К нам приближались синие огоньки. Штук, наверное, десять. Но я был спокоен. Даже если они опознали меня, им пришлось бы перескочить на другую половину магистрали.

Дорога до «Экономи-инн» заняла у нас почти час. Я проехал на стоянку и велел Келли ждать меня, никуда не выходя из машины. Если она и услышала меня, то никак не прореагировала. Я повторил только что сказанное, она кивнула.

Я поднялся наверх, вытащил пистолет и вошел в номер. Сдвинул буфет в сторону, причем телевизор грохнулся на пол, и сорвал с дискеты клейкую ленту. Если бы Лютер и компания были связаны с ВИРА, они знали бы, что у меня есть дискета, — или хотя бы предполагали. Отыскав черную сумку, я прошел в ванную, бросил в ванну два полотенца и включил воду. Пока полотенца мокли, я достал из ящичка пластиковый стиральный мешок. Положил в него мокрые полотенца и немного мыла. Выходя из номера, я оставил табличку «Не беспокоить» на дверной ручке.

Келли по-прежнему лежала, свернувшись на заднем сиденье. Мы направились к отелю «Мэрриотт».

Я припарковался рядом с цепочкой легковых автомобилей и крытых грузовиков и повернулся, чтобы достать полотенца. Когда я открывал дверцу, Келли бросилась мне на грудь и крепко обвила руками. Ее всю трясло.

Я приподнял ее голову, лежащую у меня на плече. Кровь парня, которого я ударил, забрызгала мой пиджак, и теперь следы ее остались на лице Келли, смешиваясь со слезами.

— Теперь все хорошо, Келли, правда хорошо. Все позади, — шепнул я.

Она еще крепче прижалась ко мне. Ее теплые слезы стекали у меня по шее.

— Мне надо сходить и достать другую машину, — сказал я, — поэтому я хочу, чтобы ты осталась здесь. Я скоро вернусь.

Я попытался приподнять ее, чтобы посадить обратно на сиденье, но она противилась, уткнувшись лицом в мое плечо. Сквозь пиджак я чувствовал жар ее дыхания.

Положив руку ей на затылок, я ласково и осторожно потрепал девочку. В какой-то момент я и сам перестал понимать, кто к кому прижимается. Мысль о том, что происходит и кто может стоять за этим, перепугала меня до смерти. Мне нужно было, чтобы Келли подтвердила слова Лютера, хотя момент был не самый подходящий.

— Келли, ты знаешь Лютера? Это правда, что он заходил к папе?

Плечом я почувствовал медленный кивок.

— Я никогда больше не оставлю тебя одну, Келли. Давай слегка умоемся, ладно?

Вытирая ее лицо влажным полотенцем, я постарался, чтобы голос мой звучал как можно радостнее.

— Если будешь со мной, я, пожалуй, поручу тебе действительно важную работу. Присмотри за сумкой, пока я буду ходить за машиной, хорошо?

— Хорошо.

Пока она вытиралась, я проверил содержимое бумажников. В общей сложности двести долларов.

Стоянка окружала всю гостиницу и освещалась только светом, падающим с улицы. Чтобы люди могли проще найти свою машину, ее территория была поделена кустами высотой по пояс и деревцами, растущими по периметру. Местечко было темное.

Я посадил Келли в кусты и поставил рядом сумку.

— Спрячься здесь, пока я не возьму машину и не приду за сумкой, хорошо?

— А я тебя разгляжу? — шепнула она, поднимая капюшон. С листьев капало, и ее пальто уже промокло. — Я хочу тебя видеть.

В длинном ряду машин мне приглянулся семейный «додж».

— Видишь вон ту большую синюю машину? — спросил я. — Это та самая, которую я хочу взять.

Я не хотел говорить ей, что собираюсь угнать автомобиль; это показалось бы безумием после только что случившегося.

Чтобы взломать замок, мне потребовалось минут пять, но зато машина завелась с первого раза. Я включил «дворники» на полную, протерев изнутри лобовое стекло рукавом. Сдав назад, к кустам, я остановился и вышел. Широко улыбаясь, Келли забралась на переднее сиденье, и мы тронулись с места. Я затормозил:

— Пристегни ремень!

Келли так и сделала.

Мы поехали по девяносто пятому на юг. Не доезжая примерно двадцати миль до съезда на Лортон, мы наткнулись на выставленный дорожный знак, предупреждающий, что движение впереди перекрыто. Когда мы проезжали по мосту, я посмотрел вниз, направо, и с высоты птичьего полета увидел фотовспышки. Полицейских машин было видимо-невидимо, красно-синие мигалки озаряли тьму. Я не стал сбавлять скорость, как остальные машины, чтобы получше разглядеть случившееся.

Счетчик горючего показывал, что бак полон на три четверти, так что мы сможем проехать еще приличное расстояние до очередной заправки. Я включил приемник и начал искать новости.

Движение было довольно оживленным, и это играло нам на руку: мы стали одними из многих. Но сама магистраль была гипнотически скучной. По крайней мере, дождь перестал.

Примерно через сотню миль я почувствовал, что окончательно выдохся, и глаза у меня стало пощипывать. Я остановился на заправку как раз на границе Виргинии и Северной Каролины, а затем снова взял курс на юг. Келли спала на заднем сиденье.

К часу ночи мы проехали около ста семидесяти миль, но по крайней мере с большей скоростью — уже не шестьдесят, а семьдесят миль в час. То и дело попадались большие придорожные щиты с изображением комичного мексиканца, рекламирующего нечто с названием «Южная граница». Это будет нашей следующей остановкой на отметке 200 миль.

Мы пересекли границу Южной Каролины примерно в пять утра. «Южная граница» находилась в миле-другой дальше по дороге и оказалась чем-то средним между станцией обслуживания и парком с аттракционами. Вероятно, она пользовалась огромной популярностью у семейств, едущих на пляжи Северной и Южной Каролины, занимая большую площадь, где были расположены магазины, торгующие пляжными принадлежностями, бакалейные лавки, аптеки и даже бар с дансингом. Бар был еще открытым, судя по числу припаркованных возле него автомобилей.

Я стал заправляться. Тут было лишь чуточку теплее, чем в округе Колумбия, но я слышал сверчков; определенный признак, что мы движемся на юг. Я все еще стоял рядом с колонкой, глядя на счетчик, когда к заправке подъехал новенький «чероки». Дверца отворилась, и изнутри вырвался оглушительный рэп. Внутри сидели четверо белых подростков, похожих на учащихся колледжа: два парня и две девчонки.

Келли уже разбудил яркий белый свет под навесом бензоколонки, а теперь ее заинтересовала музыка. Я знаками спросил ее, не хочет ли она пить. Она кивнула и потерла глаза.

Я зашел в здание заправки, взял несколько банок попить, сэндвичи и направился к кассе. Кассир-негр, лет под шестьдесят, стал подсчитывать общую сумму моих покупок.

Вошли две девицы в сопровождении одного из парней. Обе были крашеные блондинки с волосами до плеч. Парнишка был тощий, прыщеватый, с козлиной бороденкой.

Кассир заморгал и негромко произнес:

— Любовь слепа.

Я улыбнулся в знак согласия.

Девицы разговаривали друг с дружкой, производя больше шума, чем их музыкальная система. Возможно, у них были повреждены барабанные перепонки. Я выглянул наружу — увидеть второго парня, заправляющего машину. Все они были одеты одинаково: мешковатые футболки и шорты. Вид у них был такой, будто они возвращаются с пляжа. По ним можно было сказать, что у них есть деньги — папины.

Они встали за мной. Платить собиралась одна из девиц.

— Почти весь день была такая холодрыга! — проорала она.

Передо мной был вполне жизнеподобный член касты дебилов. Судя по обрывкам разговора, я понял, что они считают своих родителей полнейшими говнюками, которые никогда не дают им достаточно денег, хотя сами лопаются от них.

Передавая сдачу, кассир-негр наклонился ко мне:

— Может, пойдут на работу — поумнеют.

Глаза его блеснули.

Я улыбнулся в ответ и стал забирать свои покупки с прилавка. Поравнявшись со мной, одна из девиц открыла сумочку. Вторая дебилка, все еще стоящая за мной вместе с парнем, разозлилась на замечание кассира и на меня за то, что я согласился.

— Вы только посмотрите на эту рожу, ребята! — произнесла она за моей спиной театральным шепотом. — Кто это вас так разукрасил, мистер?