Ориан очень любила «своих» полицейских, которые нередко становились ее телохранителями — когда какой-нибудь промышленник угрожал ей через прессу. Она прибегала к их помощи и при атаках папарацци, которым во что бы то ни стало требовалось получить ее изображение, словно она была звездой экрана или эстрады. С тех пор как она упекла в тюрьму генерального директора департамента водных ресурсов Альфонсо Даллонжевиля, Ориан стала мишенью для телеобъективов, а слухи, которые она считала вздорными, доносили до нее намеки на некий «заказ» за ее голову. На улицу она уже не выходила без черных очков, придававших ей вид «роковой женщины». Все мужчины бригады приглядывали за ней.

В этот день Ориан искала не стрелка, а «рысий глаз».

— Гаэль пришел? — поинтересовалась она у оружейника.

— Он принимает душ, можете подождать, он скоро…

Гаэль Ле Бальк был вундеркиндом бригады. Юноша окончил полицейскую школу с отличием, работал замечательно. Выдержанный — Ориан не слышала, чтобы он когда-нибудь даже слегка повысил голос. Jle Бальк обладал необыкновенным даром — был физиономистом, не знавшим себе равных. Ему достаточно было один раз увидеть какое-либо лицо, и он мог узнать его среди тысяч других под любым обличьем. Когда он получил назначение в ее бригаду шесть месяцев тому назад, Ориан обнаружила эту его особенность из сопроводительной карточки, присланной из Министерства внутренних дел. Она очень быстро поняла выгоду, которую могла извлечь из этого чудо-полицейского. В течение шести недель она подвергала молодого полицейского интенсивному обучению, заставляя его наизусть заучивать лица финансистов и промышленников как во Франции, так и в основных государствах Европейского союза. Гаэль Ле Бальк стал ходячим справочником «Кто есть кто» — взглянув на лицо, он мог назвать имя человека и дать справку о его деятельности. Гаэль постоянно пополнял знания, изучая «стратегические» страницы ежедневной и еженедельной прессы, где публиковались фотографии власть имущих и их окружения — близких и доверенных лиц, готовых на все ради хозяина.

Гаэль Ле Бальк расплылся в широкой улыбке. От него слегка пахло туалетной водой, волосы были влажными.

— Я приглашаю вас выпить кофе, — бросила ему следователь.

— Это похищение?

— Да, — улыбнулась она, — с требованием выкупа от ваших родителей, если вы не подчинитесь!

Они пересекли Итальянский бульвар и устроились на террасе кафе «Грамон». Ориан невольно отшатнулась, вновь увидев место, где погибла Изабелла, но, взяв себя в руки, скрыла неприятное чувство. Сказался урок Гайяра: никогда не показывать ни малейшей слабости. За соседним столом молодые клерки шумно комментировали зяседание на Уолл-стрит, перед ними стояли тарелки сочными антрекотами и бутылки вина. Они возбужденно говорили о прибавочной стоимости, сверхдоходах и налогах с видом избалованных детей. Их тон раздражал Ориан. Она подумала о своем отце, старом адвокате Казанов, который вею жизнь боролся за соблюдение прав человека — неразумно расходуя свои силы, по ночам разбираясь в делах, — он пытался вытащить из тюрьмы тех, кого он называл «жертвами системы», и часто отказывался от положенных ему гонораров.

— В одиннадцать утра меня ни за что не заставишь проглоти кусок мяса, — только и сказала Ориан.

— Аппетит приходит во время еды, — бросил Гаэль, кивая на соседей.

— Сядем-ка подальше, у меня к вам деликатное дело.

Они пересели.

— О чем речь? — спросил полицейский, закуривая.

— Пока что не могу рассказать во всех подробностях. Речь идет о расследовании, которое затрагивает меня лично, и поэтому прошу вас соблюдать крайнюю осторожность. Я не знаю, с кем мы имеем дело, так что нужно держать язык за зубами и не проговориться коллегам о моей просьбе. Я предупредила вашего шефа, что одалживаю вас на двое суток, чтобы отследить преступников. Но никто не должен знать, что вы работаете лично на меня.

— Я заинтригован, Ориан. У вас неприятности?

— Еще неизвестно. Двое моих лучших друзей — судья и его жена — были убиты. Похоже, кто-то хочет направить меня на след, но я не знаю — ни кто, ни почему. Знаю только, что надо притаиться у дома номер 96 по улице Помп и узнать, что там происходит. По моим сведениям, в нем живет молодая бирманка — следите, кто к ней приходит. У вас в памяти хранятся тысячи лиц. Для меня довольно будет, если вы узнаете только одного человека, тогда картина может немного проясниться. Я сецчас в полной растерянности. Так что рассчитываю на вас.

Полицейский кивнул.

— Почему вы думаете, что один из моих «клиентов» должен приходить туда?

— Не знаю. Просто интуиция. Нужно быть очень богатым, чтобы жить в таком доме. А молодая бирманка изучает в Сорбонне поэзию Рембо.

— И в самом деле, это уже легче. Лишь бы малышка не запустила руку в сокровище поэта.

— Что за сокровище?

— Видите ли, Ориан, Рембо писал стихи, когда ему было семнадцать-восемнадцать лет. Всю остальную жизнь он был дельцом. Торговал оружием, обчистил кассу в Адене. Говорят даже, что он запрятал все богатства на ферме своей матери близ Шарлевиля.

— Для полицейского вы слишком много знаете!

— Не смейтесь, Ориан. С книжкой «Сезон в аду» я засыпал, когда мне было пятнадцать.

— Всегда знала, что в полицейские идут бывшие бунтовщики, — пошутила Ориан.

Они допили кофе. В «Финансовой галерее» начинался рабочий день. Производитель бумаги ждал Ориан, чтобы дать объяснения по поводу своего сомнительного участия в типографском деле Панамы.

«Ничего не выходит», — думал Эдгар Пенсон, перечитывая записи.

Эдгар Пенсон был не из тех, кто легко отступается от начатого, Когда он вцеплялся в какое-нибудь дело, то вытаскивал его на свет, крепко держал в зубах и приносил добычу своему хозяину. Охотничья собака, хозяйкой которой была госпожа Служба информации. В интервью, которые он иногда давал своим собратьям после удачной охоты, Эдгар говорил о своей госпоже таинственно и уважительно. Не так легко было определить положение Эдгара Пенсона в стае других французских журналистов — он не укладывался ни в какие рамки. Он был одновременно Рультабилем и Арсеном Люпеном, Блэзом Сендраром в дальних поездках и Альбертом Лондром в искусстве «обмакивать перо в кровоточащую рану». Ни один политический клан не мог приблизить его к себе. Он клонился то влево, то вправо, и достаточно было заподозрить его в симпатиях к какому-либо лагерю, как он тут же выходил из него, облив грязью тех, кто по неосторожности считал, что перетянул его на свою сторону.

Его политическое прошлое было нейтральным, никто не знал его привязанностей: он не был ни гошистом, ни либералом. «Единственным удостоверением, когда-либо бывшим у меня, было удостоверение работника прессы», — говорил он тем, кто хотел его слушать. Он считал честью для себя писать для всех и не принадлежать никому. После окончания правления Жискара д’Эстена («жискардизма») и во все годы президентства Миттерана, когда Республику потрясали скандальные дела Фонтане и Булена, широко распространилось расхищение казны как мелкими чиновниками, так и крупными функционерами, составившими себе ни на чем вызывающие подозрение немалые состояния. Эдгар Пенсон был на стороне своих читателей — то есть избирателей.

Из всех журналистов французской прессы он оказался единственным, кого заинтриговала смерть судьи Леклерка и его супруги. За три дня до странного несчастного дорожного случая, стоившего жизни Изабелле Леклерк, Эдгар Пенсон побывал в Габоне — на месте предполагаемого самоубийства Александра.

После плодотворного расследования, превзошедшего его ожидания, он вернулся в Париж, чтобы на следующий день встретиться с Изабеллой Леклерк. И если молодая женщина в утро своей смерти шла в направлении Итальянской улицы, то не ради того, чтобы повидаться со своей подругой Ориан Казанов. Она знала, что Эдгар Пенеои ждет ее, хотела передать ему документы, проливающие свет на тщательно замалчиваемую истину. В ее сознании редакция «Монд» все еще находилась в квартале Оперы. Она и представить себе не могла, что престижная газета могла столкнуться с денежными проблемами, оставить насиженное место и переехать ближе к Люксембургскому саду. Журналист с нетерпением ждал ее, потом позвонил в отель. Ему ответили, что она ушла рано утром. Он уже собрался уходить, как телетайп агентства Франс Пресс выдал информацию о происшедшей драме.