— Конечно, — согласилась Ориан. — Промедление смерти подобно. По-вашему, когда он поправится?

— Парень крепкий. Внешне, во всяком случае. Сердце его работает как часы, ровно и медленно. Мы продержим его здесь весь уик-энд, включая понедельник. Думаю, во вторник утром вы можете его забрать, но не советую возвращать в камеру. Вам это не доставит неудобств?

— Нет, — покраснев, ответила Ориан. — За ним нет ничего серьезного. Просто я поспешила, а он впал в панику.

— Тогда рекомендую соблюдать осторожность. Никогда не знаешь, что толкает человека на подобные действия. И потом, мне кажется, он слукавил. Если бы он действительно хотел покончить с жизнью, то нанес бы себе рану поглубже. А так можно подумать, что он все рассчитал заранее, чтобы получилось зрелищно, а у него был шанс выкарабкаться.

— Я понимаю, — сказала Ориан, спрятав улыбку. Я могу войти к нему?

— На десять минут, не больше. Он неразговорчив.

Она снова толкнула дверь палаты. Ладзано лежал на боку. Она обогнула кровать, пытаясь поймать его взгляд. Но Ладзано, казалось, дремал.

— Выслушайте меня, — очень тихо сказала она ему. — Мне очень жаль, мне не следовало вас задерживать. Я поступила несправедливо и ужасно сержусь на себя. Как только вы начнете ходить — врач уверяет, что это дело нескольких дней, — вы вернетесь домой свободным человеком.

Ладзано уставился на Ориан. Губы его задвигались, но звук был слишком слаб, и Ориан не разобрала, что он сказал. Она придвинула лицо поближе и попросила повторить.

— От вас очень приятно пахнет, — с трудом выговаривая слова, произнес он.

Ориан вздрогнула и поняла, что сегодня он увидел в ней женщину.

Дверь Орсони открыла Сюи, младшая сестра Шан. Откинув волосы рукой, она поцеловала его в горло и прижала к себе. Маленькая бирманка, казалось, потеряла самообладание.

— Это ничего, ничего страшного, — ободряюще сказал ей корсиканец. — Дядюшка Октав все устроит. А я и не такого насмотрелся во время войны, как ты знаешь. Там были предатели, и они всегда стреляли нам в спину. Любопытная следователь не сможет помешать нашему счастью!

На лице Сюи показалась улыбка. Она не все разобрача из сказанного Орсони, но поняла, что он спокоен и безмятежен, а это главное.

— Где Шан? — забеспокоился он.

— Принимает ванну. Не может оправиться после вчерашнего.

— Не сомневаюсь. Хотел я прийти вчера вечером, да дела задержали! Сделай-ка мне кофе, Сюи, и подсаживайся ко мне. Подождем сестру.

Малышка не заставила себя ждать. Орсони коротко переговорил два раза по мобильному. Третий разговор длился гораздо дольше.

— Можете не беспокоиться, — повторил он своему собеседнику, — не было ничего уличающего в изъятых документах. Нет ни одной фотографии наших вечеров, ни одной видеокассеты. Мы с вами профессионалы и никогда не оставили бы материалы, которыми нас можно было бы скомпрометировать. Оформительские счета? Если бы она нашла, то уже стерла бы нас в пыль. Дело с АЭС не по силам следственной комиссии, которая уже три месяца как обнаружила существование дискет, и потом, для чего же служат липовые фирмы? Они накладываются друг на друга — и есть от чего сойти с ума, нет? Даже вы иногда… Да, да… Очень хорошо. Позволим ей поиграть. Полностью с вами согласен… — Орсони говорил размеренным тоном, серьезно, почтительно, но с некой долей сарказма. — Рассчитываю вас видеть на нашем будущем вечере поэзии, — закончил он.

Сюи принесла поднос с двумя дымящимися чашками кофе. Орсони, обжигая язык, отпил из своей, с шумом втянув воздух. Именно такой кофе он любил. Затем он скинул туфли и вытянулся во всю длину на шелковом канапе.

— Сюи, девочка, когда закончишь пить кофе, помассируй мне спину, плечи и шею.

Девушка расстегнула рубашку Орсони и, следуя ее повелительному жесту, Орсони перевернулся на живот. Нежные и опытные руки пробежали по позвоночнику, потом обработали лопатки и спустились к пояснице. Два последних дня были трудным испытанием для корсиканского «крестного отца». Ему пришлось неоднократно летать на роскошную голливудскую виллу Бонифация, где он принимал участие в заседаниях двух габонских эмиссаров, представителя бирманской хунты и важной шишки из «Франс-Атом». Сценарий, задуманный Орсони, не был сложным, как это пытались представить. Для двух АЭС общей мощностью в триста тысяч мегаватт рангунскими властями была расчищена охранная зона, Французская промышленность была крайне заинтересована перспективой контракта. Но изоляция Бирмы за попытку попрания прав человека оказалась двойной; ее валютный резерв не позволял превысить суммы вложений. К тому же финансовые институты больших демократических стран не были готовы дать заем для использования атома в мирных целях: специалисты считали, что подобное использование может стать ударной силой новой ядерной державы. Вот почему Орсони, пользуясь негласной поддержкой политических партий, ввел в схему принцип треугольника: каждая вершина геометрической фигуры была названа именем страны. Вершина «А» — Бирма; «В» — Габон; «С» — Франция. Вначале для развлечения он поставил вместо Франции имя: Артюр. Но потом разорвал набросок — это было опасно. Орсони еще со времен своих сделок во время войн в Азии и Африке и в период деколонизации Черного континента знал, что успех приходит к тем, кто умеет держать язык за зубами и делиться секретами только со своей совестью. Орсони надеялся, что судья Казанов и журналист Эдгар Пенсон будут теряться в догадках перед простым арифметическим правилом. Франция поставляет АЭС Бирме, которая не в состоянии их оплачивать. Вместо Бирмы за все платит Габон. Франция взамен участвует в стабилизации политической власти в Габоне.

Немаловажный вопрос: в чьи карманы потекут миллиарды, вложенные через Либревиль в Рангун? Ответ довольно хитроумный; если «Франс-Атом» найдет, чем платить, то часть суммы упадет в черную дыру. А из черных дыр рождались виллы с позолоченными бассейнами, дорогие подарки женщинам, содержание своры друзей, наемных убийц; в высшей степени ценной была связь с амбициозными политиками независимо от того, интересует ли их поэзия, или высшая власть, либо то и другое одновременно.

Орсони считал, что шел путем Шарля де Голля и его соратников, которые делили бывшие колонии, не задумываясь об их границах, во имя их свободы. После поражения жискардизма и прихода к власти социалистов в 1981 году, Орсони и подобные ему вспомнили, что их сердца находятся слева. Различные попытки сотрудничества привели к «корсикации игры», как любил шутить месье Орсони. Начиная с этого времени он растянул сети во всех водах, продолжая вылавливать крупную рыбу — любителей денег и власти. Он отметил про себя, что такой живности у левых было в изобилии, и сознание этого радовало его. Чередование политической власти и мирное сосуществование с верхушкой государства открыли ему новые рынки. И он умел этим пользоваться, рискуя даже увлечься поэзией.

Когда появилась Шан, Сюи перешла к другому роду ласк, способных успокоить этого большого младенца. Обнаженный Октав, с густо поросшими черными волосами грудью и подмышками, возлежал на канапе, а молодая бирманка тихо, волнообразно покачивалась на нем, издавая приглушенные стоны удовольствия. Шан улыбнулась, подошла к ним и, расстегнув молнию на юбке, крыльями распахнула ее полы. Нижнего белья на ней не было. Она уселась на массивное тело Орсони лицом к Сюи, подставив свои нижние губы губам корсиканского гиганта. Этому трюку трио обучилось еще в те времена, когда «дядюшка Орсони» колесил по Бирме за счет нефтяной компании. Еще один способ треугольника. Мужчина испытывал всякий раз обновленное наслаждение, когда доводил до оргазма сразу обеих: одну ртом, другую членом. Позже все вместе приняли душ, и Октав Орсони стал обсуждать неблаговидные действия следователя Казанов. Он заставил Шан повторить вопросы, которые та задавала, и свои ответы. Покачал головой. Он хорошо знал, что все изъятое следователем не давало повода к расследованию. Кто бы мог заподозрить, что фирма «Жозетта» (имя его матери) разбросала свои счета по всему свету и на них поступали все комиссионные, полученные Орсони за разные услуги? След этих денег найти было трудно, точнее, невозможно, потому что «Жозетта» представляла собой гигантскую стиральную машину, из которой денежки выходили абсолютно чистенькими.