— Наверное, — улыбнулся Томас.

— Все же книга чертовски увлекательная, а я сам никогда не был большим поклонником католической литургии, — продолжал служитель, снова сверкая мальчишеской улыбкой.

— Я искал некоего Дэвида Эсколма, — повинуясь внезапному порыву, сказал Томас.

Служитель наморщил лоб и спросил, доставая из сутаны потрепанный указатель:

— Он здесь похоронен?

— Нет, — ответил Найт, обрадованный его готовностью помочь. — Я должен был с ним здесь встретиться, но… кажется, он хотел мне что-то здесь показать.

Служитель скользнул взглядом по полированным каменным плитам пола, на каждой из которых были высечены фамилия и эпитафия, отзывавшиеся в сознании Томаса отдаленным колокольным звоном: лорд Альфред Теннисон, Джордж Элиот, Джерард Мэнли Хопкинс, Дилан Томас, Льюис Кэрролл, автор «Алисы в Стране чудес»…

— Здесь погребен Бен Джонсон, друг и коллега Шекспира, — сказал служитель. — Ему выделили всего восемнадцать квадратных дюймов, поэтому его пришлось закопать стоя. Как-никак, он ведь убил собрата-актера. Плита тут, но на самом деле Джонсон похоронен в северном крыле нефа…

Томас рассеянно кивал, но мысли его были в другом месте, и служитель это почувствовал.

— Извините, — сказал Найт. — Как американец, я нахожу все это несколько…

— Недемократичным?

— Нет, впечатляющим, — улыбнулся Найт.

— Да, полагаю, это чувство испытывают многие, независимо от того, откуда они приехали. У нас есть и мемориальные камни в честь многих американцев. Франклин Рузвельт, Мартин Лютер Кинг Младший, Генри Джеймс, Томас Элиот, хотя последнего мы считаем принадлежащим короне. — Служитель снова улыбнулся.

— А иностранцы здесь похоронены?

— В Уголке поэтов? Нет. Боюсь, это памятник сугубо британский. По-моему, тут погребен всего один чужеземец, француз.

— Писатель?

— Да, хотя, полагаю, более точным определением было бы «литератор». Похоже, известен он, по крайней мере у нас в стране, благодаря тому, с кем был знаком. Шарль де Сен-Дени, опальный вельможа при дворе Людовика Четырнадцатого. Кажется, друг Мольера. Подождите, он где-то здесь. — Подняв голову, служитель осмотрелся по сторонам, нашел то, что искал, и подвел Томаса к мемориальной плите. — Ага, вот оно.

Найт поднял взгляд скорее из вежливости, а не из любопытства и увидел белую мраморную доску со щитом и горящими факелами. Текст был на латыни, четкие буквы провозглашали, что покойного звали Каролюс де Сен-Дени.

— Разумеется, Каролюс — это Шарль, — объяснил служитель и выжидательно посмотрел на Томаса. — Боюсь, это не то, что вы искали.

— Вы были очень любезны, — пробормотал Томас. — Мне самому хотелось бы знать, что я ищу.

— Быть может, вам нужно что-то менее историческое и более духовное? — предположил служитель.

— Что вы имеете в виду?

— Я уже говорил, что вы показались мне потерявшимся, но не уверен, что это то самое состояние, которое можно исправить с помощью плана и путеводителя. — Тут Найт опустил взгляд в пол, а служитель продолжил: — Извините. Я не хотел быть назойливым.

— Ничего страшного, — успокоил его Томас. — Мне просто нужно кое-что найти. Для одного старого друга.

По взгляду служителя чувствовалось, что он понимает — это просто отговорка. Однако он кивнул и улыбнулся, пусть с оттенком печали. Найт проникся к нему признательностью за то, что он больше ничего не сказал.

Эсколм не зря хотел встретиться с Томасом именно здесь. Он желал что-то ему показать. Здание было просто огромным. Возможно, даже вероятно, Найт упустил что-то такое, что должен был найти, однако его гораздо больше беспокоила мысль о том, что он это видел, но не понял. Томас принял решение обязательно вернуться сюда еще раз, однако сначала ему было нужно получить ответы на другие вопросы.

Заголовки бульварной прессы были недельной давности, но прошедшее время нисколько не приглушило их пронзительные крики. «Британская писательница зверски убита в Соединенных Штатах», — кричала «Сан». «Талант погиб от руки убийцы», — вторила ей «Дейли мейл». «Писательница, автор детективных романов, сама становится жертвой преступления», — причитал журнал «Пипл». Тон статей был сенсационно-слезливым, хотя журналисты так и не смогли раздобыть обязательных в подобных случаях скорбящих родственников. Через пару дней единственным выжатым чувством оставалась ярость поклонников Даниэллы Блэкстоун, огорченных тем, что их кумир больше не напишет ни строчки. Томасу также показалось, что в британской прессе прослеживались антиамериканские настроения. Между строк буквально читалось, что если бы писательница не пересекла Атлантику, трагедии не произошло бы.

Томас изучал газетные публикации на компьютере в Британской библиотеке, искал любую информацию о ходе расследования. Конечно, можно было позвонить Полински и попытаться узнать что-нибудь у нее, но пока что Найт предпочитал не говорить ей о своем отъезде из страны. В чикагских газетах после первых материалов об убийстве больше почти ничего не было, однако английские журналисты представили гибель писательницы как событие общенациональной важности, по крайней мере, попытались это сделать. Но никакой источник, пожелавший остаться неизвестным, не поспешил разгласить тайны личной жизни Даниэллы. Ее муж погиб в автомобильной катастрофе десять лет назад, у свежей могилы не было убитых горем детей, а Эльсбет Черч, соавтор Блэкстоун на протяжении многих лет, отказалась от каких-либо комментариев. Через несколько дней сенсация выдохлась, и в отсутствие новых откровений о ходе следствия или о самой жертве газетам пришлось искать новую тему. Похоже, сейчас внимание нации было взбудоражено исчезновением десятилетней девочки, проводившей каникулы в Испании. Именно это событие в настоящий момент возбуждало то, что, насколько понимал Томас, называлось общественным интересом. У него мурашки побежали по спине.

В конечном счете он узнал о Даниэлле Блэкстоун два факта, которые не были ему известны до сих пор. Первый был связан с семьей писательницы, точнее, с отсутствием таковой. Родители умерли, муж тоже давно погиб, а детей у нее не было. Точнее сказать, единственная дочь в возрасте шестнадцати лет погибла, как писали газеты, во время страшного пожара. В одной статье это обстоятельство использовалось для того, чтобы создать трагический и в то же время слегка вампирический образ Блэкстоун. Зловещая фигура — одни только глаза чего стоили! — склонная ко всему зловещему, как это проявлялось в ее книгах, всю свою жизнь прожившая под сенью смерти, которая в конце концов забрала ее к себе.

Вторым фактом была фотография величественного особняка XVIII века с вымощенной щебнем дорожкой, ведущей к крыльцу через обширный зеленый луг. Именно здесь жила писательница. Дом находился в Кенильуорте, неподалеку от Уорика. Точный адрес не был указан, но говорилось, что он стоял совсем рядом с замком. Томас решил, что этого должно быть достаточно.

Он проехал на подземке — так в Англии называют метро — от станции «Кингс-Кросс» до Юстона, оттуда поездом мимо селений и полей Уорикшира до Ковентри, а уже дальше на автобусе до Кенильуорта. Вся дорога заняла меньше двух часов. Если бы Томас не стал выходить из автобуса, то доехал бы до Уорика, а затем до Стратфорда. Случайно ли Блэкстоун поселилась поблизости от родины Шекспира? Возможно, но если пьеса «Плодотворные усилия любви» действительно существовала, то был определенный смысл в том, что ее обнаружили именно здесь. Автор оставил рукопись кому-то из местных жителей, она долго передавалась по наследству из поколения в поколение, затем о ней забыли…

Никто не вспоминал о пьесе четыреста с лишним лет, несмотря на то что весь этот район превратился в один огромный виртуальный памятник Шекспиру? Да, поверить в это труднее, чем в то, что рукопись в конце концов была обнаружена именно здесь.

Нахмурившись, Томас смотрел в окно автобуса. Он даже не сообщил Куми о том, что отправляется в Англию. С берега озера, где Полински показала ему труп Дэвида Эсколма, Найт поехал прямиком в аэропорт О’Хейр, завернув к себе домой, только чтобы захватить сумку с одеждой и туалетными принадлежностями и запастись в аптеке выписанными болеутоляющими лекарствами, словно ему предстояла неотложная миссия. Теперь он находился в противоположном конце земного шара. Его тело, покрытое ссадинами и ушибами, ныло так, что ему никак не удавалось устроиться удобно в кресле автобуса. Поэтому, кстати, перелет через Атлантику стал для Найта сущим кошмаром. Сейчас вокруг него простирались места, одновременно знакомые и чужие. В Японии абсолютная непривычность окружающей обстановки проявлялась всегда. Здесь же все казалось лишь чуть незнакомым — голоса и язык, машины, поля, взрослые мужчины в футболках с эмблемами клубов. Как будто вселенная совсем немного сместилась со своей оси и действительность слегка исказилась.