Для Мэрилин это было большим облегчением. Наконец-то она полностью отдала себя на попечение Гринсона: миссис Мюррей наблюдала за ней дома, возила ее на прием к врачам; друг Гринсона Генри Вайнстайн собирался ставить фильм с ее участием (правда, вопрос о съемках фильма еще не был решен); знакомый Гринсона, агент по продаже недвижимости, подыскивал для нее дом — причем его попросили найти что-нибудь в том же районе, где жил Гринсон, и чтобы сам дом, по возможности, был похож на его жилище… В довершение всего у миссис Мюррей была дочь по имени Мэрилин!

Наконец-то Мэрилин почувствовала, что о ней действительно пекутся и заботятся. Дом, который нашли для нее, располагался на Хелена-драйв в Брентвуде. Он был повторением в миниатюре дома доктора Гринсона, совсем крошечным — как раз то, что ей было нужно. В нем было темно, как в пещере, потому что вокруг разросся сад с тропическими деревьями. И это ей тоже нравилось — такая обстановка полностью соответствовала настроению, в котором она пребывала.

Мысль о том, что теперь у нее есть свой собственный дом, приводила Мэрилин в восторг. С Джимом они снимали нечто вроде хижины; живя с ди Маджо, они так и не купили себе дом; дом в Роксбери принадлежал Миллеру, а не ей. А этот домик, пусть маленький, с темными комнатками, с разросшимся и неухоженным садом, был ее собственным .

Она попросила миссис Мюррей сделать ремонт в кухне, чтобы она была такая же, как у Гринсонов, — в ярких тонах и с мексиканским кафелем. Вскоре Мэрилин переехала в свое новое жилище, привезя с собой весь свой скудный скарб; большинство вещей так и было распихано по картонным коробкам. На стене в спальне она повесила предвыборный плакат Кеннеди.

Теперь у нее наконец-то был и свой собственный бассейн: хотя она в нем не купалась. И вообще бассейн служил лишь для того, чтобы представлять угрозу для жизни малютки Мэфа — одна только мысль о том, что песик может свалиться в воду и утонуть, приводила Мэрилин в ужас. Однако она все же заказала необходимый инвентарь для бассейна, а миссис Мюррей договорилась с бюро услуг, чтобы бассейн чистили три раза в неделю.

Разумеется, в доме еще много чего не хватало, потому что, переезжая в спешном порядке, о некоторых вещах просто забыли. Например, не было почти никакой кухонной утвари, система отопления работала плохо, телефонные розетки не переставили, и поэтому ее прямой телефон, номер которого был известен немногим, пришлось установить в гостиной, и, если ей нужно было позвонить кому-нибудь ночью, телефон приходилось таскать на длинном шнуре в спальню на второй этаж… Но это не смущало Мэрилин. Главное — теперь у нее был свой дом.

Однажды она сидела у себя, одетая в свой обычный махровый халат и обвязав голову полотенцем. Вдруг по радио сообщили, что Джозефа П. Кеннеди разбил паралич. Это случилось в Палм-Бич, сразу же после того, как старик сыграл партию в гольф.

Президент стоял в коридоре больницы. По обе стороны от него находились агенты службы безопасности. На Кеннеди был костюм из плотной ткани. Он вылетел из Вашингтона сразу же, как освободился, но Роберт Кеннеди прибыл раньше него.

— Господи, какой ужас, — сказал Джек. — Он всегда говорил, что боится только этого, что лучше умереть, чем жить инвалидом.

— Он поправится, — горячо возразил Бобби. — Пройдет специальный курс лечения, будет делать восстановительные упражнения… У него хватит мужества заставить себя выздороветь. — Но в глазах у Бобби стояли слезы.

Джек Кеннеди обнял брата одной рукой, и они стали мерить шагами коридор.

— Ты же видел его, — сказал Джек. — У него обширный паралич. Врачи считают, что он вряд ли сможет ходить. Они даже не уверены, восстановится ли у него речь. Нужно смотреть правде в глаза.

— Я не хочу смотреть в глаза такой правде.

— Возможно, тебе придется смириться с этим. — Агент, стоявший недалеко от них, подал знак рукой, чтобы они отошли от окна. На крышах соседних домов находились сотрудники службы безопасности и полицейские, высматривая снайперов. Президент поморщился, отметив про себя, что следует положить конец подобным представлениям. Это было похоже на полицейское государство, а сам он чувствовал себя как диктатор в какой-нибудь латиноамериканской стране. — Надеюсь, меня ожидает другая участь, — произнес он. — Один выстрел — и все, самая лучшая смерть.

Бобби покачал головой.

— Слушай, хватит, — сказал он. Лицо его помрачнело еще больше. — Тебе известно, что Мэрилин прислала матери длинную телеграмму, выражая свои соболезнования и рассказывая, как сильно она любит отца? Написала, что якобы чувствует себя чуть ли не членом нашей семьи, и предложила свои услуги в качестве сиделки…

— О Боже.

— Это еще не все. Она устроила пресс-конференцию в студии “XX век — Фокс” где объявила, что очень огорчена случившимся и чувствует себя близким человеком нашей семьи.

— Кошмар. А мама расстроилась из-за этого?

— Она озадачена. Но это все не шутки. Дэйвид сейчас выбивается из сил, пытаясь замять скандал. И тем не менее

К ним направлялся врач. По выражению его лица было ясно, что ничего хорошего он им не сообщит. Джек развернулся в его сторону

— Ты оказался прав, Бобби, — произнес он. — Она становится неуправляемой.

— А что она сотворила с тем агентом службы безопасности в Нью-Йорке…

— Да, да. Я же сказал, ты прав, и хватит об этом. Надо что-то делать. Это ясно. — В голосе Джека чувствовалась усталость.

Он поднял руку, чтобы врач подождал минуту Глаза его наполнились грустью, но в них проскальзывало и что-то еще — пожалуй, чувство облегчения от того, что он наконец принял невероятно трудное, но неизбежное решение. Бобби уже видел этот взгляд, когда Джек отдал приказ отозвать авиацию из Залива свиней.

— Езжай в Калифорнию, — сказал он — Попробуй уговорить ее отвязаться от меня.

— А почему я?

— Потому что с такими делами ты справляешься лучше, чем я.

Бобби угрюмо кивнул, как бы соглашаясь, что это действительно так, но гордиться тут нечем.

— Постарайся сделать это поделикатнее, — попросил Джек, подавая знак врачу, что тот может подойти; он уже готов был взяться за решение новой проблемы. Джек пожал врачу руку, лицо суровое, взгляд озабоченный — настоящий президент — Но не отступай, Бобби, — добавил он.

За ужином она сидела между Питером Лофордом и Бобби Кеннеди. Настроение у нее было превосходное.

Конечно, она была знакома с Бобби, но вот сказать, что хорошо знает его, не могла. Он всегда казался ей не очень приветливым, порой даже недружелюбным, поэтому она очень удивилась, когда Питер сообщил, что Бобби хочет встретиться с ней. Питер также сказал ей, что устраивает в честь Бобби торжественный ужин, чтобы отметить его приезд в Лос-Анджелес, и выразил надежду, что она тоже сможет прийти.

Вечера она, как правило, проводила дома в обществе миссис Мюррей и поэтому с радостью приняла приглашение. Она давно мечтала о возможности поговорить с Бобби по душам и, собираясь на ужин, тщательно продумала, какие вопросы задаст ему. Поскольку Бобби как-никак был из семьи Кеннеди, то она по этому случаю осветлила волосы и уложила их естественными завитками, а также пригласила из студии гримера, чтобы он сделал ей макияж. Она решила надеть серебристое платье из ламе с глубоким конусообразным вырезом до пупа, который полностью открывал ее плечи и спину и почти до сосков обнажал грудь. Немногие женщины рискнули бы надеть такое платье, да и она сомневалась, стоит ли его надевать, — нет, она не боялась, что будет чувствовать себя неловко; просто оголенные формы могли смутить Бобби.

Она приложила максимум усилий, чтобы приехать на ужин вовремя — по ее понятиям. Это означало, что все остальные гости к ее приезду уже успели выпить по два бокала и стали поглядывать на часы, а Пэт раза два забегала на кухню, чтобы успокоить повара. Мэрилин переступила порог дома Лофорда как раз тогда, когда гости уже решили, что она не придет. Она знала, как произвести впечатление на собравшихся: внезапно возникнув на верхней ступеньке лестницы, спускавшейся в большую гостиную, в сверкающем серебристом платье, она замерла на месте. Кто-то из гостей поднял голову и, увидев ее, воскликнул: