— Ну, он определенно женится на некоторых из них, но вопрос в том, что случится с остальными. Одна уже исчезла.

— Кто?

— Сестра Шерри. Ты ее, скорее всего, не знаешь. Ее недавно переназначили твоему отцу. Она была замужем за братом Эриком, но его отлучили, потому что он поспорил с Пророком по каким-то вопросам. У Эрика было пять жен: Пророк взял самую молодую и распределил остальных. Так Шерри и оказалась у твоего отца. Но ее уже несколько дней как нету.

— Что же, по-вашему, с ней случилось?

— Не знаю. Возможно, она сбежала, но я не знаю. — Она посмотрела на меня, как бы решаясь на что-то. — Мне не следовало бы это делать. — Она открыла ящик, вынула поддон с ячейками и подняла его над головой. Ко дну поддона липкой лентой был прикреплен конверт. — После отлучения брата Эрика сестра Шерри пришла сюда и дала мне вот это. И сказала, если с ней когда-нибудь что-нибудь случится, чтобы я связалась с этим адресом.

Сестра Карен отлепила конверт от поддона и открыла клапан. На клочке бумаги значился адрес в Денвере. Ни имени, ни номера телефона, только «Этвуд-стрит, 43, Денвер».

— Вы думаете, Шерри туда уехала?

— Возможно. Я не знаю, Джордан. Только у меня такое чувство, что ей кое-что известно о том, какие тут дела делаются. Почему бы мне не записать для тебя этот адрес?

— Не надо, я его уже запомнил. Мне пора идти.

Сестра Карен высунула голову в дверь отдела доставки посмотреть, нет ли какой угрозы.

— Все чисто.

Мы с Электрой пробежали до машины и улеглись на заднее сиденье. Я сказал Морин, что выезжать надо так же, как мы сюда въехали. «Только без лишних эмоций». Джонни очень хотелось поболтать, но я велел ему заткнуться, до тех пор пока не выедем на шоссе. Морин вела машину по немощеной красной дороге, и мне было видно поднимающееся нам вслед облако красной пыли. Машину трясло, а снизу в нее стучали взлетающие из-под колес камешки.

Когда мы выехали на шоссе, в машине стало тихо. Слышался только убаюкивающий звук колес, бегущих по асфальту.

— Кого-нибудь видите? — спросил я.

— Никого.

— Ни впереди, ни сзади?

— Никого.

— Джонни, порядок!

И мы оба сели нормально.

— Ну, блин, это было потрясно!

Я снял с себя одежки мистера Хебера:

— Отдам их в чистку.

— Я сама об этом позабочусь. — Мы немного поспорили, но Морин сказала: — Джордан, с этим все нормально.

Я рассказал им о том, что сказала мне сестра Карен, — про исчезновение сестры Шерри и про адрес в Денвере.

— Денвер, — заметил Джонни. — Я там был несколько месяцев назад. Неплохое местечко.

— Она думает, эта жена может что-то знать.

— С чего это она так думает? — спросил Джонни.

— Вот в том-то и дело. Она вовсе так не думает. Она хочет, чтобы я проехал весь этот путь до Денвера, чтобы поговорить с кем-то, кого там, вообще-то, нет.

— Вот придурок! О чем это ты?

— Ей нельзя верить.

— Сестре Карен? Да она нам только что так помогла, как не знаю кто!

— Я понимаю. Только теперь она хочет, чтобы нас в городе не было. Что-то там должно случиться, и она хочет, чтобы меня даже рядом с Месадейлом не было, когда это произойдет.

— Слушай, ты говоришь как параноик.

— Ну и что из того?

— Ну, псих, ты что, «Двадцать четыре часа» [77]насмотрелся?

Пора была предвечерняя, солнце стояло низко и наклонно освещало машину. Все перед нами было золотым и желтым. Иногда, если ведешь машину в Юте по какой-нибудь захолустной дороге, то начинаешь думать, что если Бог есть, то он, вероятно, и впрямь приложил ко всему этому руку. Просто тут такая гребаная красота…

— Морин, — спросил я, — а это кто?

— Кто?

Я показал на сувенир, свисающий с зеркала заднего вида. На одной стороне его красовалась надпись: «Зайон-2006», на другой же была фотография двух молодых женщин на фоне знаменитого одинокого дерева — сосны, согнувшейся наверху столовой горы из слоистого песчаника. Уверен, вы это дерево видели. Одно из самых знаменитых в мире деревьев.

— Это моя внучка, Джесс, и ее лучшая подруга.

— Симпатично смотрятся, — заметил Джонни. — А лет им сколько?

— Двадцать три.

— Они замужем?

— О нет, они учебу продолжают. Очень серьезно к своему образованию относятся.

Я спросил, что они изучают.

— Джесс готовит магистерскую работу по диетологии, — ответила она. — А Келли… Келли историю изучает, так мне кажется.

— Историю?

— Тягомотина! — отозвался Джонни.

— Так что ты нашел там, в доме? — спросила Морин.

— Фак-карту моего отца.

— Ох, господи, — произнес Джонни. — Ты нашел его фак-карту?! Дай посмотреть! — Он схватил книгу и принялся ее листать. — Ага, это она и есть.

— Джордан, — сказала Морин, — что это такое?

— Думаю, более приличное название у нее будет «Журнал организации супружеских обязанностей». Он записывал сюда, сколько времени провел с каждой из жен, когда вместе с кем ел, сколько времени беседовал с каждой, всякие такие вещи.

— Ага, и кого когда трахал.

— Джонни!

— Придурок, я же правду говорю или что?

Он говорил правду. Потому-то мы, мальчишки, и называли эту книгу «фак-картой». Практически каждый мужчина в Месадейле вел такой журнал, и не было большего развлечения у мальчишек города, чем найти такую карту и прочесть. На карте моего отца было множество не поддающихся расшифровке пометок, букв и цифр и странных закорючек.

— Это код, дурень. Код тех штук, какие женщинам под простыней нравятся. Нельзя же ждать, чтоб мужик все это так запомнил.

— Ох, брось, пожалуйста, — возразил я. — Будто ему было не все равно!

— А я тебе говорю. У моего отца тоже был код вроде этого, и мы его расшифровали.

— Джордан, — сказала Морин, — ты ведь сознаешь, что журнал украден. Мы не можем использовать краденые улики.

— Знаю, — сказал я. Но на самом деле я этого не знал. — Даже если там имеется важная информация?

— Такие улики отбрасываются автоматически.

— Без исключений? Потому что здесь есть кое-что действительно полезное.

— Без исключений.

Ну вот, с этим не выгорело, а ведь там на последней странице отец сделал запись, что в тот вечер, когда его убили, он провел час наедине с сестрой Ритой в ее комнате.

Морин высадила нас на парковке у «Облепешенной женщины». Когда я сказал ей «до свидания!», она только подняла вверх ладонь. Думаю, она все еще переживала обиду из-за той глупости, что я сморозил там, на почте, про ее веру. С религией всегда так: люди верят в то, во что они верят. Несущественно, если для вас это не имеет смысла. Говорят, лучше всего это вообще не обсуждать. Но в здешних местах такое очень трудно дается. Очень трудно, когда все и каждый вечно об этом говорят, особенно когда тебя к таким разговорам не допускают.

Был вечер пятницы, а к утру понедельника я должен был вернуться в Пасадину. Мне не было известно, когда я снова увижу Морин. Я попытался поблагодарить ее за помощь, но она меня остановила:

— Я скажу мистеру Хеберу, что ты свяжешься с ним по поводу этой записной книжки.

И она выехала с парковки. Плюшевые пингвины покачнулись, когда машина выворачивала на улицу.

— Да уж, ты тут здорово напуделял, — высказался Джонни.

— А ты можешь хоть на секунду заткнуться?

Он забрался в фургон:

— Ну, хоть в этом-то меня не вини.

Я присел на задний бампер и позвонил Роланду. Телефон звонил и звонил. Голосовое сообщение: «Да, это я. Дела в последние дни шли чуть слишком интенсивно. В любом случае скоро буду дома, может, даже завтра. В любом случае, если получишь…» Но связь прервалась, и остаток сообщения я оставил на глухонемой линии.

Покинув Электру с девушкой-готкой, мы с Джонни поехали к бассейну. Обоим необходимо было помыться, а мне — подумать, где же я в конце концов очутился. Попрыгав в воде, Джонни бочком-бочком подкатился к двум девчонкам-подросткам, ловившим последние лучи солнца на травяном пятачке.