Томас молча уставился на нее, гадая, к чему она клонит.

— По большому счету ни о каком богатстве речь не идет. Общая стоимость имущества составляет лишь несколько тысяч долларов, — продолжала Полински. — К завещанию прилагалось одно условие. У Эсколма не было ни друзей, ни близких родственников. Все имущество Дэвида, такое как есть, должно было отойти к вам, если вы сможете доказать, что его рассказ об утерянной пьесе был правдой и что он не убивал Даниэллу Блэкстоун. Вы так и поступили, теперь это по праву ваше.

Потрясенный Томас смотрел на нее. Они стояли в считаных шагах от того места, где был обнаружен труп Эсколма.

— Есть еще одна загвоздка. — Полински нахмурилась, сверяясь с текстом завещания. — «Эти деньги мистер Томас Найт обязан использовать на финансирование своих будущих дел, которыми он должен заниматься в качестве следователя-консультанта». — Она насмешливо взглянула на Томаса.

— Вы меня разыгрываете, — пробормотал тот.

— Мне бы очень этого хотелось, поскольку я знаю, что вы весьма серьезно отнесетесь к просьбе, донесшейся из могилы.

У Томаса в голове прозвучал голос Эсколма, неумело воспроизводящего британский акцент по телефону: «„Вы видите, но не замечаете!“ Потрясающая вещь».

Наверное, в этом Дэвид был прав.

— Следователь-консультант? — спросил Найт.

— Даже не думайте об этом, — отрезала Полински. — Меньше всего мне в отделе нужен клоун, возомнивший себя Шерлоком Холмсом.

— Вы считаете меня клоуном?

— Я считаю вас школьным учителем, — улыбнулась она.

— Это действительно так. — Томас в ответ тоже приподнял уголки губ. — Я горжусь этим. Но летом у меня бывают большие каникулы, — добавил он, хитро подмигнув, что было ему несвойственно.

Найт покрутил в голове план университетского городка, ориентируясь на месте, и направился прямиком к цепочке трехэтажных зданий из бурого кирпича, прятавшихся в тени кленов. Погода стояла сухая, и деревья начинали раньше времени сбрасывать пожелтевшие листья. Факультет английской литературы знавал лучшие дни. Мраморные полы, когда-то роскошные, потрескались и покрылись пятнами. Узкая лестница, ведущая на третий этаж, опасно шаталась, а плитка, которой был выложен пол в коридоре, вздымалась и опускалась большими плавными волнами.

Джулия Макбрайд сидела за письменным столом с ручкой в руке и листала стопку пожелтевших книг с библиотечными бирками. Услышав стук в открытую дверь, она, не поднимая взгляда, пригласила Томаса войти и лишь затем сообразила, кто к ней пожаловал.

У нее на лице промелькнула быстрая и сложная игра чувств. Найту показалось, что он успел разглядеть удивление, даже беспокойство, затем сдержанность и наконец знакомое заигрывающее внимание.

— Том Найт! — сияя, воскликнула Джулия. — Какие люди, черт меня побери! Впрочем, вы это и так уже знаете. Чему я обязана вашему визиту? Ко мне редко заглядывают знаменитости, если не учитывать ученых мужей, но мы-то знаем, что они не в счет.

— Я просто хотел прояснить кое-какие мелочи, — улыбнулся Томас, не спуская с нее глаз.

— Кому это нужно?

— В основном мне.

— Вот как? — сказала Джулия, передвигаясь в кресле с таким видом, словно никак не могла для себя решить, в каком тоне вести разговор. — Разве вы у нас ищейка? Я так огорчилась, узнав про старину Рэнди Дагенхарта. Очень печально. Да и этот молодой человек, кажется, Брэдли? — Она произнесла эту фамилию так, будто ей пришлось рыться в памяти.

Найт поймал себя на том, что непроизвольно стиснул подлокотники кресла, и подтвердил:

— Тейлор Брэдли. Ну же, Джулия. Вы его прекрасно знали.

Сглотнув комок в горле, та снова заерзала в кресле и заявила:

— Конечно, вы правы. Странно, да? Одни пытаются показать, что знали его лучше, чем это было на самом деле, другие, вроде меня, стремятся откреститься от покойного.

— Это действительно очень странно, — согласился Томас.

— Наверное, такова человеческая природа, — заметила Джулия.

— Да?

— В чем дело?

— А мне казалось, вы не верите в человеческую природу. Я полагал, вы воспринимаете все как нечто временное, специфическое для данного общества. «Человеческая природа» для вас лишь некая всеобъемлющая формула, которую используют избранные, утверждая, что их жизненные ценности являются едиными для всего мира.

Джулия задумалась над его словами, потом спросила:

— Вы к чему-то ведете?

— Вовсе нет, — улыбнулся Томас. — С чего вы так решили, голубка?

— Что? — Она недоуменно уставилась на него.

— Я сказал: «голубка», — повторил Найт, улыбка которого была уже совсем сдержанной, осторожной. — Так назвал вас в Стратфорде Брэдли. Тогда меня поразило это обращение, поскольку оно было куда более фамильярным, интимным, чем предполагали ваши отношения. Особенно если учесть, что Брэдли был жалким помощником профессора в каком-то забытом богом колледже, а вы — ученый с мировым именем. Но к этому надо также добавить то, что Брэдли знал ваш любимый коктейль, очень редкий, хотя я уверен почти на все сто, что этот рецепт был позаимствован в «Дрейке». Значит, вы проводили вместе гораздо больше времени, чем можно было предположить. И все же… голубка?

— Он шутил, — небрежно пожала плечами Джулия. — К тому же много выпил и старался отточить британские идиомы.

— Да, я тоже так подумал. Но, как выяснилось, слово «голубка» совершенно не в ходу на юге Англии. Оно распространено гораздо севернее. В Ливерпуле и так далее. А Тейлор Брэдли никогда не бывал севернее Стратфорда.

— Может быть, услышал по телевизору, — предположила Джулия, снова пересаживаясь в кресле. — Вы ведете к чему-то конкретному?

— Все дело в том, что у меня в памяти засела не столько сама эта фраза, сколько ваш ответ на нее, — продолжал Томас, не обращая внимания на растущее нетерпение собеседницы. — Мне показалось, вы были… не знаю, раздражены, но не только. Встревожены, испуганы.

— Во имя всего святого, чего я могла испугаться? — спросила Джулия, лицо которой стало белым как полотно.

— Именно это и не давало мне покоя, — признался Найт. — Тут я вспомнил, откуда мне известно это выражение. «Будь временно в неведенье, голубка, когда ж свершится дело, похвали». [67]

Последовало долгое молчание. Томас мысленно отсчитывал секунды. Три. Четыре. Пять.

— И что с того?

— А то, что эти слова Макбет говорит жене после того, как послал убийц к Банко и его сыну.

Джулия молча смотрела на него целых три секунды, затем ровным и отчетливым голосом произнесла:

— По-моему, вам пора идти, вы не находите?

— Возможно. Я просто хотел заглянуть к вам и немного поболтать.

— Не сомневаюсь, вы уже изложили весь этот глупый бред полиции?

— Вы совершенно правы, — подтвердил Томас.

— Вам ответили, что от него нет никакого толка, поэтому можете оставить его при себе.

— На самом деле полиция всем этим очень заинтересовалась, вот только найти доказательства, вероятно, будет невозможно. Если не появятся какие-либо новые криминалистические улики, дыры в вашем алиби или красноречивые свидетельства банковских операций и телефонных переговоров, что, полагаю, никогда не будет обнаружено, то вам, по всей видимости, удастся выйти сухой из воды.

— Естественно, — сказала Джулия, улыбаясь, словно змея.

— Естественно, — повторил Томас. — Но мне любопытно вот что. Как вы намеревались разделить пьесу? Ее обнаружение обеспечило бы только одну карьеру, и я сомневаюсь, что это оказалась бы карьера Тейлора. Он не являлся полным дураком и должен был это понимать, хотя, уверен, вы оплели его своими чарами.

— Тейлор никогда не являлся лидером, — презрительно усмехнулась Джулия. — Уверена в том, что, если бы ему удалось раздобыть пьесу, я смогла бы убедить его… поделиться со мной. Он был слабым и бесхарактерным. Не столько Гамлет, сколько — не побоюсь показаться похожей на Элиота — сколько лакей.