Терренёв схватил экземпляр «Монд» на столе салона и поискал в выходных данных адрес и номер телефона редакции. Имя Эдгара Пенсона он знал давно. Еще в Сенегале, когда Марк был в составе делегации по техническому сотрудничеству, он с удовольствием читал статьи Пенсона об освоении реки. Журналиста он никогда не встречал, но представлял его себе честным малым, наверняка понимающим роль Франции в отмывании денег под видом помощи в бывших колониях.

Пенсон хладнокровно разоблачал в колонках «Монд» баранов от французской политики: от Шарля Паскуа до Ролана Дюма. Не забывал он и молодых волков, подсиживавших друг друга в непосредственной близости к нефтяным вышкам и мраморным дворцам местных диктаторов.

У Орсони, без сомнения, была своя партия в этом оркестре.

Терренёв попытался дозвониться в редакцию газеты. Журналисты работают и в праздничные дни. На коммутаторе ему дали номер Эдгара Пенсона, но его не оказалось на месте. Терренёв не стал оставлять сообщение на автоответчике. Он положил трубку и задумался. Потом сказал детям, что вынужден какое-то время побыть в своем кабинете, а последнюю партию в пинг-понг они сыграют позже. «Ближе к вечеру — обещаю».

'Ответственный работник «Франс-Атом» питал неприязнь к анонимкам. И все же посчитал нужным в данном случае проявить крайнюю осторожность. Надо было обладать некоторой отвагой, чтобы войти в контакт с репортером, дабы преподнести ему на блюде первое дело о коррупции, способное крупными заголовками сильно запятнать репутацию промышленников и даже политиков страны. Он сел за свой компьютер и начал составлять заметку для рубрики Эдгара Пенсона «Журналистское расследование». Представился он одним из руководителей группы «Франс-Атом», ведущим переговоры с Бирмой. Он считал, такое вступление одним из способов подписывания, так как репортеру не составит труда установить автора, если только он покопается в подшивках. Терренёву часто приходилось отвечать от имени своей группы на нападки в связи с нарушениями прав человека в этом регионе, чтобы отвести обвинения европейских парламентариев, утверждавших, что «Франс-Атом» помогал армии разгонять протестующих. Несколько минут он думал, не прикасаясь к клавишам, потом фразы полились сами. Короткое замечание, содержащее факты, и ничего, кроме фактов, выстроенных по порядку такими, какими они представлялись. «Подлежит проверке», — вставлял он местами, чтобы дать понять журналисту, что не располагает проверенными данными.

В заключение он просил обратить внимание на связь между предполагаемым присутствием Орсони в башне «Франс-Атом» и возросшим количеством расходов по статье «Представительские расходы». Значительные суммы были переведены с этого счета в некоторые филиалы «Франс-Атом» в Швейцарии и Люксембурге. Причем они утаивались от банковских референций других фирм. Чаще всего фигурировала фирма «Агев». Разумеется, он не знал получателей этих сумм. Он включил принтер и сделал две копии — одну для респондента, другую для себя. Потом постарался стереть следы послания, выключил компьютер и приготовил конверт, предназначенный Эдгару Пенсону. Он вышел из дома.

— Пинг-понг! — крикнул он детям и впервые за весь уикэнд улыбнулся.

Толкнув дверь своего кабинета, Ориан Казанов не могла сдержать возгласа возмущения. Она тщетно пыталась вызвать свою помощницу: той не было на месте. Стол в кабинете, полка для газет, кресла — все было завалено большими черными папками, пронумерованными от 1 до 40. Она сразу узнала дела о злоупотреблениях в коммунальной сфере, уклонениях от уплаты налогов и в первую очередь досье, официально переданное ею в прокуратуру, заключение по которому ожидалось в начале лета. По прибытии в бригаду советника Маршана следователь Гайяр передал ему часть дел, и тот развил бурную деятельность по наведению порядка. Однако политические и финансовые причастности были таковы, что Маршан очень быстро почувствовал, как его захлестнул этот поток. Так что ему пришлось разделить проблему на два аспекта: с одной стороны — простые спорные вопросы с государством; с другой — превышение власти и черная касса. Маршан оставил себе этот последний аспект, менее насыщенный техническими вопросами и способный упрочить его реноме, если он с ним справится. А Ориан Казанов он оставил самую сложную и неблагодарную работу, которую рассортировал по сорока папкам, сложив их в ее кабинете, так что негде было присесть.

— Анни! — закричала Ориан, заметив свою помощницу в конце коридора.

— Бегу, — крикнула та, запыхавшись. — От всей этой суматохи, экспертов, полицейских я совсем потеряла голову.

— Откуда все это? — зло бросила Ориан.

Помощница взглянула на хаотическое нагромождение.

— Это… это здесь уже было, когда я пришла утром. Думаю, месье Маршан…

Следователь, не дослушав, вылетела из кабинета и решительным шагом направилась к кабинету Маршана, в который ворвалась, не постучавшись. Тот в это время, вставив в ухо наушник, слушал классическую музыку и жег ароматические бумажки, чтобы перебить запах гари, наполнявший здание.

— Вы считаете, что пожара было мало? — холодно бросила ему Ориан.

Советник окинул ее взглядом — сначала раздраженным, потом — восхищенным. И хотя Маршану были неприятны жесткость и агрессивность по отношению к нему, сейчас он не мог отвести от нее глаз. Его восхитили перемены в ее внешности: подстриженные волосы, короткая яркая юбка и духи, которые, казалось, перенеслись на дымящиеся восточные ароматические бумажки.

— Во что вы играете, Маршан? — пролаяла Ориан. — Вы заваливаете мой кабинет до потолка без объяснений и ждете, как я поступлю? Подобные методы недостойны и недопустимы. Даю вам час, чтобы убрать все из моего кабинета.

Она удержалась от намека на пачку презервативов, которую она видела на его кресле в воскресенье. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, что этой темы лучше избежать. Ориан решила оставить этот козырь у себя, использовать его в нужное время, как компрометирующую деталь.

Когда ее кабинет был наконец очищен Маршаном, повиновавшимся беспрекословно, следователь обнаружила на столе конверт на свое имя. Она сразу узнала почерк автора посланий, приносимых из Пале-Рояль. Вскрыла конверт. Так и есть.

«Политические деятели находятся в лучших условиях, чем ваши службы, мадам. Если верить некоторой информации, основные партии парламентского большинства охвачены горячкой приобретения недвижимости в преддверии президентских выборов. Либералы, центристы, социал-либералы и социал-демократы занимаются приобретением престижных зданий с роскошными кабинетами. Даже рядовым членам партий предоставлено право выбора. Кого благодарить за это? Бирму и Габон, разумеется! Если вы найдете хорошее местечко, в кратчайшие сроки переезжайте в новое здание. Вечно преданный вам…»

Ориан несколько раз перечитала письмо. Головоломка начала складываться, но не хватало главных деталей, а в частности, руководителей всех этих скрытых операций, цель которых — личное обогащение и стремление к власти. Орсони, без всякого сомнения, был центральной фигурой, но единственной ли?

Листая дневной выпуск «Фигаро», она наткнулась на фотографию нового штаба либералов, открытого с большой помпой на авеню Бретей. Там же были изображены и все лидеры правого центра. Узнавались лица Луи Дюамеля, Пьераде Броссака и бывшего министра юстиции Этьенна Белоржи. Левый центр не остался в долгу, поскольку значительное увеличение его территории в квартале на Университетской улице было отмечено небольшим торжеством в честь сторонников партии ее главными лидерами, среди которых виднелись лица генерального секретаря Жака Мазерга, а также двух министров: финансов — Марка Пено и промышленности — Пьера Дандьё.

Ориан на расстоянии чувствовала присутствие таинственного благожелателя. Ведь это он навел ее на Ладзано… И она тут же подумала о нем, как только увидела на столе конверт. Написано ли там о Ладзано, сообщаются ли новости? Сердце ее мгновенно среагировало, будто она получила письмо от возлюбленного или наперсника… На какой-то миг она спросила себя: может быть, автор — капитан «Массилии»? Предположение было до абсурда дерзким: чего ради Ладзано выставлять себя подозреваемым в глазах следователя? Она нашла документ, собственноручно написанный Ладзано и подписанный им, сравнила почерки и с досадой отбросила. Даже если предположить, что Ладзано превосходно умел подделываться под стиль автора, людьми они были совершенно разными.