— Ничего страшного, — сказала она. — Сейчас это лучше, чем ничего.

Пруденс вернулась к себе с ощущением, что мелкие проблемы давят тяжким грузом. Если бы ей здесь были рады, они оказались бы пустячными, но, кроме Кейта, у нее в Кейнингзе нет друзей. Пруденс скучала по Перри. Он умел облегчить ситуацию.

Письма, подумала она. Это контакт с миром. Ни Эрон, ни Сьюзен не были ей друзьями, но сейчас почти казались таковыми.

Пруденс жалела, что с ней нет Тоби, но он уж определенно не собачка графини.

Пруденс написала Эрону на лучшей бумаге, стараясь не впадать ни в упреки, ни в ликование. Она попросила пока сохранить новости в тайне и проконсультироваться с Толлбриджем относительно Дрейдейла. Она писала сдержанно и не упомянула о будущих встречах. Пруденс знала, что никогда не сможет порвать с братом, но ему и Сьюзен придется пока стиснуть зубы. Пруденс сложила письмо и зажгла восковую свечу, чтобы запечатать. У нее появилась металлическая печать с гербом, но Пруденс ею не воспользовалась. Пусть «Графиня» станет для Эрона и Сьюзен полным сюрпризом.

Конечно, это не по-христиански, но хотелось бы ей видеть их лица.

Пруденс положила на стол новый лист бумаги, потом подумала, что для Хетти это будет слишком. Взяв лист своей прежней бумаги, Пруденс начала писать.

Ей хотелось поделиться всей историей, но если она это сделает, то новость за считанные часы разойдется по всему Нордаллертону. Хетти умеет хранить секреты, но не умеет читать. Кто-то должен прочитать ей письмо. Сможет ли этот человек удержаться и не рассказать, что Пруденс Юлгрейв из «Двора белой розы» теперь стала знатной дамой? А ведь Кейт надеется навсегда сохранить «Двор белой розы» в тайне.

И все-таки Пруденс хотелось поделиться хорошими новостями, поэтому она просто написала, что вышла замуж за красивого джентльмена, который приезжал в Нордаллертон справиться о ней, и теперь живет в Кейнингзе в великолепном доме. Одного этого хватит, чтобы «Двор белой розы» гудел несколько дней.

Пруденс поймала себя на том, что немного скучает по «Двору белой розы». Здесь она так одинока. Ей было одиноко во многих местах, где доводилось жить, но с ней находилась мать. Во «Дворе белой розы» Пруденс была чуть больше связана с соседями через Хетги. В Дарлингтоне она завела знакомства, но было слишком мало времени, чтобы подружиться.

Если не считать того, что с Кейтом они подружились за один день.

Ох, Пруденс мечтала о более скромном окружении и уютном доме, где они с Кейтом не будут так надолго расставаться. О положении жены делового человека средней руки, которая командует несколькими слугами и многое по дому делает сама. Теперь она хозяйка огромного поместья. А ее так и подмывало наведаться в кухню или попытаться выстирать одеяла.

Вероятно, ей следует рыскать по всему дому, на случай если Артемис или вдова решат узурпировать ее власть, но у нее просто не хватало духу сделать это прямо сейчас. Вместо этого Пруденс отправилась в библиотеку, чтобы заполнить полки в своем будуаре.

Она еще не встречала нынешнего библиотекаря, мистера Ратбона, и представляла его молодым и тощим. Но когда столкнулась с ним в библиотеке, то увидела дородного джентльмена пятидесяти с лишним лет с обширной лысиной. Остатки седых волос были зачесаны назад, но большая часть головы сверкала на солнце.

Пруденс ожидала доброжелательного приема, но библиотекарь встретил ее холодно. У нее не было настроения бороться с ним, и она принялась обследовать полки. Просмотрев понравившуюся книгу, Пруденс положила ее на стол.

— Миледи, что вы делаете?

— Выбираю книги для своего будуара, мистер Ратбон.

— Для… для будуара?! Я вынужден протестовать.

— Почему? — повернулась к нему Пруденс.

Он вспыхнул:

— Я отвечаю за коллекцию, миледи.

Пруденс задавалась вопросом, не учинила ли какое-то бесчинство, но не могла в это поверить.

— Собранные книги можно читать?

— Э-э-э… да, конечно, миледи!

— Только здесь?

Библиотекарь, должно быть, сообразил, что оказался в сомнительном положении.

— Другие леди не берут книги из моей библиотеки.

— Возможно, другие леди не любят читать. Я возьму из графской, — Пруденс подчеркнула это слово, — библиотеки то, что пожелаю, мистер Ратбон. Можете вернуться к своим обязанностям.

Библиотекарь побагровел. Пруденс задумалась, как ей поступить, если он откажет. Но она не может допустить такую вопиющую наглость.

Пока Ратбон собирался уйти, ее трясло. Наконец он вышел из комнаты, и это дало ей возможность рухнуть в кресло. Как он смеет так себя вести? Пруденс знала: если пожалуется Кейту, он этого человека уволит.

Следовательно, Ратбон не верит, что она это сделает.

Почему? Что он знает?

Пруденс выпрямилась, взяла стопку книг и вернулась в свое убежище с большим желанием вытащить бутылку бренди и выпить.

Вместо этого Пруденс взяла повесть Вольтера «Кандид, или Оптимизм», обрадовавшись, что нашла ее в переводе. Она много слышала об этом произведении, и название звучало обнадеживающе.

Все оказалось совсем наоборот. Настойчивое утверждение доктора Панглосса, будто все живут в лучшем из миров, вряд ли срабатывало, ведь Кандида несправедливо изгнали из замка дядюшки и он оказался в прусской армии. Пруденс читала дальше, ожидая, что положение героя улучшится, но этого не произошло.

Пруденс захлопнула книгу. Вольтер явно хотел сказать, что оптимизм — это глупость, а жизнь — сплошное несчастье. Ну, уж нет, у нее этого не будет. Пруденс села за письменный стол и начала писать историю героини по имени Честность, которую несправедливо выставили из дома, но она шла от триумфа к триумфу, на каждом шагу побеждая демонов. Демонов жестокости, демонов несправедливости, демонов злобы…

— Чем ты так увлеклась?

Пруденс повернулась, стыдливо прикрыв исписанные страницы, и увидела вошедшего Кейта.

— Ты читал «Кандида»? — решительно спросила она.

— Нет. Что это?

— Повесть господина Вольтера, описывающая самые ужасные события. Я пишу противоядие.

— С энтузиазмом, отмеченным кляксами. Ты можешь рассказать мне историю, пока мы прогуляемся по саду. Погода чудесная.

Пруденс сообразила, что уже пробило пять и у нее пальцы в чернилах. Она пошла вымыть руки, но, конечно, чернильные пятна остались. И прежде чем присоединиться к Кейту, она натянула перчатки.

— Ну, так расскажи мне свою радостную историю, — предложил он, когда они спускались по лестнице.

— Все это чепуха. Чем ты занимался?

— Не чепухой, но большая часть дел кажется бессмысленной.

— Тогда почему ты должен это делать?

— Потому что иначе структура общества рассыплется в прах. Во всяком случае, так мне сказали. Многое в жизни бессмысленно, если взглянуть правде в лицо. Ты так не думаешь?

Когда они приблизились к распахнутым на террасу стеклянным дверям, Кейт спросил:

— Например, почему мы носим одежду, когда жарко?

— Из приличия.

— Тогда почему мы надеваем нечто вычурное, а не самое простое? Тога была бы разумнее. Возможно, мне следует внести законопроект.

— И тогда портные будут гоняться за тобой с ножницами.

— Правда? — рассмеялся Кейт. — Английский портной срезает платье с дамы, одетой во французский наряд? Суд его оправдает.

— Вот и отлично. Людям нужна работа.

— Странно, что окончание войны принесло тяжелые времена.

— Сейчас не время для мрачных мыслей, — сказала Пруденс, когда они спустились по невысоким ступенькам на лужайку. — Я расскажу о триумфах Честности, победительницы демонов.

Пруденс развлекала Кейта, пока они гуляли по лужайкам и садам, ошеломляющим своим совершенством. Ей понравилось бы чуть больше естественности и чуть меньше искусственности, но она промолчала.

— О, качели! — сказал Кейт.

Пруденс увидела доску, висевшую на веревках, привязанных к суку великолепного бука в центре лужайки.

— Давай я тебя покачаю, — предложил Кейт.

— Меня?