— Взяли! — скомандовал Грин. Мы стали осторожно приподнимать Мэрилин и в конце концов подняли ее с дивана. Не знаю, почему никому из нас не пришла в голову мысль обратиться за помощью к Уайти Снайдеру. Что касается Грина, я думаю, он испытывал явное нежелание подпускать кого-либо к Мэрилин, поскольку теперь она стала его главным достоянием. Как бы то ни было, мы перетащили ее в спальню и осторожно опустили на кровать.

В спальне повсюду были видны следы спешного отъезда ди Маджо; на полу валялись рваные пластиковые пакеты и картонные коробки, в которых Мэрилин по обыкновению держала свои вещи. На ночном столике лежал путеводитель по Вашингтону. Я взял его в руки и стал листать. Между обложкой и титульным листом была вложена квитанция на предварительный заказ номера в отеле “Хэй-Адамс” на имя миссис Доуэрти — это была фамилия первого мужа Мэрилин. Номер был забронирован на ближайшие выходные дни. “Значит, у нее назначено свидание, но не с Артуром Миллером”, — смекнул я.

Я положил путеводитель на место. Мэрилин зашевелилась во сне. Мы положили ее на спину, сложив на груди руки, но она повернулась на бок и свернулась клубочком, как ребенок, положив руки под щеку. Халат на ней слегка распахнулся, и я мог видеть ее груди — точнее, не мог оторвать от них глаз. Они были не очень большие, но безупречной формы, цвета бледно-розового жемчуга и такие упругие, что стояли торчком.

— Уйдем отсюда, — мягко сказал Грин.

Я помотал головой, чтобы прийти в себя; руки мои тряслись от прикосновения к ее коже.

Я повернулся и неохотно последовал за ним. Теперь я знал, где она собиралась провести выходные дни и почему просила меня заказать на ее имя номер в гостинице в Коннектикуте. Как только об этом станет известно прессе, репортеры займутся прочесыванием гостиниц в Коннектикуте и не станут искать ее в Вашингтоне.

Прежде чем закрыть дверь в спальню, я обернулся и еще раз посмотрел на нее.

“Боже мой, — подумал я про себя, — ну и повезло же Джеку!”

А все-таки — повезло ему или нет? Этот вопрос возник у меня сразу же, как только я приехал домой. В это время мне позвонил отец Джека.

— Что у Джека с Мэрилин Монро? — гневно спросил он. — Тебе что-нибудь известно?

Я признался, что известно, разбирая в этот момент почту.

— Ты должен был сообщить мне, — сказал Джо.

— Не думаю, что в мои обязанности входит информировать тебя о любовных похождениях Джека, — возразил я.

— Как бы не так! — Он говорил резко, в гневе повышая голос. — Это же не просто какая-то девка, это Мэрилин Монро.

— Я предупреждал Джека, что он рискует…

— Мне плевать, что ты предупреждал Джека ! Ты должен был предупредить меня ! А я услышал это от Бобби, который с ума сходит от беспокойства.

Я подозревал, что это не совсем так. Джек и до Мэрилин любил поразвлечься с кинозвездами, хотя, конечно, Мэрилин была самая знаменитая из всех. А у Бобби и без того хватало забот. Джо выдвигал все эти аргументы, просто пытаясь убедить меня в том, что он должен знать все о жизни Джека, — я всегда отказывался помогать ему в этом.

— Она гораздо благоразумнее, чем о ней думают, — сказал я. — Уверен, она не сделает ничего такого, что навредило бы Джеку.

Он фыркнул.

— Все кинозвезды — сумасшедшие. — “Уж он-то знает, что говорит, — подумал я про себя. — Глория Свенсон немало помучила его”. — Тон его смягчился — верный признак того, что он собирается о чем-то попросить меня. — Слушай, — начал он, — я не прошу докладывать обо всех делах Джека, но пригляди за ним, ради меня, ладно? Ведь Джек будет баллотироваться в президенты. Ему нельзя попадать в скандальные истории с кинозвездами.

— Сделаю все, что в моих силах, — ответил я. — Не думаю, что их роман продлится долго. С Джеком такого не бывает. Да и с Мэрилин тоже, как я слышал.

Джо усмехнулся.

— Ну что ж, если это несерьезно, бояться нечего. Я и сам не прочь с ней познакомиться.

— Она тоже этого хочет.

— Да? Так, так… — Джо позволял себе заигрывать с любовницами Джека, и иногда ему это вполне удавалось, настолько сильно было в нем стремление побеждать. Раньше, когда дети Джо были моложе, о нем говорили, что он спит с дочерьми своих друзей и подругами своих дочерей, но он не делал исключения и для подруг своих сыновей. — Дай мне знать, если возникнут какие-то проблемы, Дэйвид, — сказал он. — В этом ты мне не можешь отказать.

Я согласился, хотя и без особого энтузиазма.

— А вообще-то надо отдать должное нашему Джеку, — добавил он с удовлетворением. — Никто не может устоять перед ним, так ведь?

Никогда я не слышал в голосе Джо столько отцовской гордости, даже когда Джек впервые стал сенатором, победив своего соперника Генри Кэбота Лоджа, — а Джо ненавидел Лоджей и всех их сподвижников в Бостоне.

Интересно, сказал ли Бобби своему отцу, что Джек собирается расследовать махинации профсоюза водителей. “Наверное, нет, — решил я, — иначе мне пришлось бы выслушать длинный комментарий и на эту тему”.

В одной руке она держала путеводитель, другой схватила руку Джека Кеннеди так, что их пальцы переплелись. Он был смущен таким открытым выражением чувств с ее стороны, но она не обращала внимания на его смущение. Она впервые была в Вашингтоне, и радость переполняла ее.

Они находились в здании сената. Было воскресное утро, и Джеку пришлось использовать весь свой сенаторский авторитет, чтобы уговорить швейцара пропустить ее с ним в здание.

По этому случаю она надела белое летнее платье в мелкий черный горошек и элегантную соломенную шляпу с лентой из той же материи, что и платье. Ее талию перетягивал узкий черный поясок в белый горошек. Увидев в зеркале свое отражение, Мэрилин подумала, что ее наряд слишком пестрый, и засомневалась, подходит ли такое платье для ее фигуры. Бросив взгляд на трибуну, она вздохнула.

— Подумать только, — вымолвила она, — с этой трибуны выступал Линкольн.

Он наморщил лоб.

— Знаешь, Мэрилин, мне кажется, он здесь не выступал. Президент выступает с ежегодным докладом о положении в стране в палате представителей, так было и раньше. — Он прочел на ее лице разочарование. — Здесь выступали Вебстер, Клэй, Калхоун. Так что это тоже историческое место.

— Да, конечно. — Она крепче сжала его пальцы и улыбнулась, чтобы скрыть свое разочарование: все-таки сенат сильно проигрывал в ее глазах, раз Линкольн здесь не выступал. Если бы только ей удалось продвинуться чуть дальше первых страниц книги Сэндберга, она бы не выглядела сейчас такой дурой, подумала она…

Надо отдать должное Джеку! Поначалу он, естественно, решил, что его персона — это единственная достопримечательность Вашингтона, которую она хотела бы увидеть, но как только он очутился в спальне ее номера в отеле “Хэй-Адамс”, он довольно благосклонно воспринял ее просьбу показать ей город. Она была тронута его желанием угодить ей. До этой встречи она и не подозревала, как сильно мучит его боль в спине, какие страдания причиняют ему малейшие движения. Ему тяжело было даже взбираться по ступенькам мемориала Линкольна. На переднем сиденье машины лежали костыли. Когда они останавливались где-нибудь, его водитель и телохранитель Бум-Бум предлагали их Джеку, чтобы тот мог выйти из машины. Чаще всего Джек отказывался и ходил без костылей, сильно хромая, превозмогая боль. Но если приходилось подниматься высоко по ступенькам, он иногда соглашался взять костыли, но при этом страшно злился на свою беспомощность.

Он подвел ее к своему рабочему столу. Она села, а он облокотился на него, упершись руками в стол, чтобы было легче держать свой вес.

— Вот за этим столом ты и работаешь? — спросила она.

— В основном приходится работать в комиссиях. Или когда собираемся вместе и выпиваем. Половина деловых вопросов в сенате решается после шести часов в кабинете Линдона Джонсона, где за бутылкой виски собирается кучка старых пердунов и начинается торговля взаимными уступками.