отличие от Шарлотты Мара слишком много знала, к тому же она родилась в Нью-Йорке и в ней текла ирландская и итальянская кровь. А выходцам из Нью-Йорка трудно держать язык за зубами.

– Что им надо? – продолжила она. – Куда они нас везут? Тони, скажи мне.

– Чертовски хороший вопрос! – Николсон, пнув сиденье здоровой ногой, заорал: – Куда вы нас везете?!

За это он получил удар по скуле пистолетом. На боль Николсон уже не реагировал. Он даже подумал, что если чувствует боль, значит, что все еще жив.

– Не знаю, в чем дело, но я больше на него не работаю, – обратилась Мара к мужчинам на переднем сиденье. – Поверьте мне! Я скажу вам все, что вы захотите узнать. Я ведь была бухгалтером.

– Замолчи, Мара! – бросил Николсон. – Это не поможет.

– Он шантажировал людей с положением. Требовал у них деньги. Записывал на пленку, когда они…