Дэниел притворно рассмеялся и отправился в указанном направлении, переполненный дурными предчувствиями. Дорога до Боурк-стрит заняла у него всего несколько минут, но он еще долго кружил вокруг здания, прежде чем, поднявшись по каменным ступеням, вошел в полицейское управление.

Молодому дежурному сержанту фамилия «Трентам» была незнакома, и он лишь поинтересовался, кто его спрашивает.

— Родственник из Англии, — ответил Дэниел. Сержант оставил его стоять у стойки, а сам прошел в дальний конец комнаты и обратился к офицеру, сидевшему за столом и терпеливо просматривавшему фотографии. Офицер прервал свое занятие и, внимательно выслушав, задал сержанту какой-то вопрос. В ответ сержант обернулся и показал на Дэниела. «Бастард, — носилось в голове у Дэниела, — ты маленький бастард». Вскоре сержант вернулся к стойке.

— Мы закрыли дело Трентама, — сообщил он. — Дальнейшие справки вы можете навести в тюремном управлении.

Дэниел почти лишился голоса, но все же выдавил из себя:

— А где оно?

— Седьмой этаж, — бросил сержант, ткнув пальцем вверх.

Выйдя из лифта на седьмом этаже, Дэниел оказался перед огромным плакатом с изображением добродушного мужчины. «Генеральный инспектор тюрем Гектор Уаттс», — гласила надпись на плакате.

Подойдя к столу справок, Дэниел спросил, может ли он видеть мистера Уаттса.

— У вас с ним назначена встреча?

— Нет, — ответил Дэниел.

— Тогда, я сомневаюсь…

— Будьте добры, объясните генеральному инспектору, что я специально приехал из Англии, чтобы встретиться с ним.

Не прошло и нескольких секунд, как его пригласили пройти на восьмой этаж. Та же добродушная улыбка, что сияла на плакате, теперь открылась ему в реальности, хотя морщин у оригинала оказалось больше. Как показалось Дэниелу, Гектор Уаттс приближался к своему шестидесятилетию, но, несмотря на некоторую полноту, продолжал следить за собой.

— Из какой части Англии вы прибыли? — спросил Уаттс.

— Из Кембриджа, — ответил Дэниел. — Я преподаю там математику в университете.

— А я из Глазго, — сказал Уаттс. — О чем, наверное, вы уже догадались, услышав мое имя и акцент. Так что, садитесь, пожалуйста, и рассказывайте, что вас привело ко мне.

— Я пытаюсь разыскать сведения о Гае Трентаме, и в полицейском управлении мне рекомендовали обратиться к вам.

— Да, да, я помню это имя. Но почему оно запомнилось мне? — шотландец встал из-за стола и подошел к картотеке, расположенной вдоль стены у него за спиной. Выдвинув ящик, помеченный буквами «STV», он достал из него большую коробку с бумагами.

— Трентам, — повторял он, перебирая находящиеся там материалы, и наконец извлек два листка. Вернувшись на свое место, он положил их перед собой на стол и принялся читать. Закончив чтение, он изучающе посмотрел на Дэниела.

— Вы уже давно здесь, дружище?

— Прибыл в Сидней чуть меньше недели назад, — сказал Дэниел, удивленный вопросом.

— И никогда раньше не были в Мельбурне?

— Нет, никогда.

— Так по какой причине вы проводите розыск?

— Я хотел выяснить все возможное о капитане Гае Трентаме.

— Зачем? — спросил генеральный инспектор. — Вы что, журналист?

— Нет, я преподаватель…

— Тогда у вас должны быть очень серьезные причины, чтобы проделать такой длинный путь.

— Любопытство, я полагаю, — сообщил Дэниел. — Понимаете, хотя я никогда не знал его, Гай Трентам был моим отцом.

Генеральный инспектор перевел взгляд на приведенный в бумагах список родственников и близких: жена, Анна Хелен (умерла); одна дочь, Маргарет Этель. Упоминания о сыне не было. Он вновь посмотрел на Дэниела и через некоторое время принял решение.

— Мне очень жаль, мистер Трентам, но ваш отец умер в тюрьме полицейского управления.

Дэниел был оглушен и почувствовал, как его начинает трясти.

Глядя через стол, Уаттс добавил:

— Я очень огорчен, что мне приходится сообщать вам эту нерадостную новость, особенно после того, как вы проделали такое путешествие.

— Что было причиной смерти? — прошептал Дэниел.

Генеральный инспектор перевернул страницу, пробежал глазами последнюю строчку обвинительного заключени, гласившую: «Приговор приведен в исполнение путем повешения», и поднял глаза на Дэниела.

— Сердечный удар, — сказал он.

В Сидней Дэниел возвращался в спальном вагоне, но спать не мог. Ему хотелось только одного: как можно дальше оказаться от Мельбурна. С каждой милей, остававшейся позади, он становился немного спокойнее, а через некоторое время смог даже съесть полбутерброда из вагона-ресторана. Когда поезд прибыл на вокзал крупнейшего в Австралии города, он выпрыгнул из вагона, погрузил свой чемодан в такси и направился прямо в порт, где купил билет на первый пароход, отправлявшийся к побережью Америки.

Маленький грузовой пароходик «дикого» плавания, способный брать на борт всего четырех пассажиров, отправился в полночь на Сан-Франциско. Дэниела пригласили к столу только после того, как он внес капитану полную стоимость питания, после чего денег у него осталось лишь на обратную дорогу до Англии, и то при условии, если он не застрянет где-нибудь в пути.

Во время нескончаемого и изнуряющего душу качкой плавания к берегам Америки Дэниел в основном лежал на койке и размышлял над тем, что ему делать с информацией, которой он теперь располагал, Он пытался также подавить в себе то беспокойство, которое его мать, должно быть, испытывала годами. И не переставал удивляться тому, каким прекрасным человеком был его отчим. Теперь он ненавидел слово «отчим» и решил никогда не думать о Чарли, как о неродном отце. Если бы они доверились ему с самого начала, он наверняка смог бы понять их и не стал бы тратить столько энергии на поиски правды. Но теперь он еще острее сознавал, что не сможет рассказать и о том, что узнал, ибо теперь он, наверное, располагал большей информацией, чем они.

Дэниел сомневался, было ли его матери известно о том, что Трентам умер в тюрьме, оставив после себя вереницу постыдных долгов по всей Виктории и Южному Уэльсу. На надгробье в Ашхерсте об этом не сказано ни слова.

Стоя на палубе и наблюдая, как суденышко, подпрыгивая на волнах, проходит Золотые ворота и направляется в бухту, Дэниел наконец почувствовал, что в голове у него начинает вырисовываться определенный план.

Когда иммиграционный контроль остался позади, он добрался автобусом до центра Сан-Франциско и вновь поселился в том же отеле, где останавливался перед отъездом в Австралию. Привратник предъявил две оставшиеся открытки, и Дэниел вручил ему обещанные десять долларов. Прежде чем сесть на поезд «Супер чиф», он нацарапал на них кое-какие новости и опустил в почтовый ящик.

С каждым часом и днем, проведенным в одиночестве, его идеи продолжали развиваться, однако он по-прежнему чувствовал, что матери, должно быть, известно многое из того, о чем он не осмелится спросить. Но теперь он, по крайней мере, знал, что его отцом является Гай Трентам, покинувший Индию или Англию с позором. А грозная миссис Трентам поэтому должна приходиться ему бабушкой, которая по какой-то необъяснимой причине винила Чарли в случившемся с ее сыном.

Прибыв в Нью-Йорк, он с отчаянием узнал, что «Королева Мария» вышла в Англию еще вчера. После переоформления билета на «Королеву Елизавету» у него осталось всего несколько долларов. Последнее, что он сделал, находясь на земле Америки, это дал телеграмму матери с расчетным временем прибытия в Саутгемптон.

Когда статуя Свободы скрылась из виду, напряжение, в котором все это время пребывал Дэниел, стало отступать. Однако миссис Трентам не выходила у него из головы все пять дней плавания. Он не мог представить ее своей бабушкой, и, когда пришло время сходить на берег в Саутгемптоне, он понял, что должен получить от матери ответы на несколько вопросов, прежде чем сможет приступить к осуществлению своего плана.

Сойдя по трапу на английскую землю, он увидел, что листья на деревьях за время его отсутствия из зеленых стали золотыми, и подумал, что времени у него осталось не так уж много, ибо проблему с миссис Трентам он намеревался решить еще до того, как они опадут.