“Адвокат всегда сумеет отказаться от своих слов и сделает это так умело, что никто ничего не докажет”, — подумал я.

— Как бы то ни было, — сказал я, — угрозы были высказаны.

— Горячие головы, — с грустью произнес Дорфман, качая головой. — Слушай, разве я не говорил тебе в Лас-Вегасе, что Хоффа очень вспыльчив? Говорил.

— Мы обеспокоены не только из-за Хоффы.

— На вашем месте я опасался бы прежде всего Хоффы. Он считает, что Джек и Бобби бесстыдно обманули его.

— А ты как считаешь, Ред?

— Я не работаю на Хоффу. Мое мнение: на слушании он вел себя как последний кретин. Ну и пусть все эти сенаторы идиоты. Что из этого? Иногда приходится вести себя вежливо даже по отношению к людям, которые того не заслуживают, верно? Попробуй наплюй на полицейских, и они свернут тебе голову. То же самое и сенаторы. Хоффа должен был играть по правилам.

— Джек придерживается именно такой точки зрения.

— Вот как? С другой стороны, Дэйвид, если хочешь знать мое мнение, Бобби тоже гад. Он преднамеренно спровоцировал Хоффу. А история с дачей взятки — это же была ловушка. Бобби не имел права так поступать.

— Возможно. — В этом вопросе я был согласен с Дорфманом. Я ни минуты не сомневался в том, что это Бобби пытался сфабриковать против Хоффы обвинение. Он действовал так же, как в семье Кеннеди играли в футбол без правил: любые средства хороши, пока тебя не остановят. Я подумал, что Хоффа, видимо, тоже играл в такие игры, только в его игре проигравших убивали.

— Видишь ли, — сказал я, — как и вы, Джек тоже недоволен, что все так обернулось.

Дорфман хрипло рассмеялся. Его смех напоминал тарахтение грузовика, который никак не заводится.

— А почему ты решил, что мы недовольны? — спросил он.

— Из слов Айка. я понял…

— Айку известно далеко не все. Я ничего не имею против него, но он не посвящен во многие тайны, понимаешь? В принципе, Дэйвид, Джек и Бобби оказали нам услугу. Они избавили нас от Бека. Теперь мы поставим на его место Хоффу, а нам только этого и надо. — Он улыбнулся мне. — Нам не пришлось самим убирать Бека, ведь так? За нас это сделали Джек и Бобби.

— Хоффа, похоже, считает, что его обманули.

— Ну и черт с ним. Он теперь президент Межнационального братства. Что еще ему надо? Между нами, Дэйвид, никто из моих коллег не хочет, чтобы Хоффа вознесся слишком высоко, ясно? Из-за этого убрали и Бека. Мы не хотим, чтобы Хоффа угодил за решетку. Он — наша козырная карта. Кроме того, он может наговорить лишнего. Но это не значит, что его трудности должны нас волновать, ясно?

— Ясно. — Для меня это было новостью, ведь я считал, что Хоффа и мафия — это единое целое. Теперь я начал понимать, что происходит: мафия помогла Хоффе добиться того, что он хотел, — занять место Лэйва Бека, — чтобы затем с его помощью получить то, что нужно им. Обе стороны, участвовавшие в этом сговоре, не испытывали взаимных симпатий и не доверяли друг другу. А люди в министерстве юстиции даже ни о чем не подозревали.

— Что ж, раз все довольны… — начал я.

Дорфман оскалил зубы; у него такой оскал иногда заменял улыбку.

— А почему ты решил, что мы довольны? Вы, ребята, больше не должны наседать на Хоффу. Хорошего понемножку, ладно? Нам приходится ладить с этим парнем. И вы тоже должны ладить с ним.

— Это не так-то легко осуществить.

— Ищите выход. Кстати, что это еще за повестки? Такие люди, как Момо, не могут работать, если им приходится уходить в подполье, скрываясь от повесток. Зря вы это.

— Их имена всплыли в свидетельских показаниях. Поверь мне, Джеку эта идея нравится не больше, чем тебе. И все же они должны предстать перед комиссией.

— Им это не понравится.

— Скажи им, пусть не беспокоятся. Джек позаботится о том, чтобы никому из них не было предъявлено обвинение. Бобби задаст им несколько неприятных вопросов — однако тут ничего не поделаешь, — но ведь это не такая уж высокая плата за то, что Хоффа занял место Бека, не так ли?

Дорфман скорчил гримасу.

— Джек тебе это пообещал?

Я кивнул.

Дорфман опять бросил взгляд на дверь спальни. Оттуда исходил слабый аромат гаванской сигары. Мы с Дорфманом в этот момент не курили. Значит, отметил я про себя, в спальне находилась не женщина, разве что любовницы крупных мафиози курят сигары “Апмэн”. Оставалось предположить, что в спальне находился человек, занимающий более высокое положение в чикагской мафии, чем Дорфман. Возможно, сам Джанкана слушал наш разговор. Человек в спальне кашлянул. Его кашель, глубокий и неприятный, напоминал рычание льва. Женщина не может так кашлять. Дорфман быстро перевел свой взгляд на меня.

— Тогда ладно, — сказал он. Уж не знаю, Джанкана или кто другой сидел в соседней комнате, но ясно было одно: главный тут не Дорфман. — Можешь передать Джеку, что они будут вести себя в комиссии как законопослушные граждане. Эти люди пользуются уважением в своем мире, понимаешь? Они не станут изгаляться перед сенаторами, как это делал Хоффа. Возможно, они откажутся отвечать на вопросы, ссылаясь на пятую поправку, но вести себя будут уважительно.

— Этого будет достаточно. Я передам Джеку. Он будет вам благодарен.

— Ну и хорошо. — По выражению лица Дорфмана я понял все, что он думает о благодарности политиков.

Я также понял: чем скорее Джек перестанет заниматься профсоюзами и перейдет к высоким сферам внешней политики, тем лучше для всех заинтересованных сторон. Президентом можно стать и не занимаясь внутренней политикой. Эйзенхауэр доказал это в 1956 году. Я кивнул, желая поскорее отправиться восвояси, поскольку уже выяснил, что с нами желает расправиться не чикагская мафия, а сам Хоффа.

Не знаю почему, но меня это несколько успокоило.

Непонятно почему, но в присутствии Питера Лофорда она всегда нервничала. Лофорд обладал обаянием морально опустившегося человека; от него веяло развратом, хотя внешне он вел себя пристойно. Многие считали Лофорда остроумным англичанином, но после знакомства и совместных съемок с Оливье она поняла, что Лофорд — просто подделка; он вырос в Лос-Анджелесе и воспитывался в искусственно созданной английской среде, чтобы играть англичан в фильмах компании “Метро-Голдвин-Мейер”. Все, что было в Лофорде английского, ей казалось фальшивым: и его акцент, и то, как он одевался. Он мог сойти за англичанина (а Лофорд хотел, чтобы его считали таковым) только в Голливуде, где настоящее не умели отличать от подделок.

Она не замечала в Лофорде особых актерских дарований, но он компенсировал этот недостаток отчаянным желанием услужить кому следует. Он пресмыкался перед боссами киностудии, перед знаменитостями вроде Синатры, перед семейством Кеннеди (особенно перед Джеком) и перед ней тоже. Поэтому неудивительно, что Лофорд по первому желанию Джека с готовностью предоставлял ему свой дом на берегу океана в Малибу и, когда тот приезжал на Западное побережье, с радостью заботился о его удовольствиях.

С тех пор как она вернулась в Лос-Анджелес, чтобы сниматься в фильме “Некоторые любят погорячее”[11], она дважды виделась с Джеком в доме Лофорда. Первый раз Джек приезжал в Калифорнию, чтобы выступить с речью, второй раз — чтобы принять участие в праздничном вечере, организованном с целью сбора средств для демократической партии; оба раза он приезжал без Джеки. Мэрилин было труднее выкроить время для свиданий, чем Джеку, ведь она целый день пропадала на киностудии.

Фильм ей ужасно не нравился, но это стало ясно уже в процессе съемок. Она просто не знала, что делать со своей ролью; знаменитые комики Джек Леммон и Тони Кёртис в женском обличье полностью переигрывали ее, а она ничего не могла придумать, чтобы выглядеть достойно на их фоне. Даже Пола Страсберг не в состоянии была помочь ей.

Живя с Артуром в отдельном домике гостиницы “Беверли-Хиллз” и снимаясь по шесть дней в неделю, она чувствовала себя пленницей; Артур ни на мгновение не выпускал ее из поля зрения. Работа над сценарием фильма “Неприкаянные” шла туго: выяснилось, что Гейбл, без которого этот фильм и не мыслился, просто не может представить себя в роли Гэя Лэнглэнда, — а эта роль была написана специально для него. Артур, молча страдая, проводил все свое время на съемочной площадке, а она, не обращая на него внимания, советовалась только с Полой.