В то время как их мужья, ничего не замечая вокруг, наслаждались обществом друг друга, они с Вивьен, устроившись на разных концах сиденья, ехали молча.

— Вы ведь исполняли роль Элси на сцене, не так ли? — спросила она наконец, ненавидя себя за то, что выговорила это тоном маленькой девочки, которая пытается угодить старшим.

Вивьен, которая, сидя с мрачным видом не переставая курила с того самого момента, как они отъехали от лондонского аэропорта, впервые подняла на нее глаза.

— Да, — резко произнесла она, глядя ей прямо в глаза. — Мы с Ларри вместе играли. Успех был грандиозный. — Выпустив дым ей в лицо, Вивьен, поморщившись, отвела от нее взгляд. — Жаль, что вы не видели нас в спектакле, мисс Монро. — Она произносила слова отрывисто и четко, будто отрезала ножом. — Тогда бы вы имели представление, как нужно играть Элси.

— Я буду играть, как сама считаю нужным , — ответила она, не скрывая злости.

— Что ж, я в этом не сомневаюсь. Желаю удачи.

Всю оставшуюся дорогу она молча жевала свою ярость, а Оливье, который, очевидно, осознал, что избегает ее, — или, как она думала, он просто вспомнил, что это она будет платить ему за участие в фильме, — без умолку болтал о коттедже, который он снял для нее и Артура. Вдруг он замолчал и выглянул в окно.

— Эти чертовы репортеры едут за нами, — произнес он. — Проклятье! Я надеялся, что они отстанут.

— Ларри терпеть не может журналистов, пишущих о кино, особенно фельетонистов, — объяснила Вивьен. — Он запретил подпускать их к съемочной площадке, когда ставил “Генриха V, не так ли, дорогой? Они не простили ему этого, мисс Монро.

Сама Мэрилин относилась к журналистам совсем по-другому. В Америке фельетонисты и репортеры были обычно на ее стороне, особенно после того, как она бросила вызов кинокомпании “XX век — Фокс”. В глазах прессы она была Давидом в женском обличье, который вышел на бой с Голиафом.

— Больше всего Ларри ненавидит Пола Тэнди, мисс Монро, — ласково продолжала Вивьен. — Правда ведь, дорогой? — Она улыбнулась ему. — Тэнди работает в “Мейл”. Это одна из самых популярных газет в стране — к несчастью для Ларри. Когда-то Ларри за большие деньги рекламировал на телевидении сигареты, и с тех пор Тэнди называет его в своих фельетонах не иначе как Сэр Пробковый Мундштук. — Она громко рассмеялась. — Боюсь, Ларри не находит это смешным. А у вашего мужа есть чувство юмора, мисс Монро?

— У Артура? Думаю, что есть. — Вообще-то Артур терпеть не мог, чтобы над ним подшучивали. У ди Маджо тоже не было чувства юмора, когда шутили на его счет: он считал себя одним из символов нации. Однако она не собиралась говорить об этом Вивьен Ли.

Вивьен бросила взгляд в сторону Артура и передернула плечами.

— Вам просто повезло, дорогая, — сказала она скептически.

Сэр Пробковый Мундштук мрачно взглянул на свою жену, но не успел ничего сказать: они уже подъехали к дому. Не обременяя себя любезностями, он первым вышел из машины, чтобы расчистить дорогу для нее и Вивьен: толпа репортеров уже успела окружить машину. Артур последовал за ним. Ей пришло в голову, что Артур и Ларри смотрятся на фоне друг друга, как Матт и Джеф. Она слышала, как Оливье уговаривал журналистов:

— Мэрилин устала, ей надо отдохнуть. Будьте благоразумны, ребята…

Очевидно, ему удалось в какой-то степени убедить их; он обернулся к машине и махнул им рукой. Вивьен с улыбкой на лице, словно королева, первая выбралась из машины под яркие вспышки фотоаппаратов. Затем вышла Мэрилин, и на какое-то мгновение огни вспышек ослепили ее.

При виде важно шествующей Вивьен толпа расступилась. Мэрилин так и не поняла, была ли то реакция на ее титул, или причиной явилось выражение на лице Вивьен, которая шла с таким видом, будто даже не видит журналистов, не замечает их, будто они недостойны ее взора. Как бы то ни было, толпа расступилась; только один высокий, хорошо одетый мужчина немного загородил им дорогу.

— Мисс Ли, — выкрикнул он; у него был голос английского аристократа, резкий и отрывистый — казалось, им можно резать стекло. — Как вы относитесь к тому, что сэр Лоренс будет сниматься в любовных сценах с мисс Монро?

Не замедляя шага, Вивьен ответила:

— Сэр Лоренс уже играл любовные сцены со мной , Пол. Вряд ли он узнает что-то новое о любовных сценах.

— Пол Тэнди, — объяснила Вивьен, когда они протиснулись мимо него. Загадочно улыбаясь, он что-то записывал в свой блокнот.

Она почувствовала, что краснеет. Вивьен даже не подумала о том, чтобы дать ей самой возможность ответить. Теперь и в Англии к ней будут относиться, как к белокурой глупышке — соблазнительнице чужих мужей, каковой ее всегда и считали.

Она быстрым шагом вошла в дом. Артур стоял в прихожей. На фоне старинной мебели и восточных ковров его фигура выглядела нелепой и несуразной. “Коттедж” представлял собой огромный старинный загородный дом, до отказа уставленный мебелью и элегантный, как павильон киностудии. От дома к лесу тянулся ухоженный английский сад.

— Очаровательный вид, — заметил Оливье, — вы не находите? — Он потянул ее в гостиную. — Здесь уютно, не правда ли?

У него на лбу выступили капельки пота. Казалось, он давал ей понять, что такая глупенькая американская кинозвезда, как она, вряд ли догадается, насколько ценные вещи в этом доме и как ей повезло, что она находится здесь. Она совсем не считала, что ей повезло. Парксайд-хаус не был похож на дом, где можно разгуливать голой по комнатам и ставить бокалы с шампанским и чашки с кофе где попало. Кроме того, ей приходится платить за аренду дома бешеные деньги. В ответ на его слова она выдавила из себя улыбку.

— Вы не хотите взглянуть на остальные комнаты? — спросил Оливье. — В спальне стены отделаны великолепно… Наверное, вы желает пойти и… э… освежиться?

Она кивнула. Она вдруг почувствовала, что очень устала; ей даже говорить было трудно.

Вивьен проводила ее в спальню на втором этаже и показала, где находится ванная комната. Она открыла дверь, желая поскорее уединиться, но Вивьен слегка придержала дверь рукой и, глядя на нее своими темными дымчато-серыми глазами, будто кобра на мангуста, произнесла хриплым шепотом, четко выговаривая каждое слово:

— Когда Ларри изъявит желание переспать с тобой, дорогая, — а я уверена, что он попытается это сделать, — будь с ним понежнее, хорошо? Мы уже сто лет не занимались с ним любовью, но я хорошо помню, что он, бедняжка, очень нуждается в помощи партнерши!

С этими словами Вивьен закрыла дверь, и Мэрилин наконец-то осталась одна.

Как и было условлено, темно-серый “форд” пятьдесят четвертого года выпуска стоял на автостоянке за рестораном “Акрополис Дайнер”; его наполовину загораживал грузовик с мусором.

Дорфман вылез из своей машины и, отпустив водителя выпить кофе, направился к “форду”, осторожно обходя грязные лужи. Открыв заднюю дверцу, он сел в машину. Хоффа не взглянул на него и даже не протянул ему руки.

Закурив сигарету, Дорфман внимательно посмотрел на затылок шофера. Этого человека он раньше не видел.

— Любой может забраться к тебе в машину, Джимми, и прострелить тебе мозги, прежде чем ты сообразишь, что происходит, — проворчал он. — Двери надо запирать, а на улице поставить двоих-троих ребят, чтобы наблюдали за обстановкой. Ты слишком рискуешь.

Хоффа разразился хохотом, похожим на скрежет запираемого засова, выражая тем самым безжалостное презрение ко всему миру. Его фигура напоминала бетономешалку, и, хотя он отнюдь не был толстым и высоким, его мускулистый торс, казалось, занимал почти все заднее сиденье, прижимая Дорфмана к дверце машины. Лицо Хоффы было цвета сырой телятины, рот похож на послеоперационный рубец; бледные глаза смотрели безо всякого выражения.

— Пусть только кто-нибудь попытается сделать это. Я вырву из его руки кусок мяса, засуну ему в задницу и пристрелю, как собаку. Как у тебя дела, Ред? Что ты мне хотел сообщить?