— Правда? Я встречался с ним, когда был там недавно. Мне его порекомендовали. Если тебя будут мучить боли, обращайся к Вассерману. Он сделал мне укол — витамин В и что-то там еще. Это просто чудо! Целые сутки у меня вообще ничего не болело. Так хорошо я не чувствовал себя лет сто!
— Вассерман — знаменитый врач. Я знаком со многими его пациентами. Они все утверждают, что он просто волшебник. Уколы помогают, это бесспорно, но в результате пациенты вынуждены ходить к нему на прием все чаще и чаще. Билл Пейли обратился к Вассерману, когда получил травму, катаясь на лыжах, и вскоре ему пришлось ходить к нему чуть ли не ежедневно.
— Что ж, я готов бывать у него раз или два в неделю, если это избавит меня от боли. — Он ухмыльнулся. — Да и вообще у меня полно дел в Нью-Йорке.
Он поднялся — я заметил, он двигался с большей легкостью, — и мы пожали друг другу руки.
Я не сомневался, что в скором времени Мэрилин станет чаще бывать в Нью-Йорке, а Артур Миллер, их семейная жизнь и домашнее хозяйство в Коннектикуте отойдут на второй план.
20
В спальне было темно. Она придвинулась ближе к мужчине, лежавшему рядом с ней, и потерлась ногой о его ногу.
— Неужели ты готова продолжать? — произнес он. — Так скоро?
— Нет. Я вся выдохлась. Это называется “отдалась без остатка”. Я просто хочу, чтобы ты прижал меня к себе.
Он обнял ее и крепко прижал к себе. Она всей кожей ощутила восхитительное щекотание волос на его груди и животе, что неизменно приводило ее в восторг. Она нежно обхватила пальцами его член и сразу же почувствовала тепло его трепещущей плоти; каким бы усталым он ни был, ее прикосновение всегда возбуждало его. Тело ее болело, а сама она лежала мокрая, потная, все еще ощущая во рту соленый привкус его спермы, — насквозь пропитана сексом, радостно подумала она.
— Мне очень жаль, что тебе так не повезло с ребенком, — сказал он.
Они еще ни о чем не успели поговорить. Едва она переступила порог его номера, он заключил ее в свои объятия и стал жадно целовать. Она не противилась нетерпеливому желанию, охватившему его. Он потянул ее в спальню, а она, срывая на ходу одежду, смеясь и одновременно всхлипывая, наполовину раздетая, бросилась на кровать лицом вниз. Он, стоя у нее за спиной, яростными толчками глубоко вонзился в нее. За считанные минуты она кончила дважды. Потом они разделись. Она скользнула под прохладные простыни, и они опять занялись любовью, но теперь уже без суеты, добросовестно и умело.
— Твоя спина, наверное, уже не так болит, — сказала она. Ей не хотелось говорить о ребенке.
— Что, заметно?
— Еще бы! Раньше ты все время лежал на спине, а я сидела на тебе верхом.
— Так не нравилось?
— Нравилось, — ответила она. — Но сегодня мне понравилось больше.
— Мы постоянно работаем над собой, чтобы доставить удовольствие публике. Я лечусь у того врача, о котором все говорят. У Вассермана. Он мне сделал сегодня витаминную инъекцию. Эффект потрясающий. Спина не болит вообще. Да что говорить, мне кажется, я могу изобразить любую позу из “Кама Сутры”. — Он погладил ее по спине. Его рука задержалась у нее на ягодицах. Он стал нежно теребить пальцами волоски на лобке.
Она вздрогнула. Вот так бы лежать и лежать, отгородившись от опасностей жизни. Она, пожалуй, смогла бы даже уснуть в его объятиях.
— Что ж, — произнесла она. — Я рада, что доктор Вассерман сотворил с тобой такое чудо.
— Дэйвид говорил, ты тоже лечилась у него.
— Гм, — пробормотала она уклончиво.
— Что-то я не слышу восторженных откликов.
— Ну… если честно, странный он какой-то. Знаешь, как его называют? “Доктор Лишь-бы-не-болело”. Я хочу сказать, что уколы, которые он делает… Мне кажется, это не только витамины, понимаешь, о чем я говорю?..
— Мне они помогают. А тебе разве не помогли?
— Как тебе сказать, и да, и нет. Некоторое время после них я чувствовала себя хорошо, а потом впадала в жутчайшие депрессии… Помимо всего прочего, я ненавижу уколы — я их боюсь. Думаю, больше всего мне не нравилось то, что доктор Вассерман не хотел давать мне рецепты. Каждый раз я должна была приходить к нему в кабинет. И он просил меня раздеваться — из-за каждого укола. Поэтому я решила, что он просто бесстыдный, порочный старикашка.
Он засмеялся.
— Будь я врачом, я бы тоже так поступал.
— Ты такой же бесстыдный, порочный старикашка.
— Пока еще нет, но надеюсь когда-нибудь стать им. Всегда мечтал об этом.
— Пожалуй, это хорошая мечта, — согласилась она, облизывая языком, словно кошка, его грудь, соленую от высохшего пота. — Я всегда хотела иметь какую-нибудь честолюбивую мечту. Одно время я думала, что мне подойдет такой лозунг: “Благополучная жизнь — лучшая месть”. — Она видела эту фразу на подушечке для иголок в спальне Эми Грин, и мысль эта сразу же ей понравилась.
— Для меня это не подходит, — отозвался Джек. — Я всегда жил обеспеченно.
— А для Джеки?
Он задумался.
— Да, — ответил он. — Пожалуй, для Джеки подойдет.
— Как у вас с ней дела сейчас?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, я же читаю газеты. Да и Дэйвид регулярно рассказывает мне все сплетни.
— Он слишком много болтает.
— Он лучше ко мне относится, чем ты. И вообще, рассказывай, не стесняйся. Рано или поздно я все у тебя выведаю.
Он вздохнул.
— Что ж, между нами была размолвка, это правда. После того как она потеряла ребенка. Теперь мы помирились. И Джеки снова беременна.
— Чудесно, — сказала она с печалью в голосе, не в силах скрыть свое разочарование. — Из-за чего у вас вышла размолвка?
— Видишь ли, конкретную причину назвать трудно… Так уж случилось.
— Нет, ты уж объясни . Раз она беременна, значит, я так понимаю, вы разобрались в своих отношениях.
— В общем-то разобрались.
— Жаль. А то ты мог бы жениться на мне.
Он издал нервный смешок.
— Я серьезно!
— Я понимаю, — ответил он, не выражая никакого восторга по поводу ее предположения.
— Мы были бы так счастливы, — произнесла она. — И у нас родился бы самый замечательный ребенок на свете!
Она почувствовала, как он весь тревожно напрягся.
— Я просто мечтаю вслух, — прошептала она, обнимая его, чтобы он не мог встать. — Мне так приятно мечтать об этом.
Джек поспешил изменить тему разговора.
— Какие у тебя планы на ближайшее будущее?
— Некоторое время пробуду в Лос-Анджелесе, буду сниматься в фильме у Билли. — Потом она вспомнила, что Джек мало знаком с миром кинобизнеса, и добавила: — У Уайлдера.
Он как-то неопределенно кивнул.
— Он был режиссером фильма “Зуд седьмого года”, — объяснила она.
— Великолепный фильм. Он мне понравился. А на этот раз что за картина?
— Я читала только наброски сценария. Мою героиню зовут Шугар Кейн. Она — певица, играет на гавайской гитаре. Попадает во всякие приключения с двумя парнями, которые переодеваются и гримируются под женщин, чтобы скрыться от мафии. Со мной должны сниматься Тони Кёртис и Джек Леммон…
— Джек Леммон — очень хороший актер.
— Гм… — произнесла она. Вообще-то она ужасно боялась работать с Леммоном. Он был настоящий профессионал, “величайший комик”, как отзывался о нем Артур. Но еще страшнее ей становилось от мысли, что она будет сниматься вместе с Кёртисом, которого считали нахальным, жестким человеком, во всем стремящимся быть лучше всех.
Она очень хотела поскорее вернуться в Голливуд, где все без исключения считали ее звездой номер один, но она уже начинала испытывать знакомый страх: она снова должна появляться перед камерой, сниматься в дублях, которым нет конца, бороться с давлением администрации киностудии, выслушивать требования режиссера… Только на этот раз ей придется пройти через все это без помощи Милтона, поскольку их сотрудничеству пришел конец. Она рассталась с ним в порыве гнева, когда узнала, что Милтон оформил свои личные расходы за счет сметы на фильм “Принц и хористка”. Так кончилась их дружба, которая играла очень важную роль в ее жизни. Впоследствии выяснилось, что Милтон ни в чем не виноват, но было уже поздно.