Но теперь, когда жуткий вопль мужчины наполнил весь двор, она, не мешкая, бросилась ему на помощь. Она подбежала, опустилась рядом с ним на землю, вспаханную копытами лошадей, и внимательно осмотрела рану

Ее вид был ужасен. Острие копья не просто пронзило глаз, а так глубоко вошло в голову, что выглядывало со стороны затылка. То, что несчастный, кровь которого капала ему в рот, еще мог кричать, было чудом. Однако вскоре его вой перешел в жалобное всхлипывание. Здоровый глаз закатился, открыв белок, и он опустил голову, чтобы милостивая тьма избавила его от земных мук.

— Нет! — решительно закричала София. — Не вытаскивайте острие копья, иначе он потеряет еще больше крови! Лучше перенесите его в спокойное место, где я могла бы исследовать его!

Вокруг нее мгновенно собралась небольшая толпа, загородившая трибуну и Бланш. Нечастный Тибо де Конш, ранивший Альберта, тоже подошел к ней. Его лицо было бледным, колени подгибались. То же самое происходило с несколькими оруженосцами, одного из которых стошнило от ужаса, а другой стал вопить. Потом подошли и другие мужчины, которых София не знала, но благородные одежды которых показывали, что они принадлежали к кругу избранных.

Один из них вышел вперед, когда она хотела ощупать лицо раненого. Сначала она решила, что он хочет помочь ей, удалив назойливых любопытствующих. Но потом почувствовала, как он крепко и больно схватил ее за плечо, а затем решительно оторвал от раненого.

— Что вы делаете? Я ведь только хочу... — пыталась она защититься.

Ворчливый голос мужчины был еще более грубым, чем его хватка.

— Убирайтесь отсюда, София де Гуслин! Вам тут нечего делать!

Они отнесли раненого во дворец, где вскоре вокруг него собрались врачи короля и принялись, оживленно жестикулируя, обсуждать его положение. Они были готовы обработать мелкие раны, возникающие при любом ранении копьем, — контузию и растяжения, ссадины и кровоизлияния. Однако они не решались взяться за самую серьезную рану Альберта де Турне. Никто из них не знал, как остановить кровь.

— Вы в своем уме? — рассерженно воскликнула София. Она последовала за ними, несмотря на строгий приказ удалиться, но грубый незнакомец до сих пор не позволял ей приближаться к больному. — Нужно обработать рану, иначе он истечет кровью! Лучше всего прижечь ее раскаленным железом.

— Господа справятся и без вашей помощи!

— Если они будут продолжать в том же духе, думаю, не справятся!

— Вы здесь никому не нужны, госпожа! — прошипел незнакомец. — Вы — позор всего двора!

София смотрела на него, ничего не понимая. Тем временем раненый, придя в себя, слабо застонал. Но она не обращала на него внимания, задетая несправедливым обвинением.

— Как вы смеете так со мной говорить? Я — ближайшее доверенное лицо дофины и...

— Именно поэтому! — прервал ее мужчина, и в уголках его рта от ярости выступили капельки слюны. — Вы вбиваете в голову принцессы сплошной вздор! Если бы дело было только в том, что она носит дорогие платья и приказывает кухаркам готовить изысканные блюда, которые они и готовить-то не умеют... Всем известно, что женщинам иногда можно позволить немного побаловаться. Но вы заставляете ее читать книги, вмешиваться в политику, советовать мужу, кого ему следует принять в отсутствие короля, и...

Он прервался, показывай, что такое поведение настолько возмутительно, что у него даже нет слов. София едва заметно улыбнулась. До сих пор она и подумать не могла, что ее наставления вызвали такие очевидные последствия.

— Прекратите улыбаться! — прошипел мужчина. — Я Анри Клеман, сын воспитателя короля Филиппа, и когда его нет при дворе, именно я рассказываю ему обо всем, что тут происходит. Я не позволю вам насмехаться над ним, его невесткой и всей королевской семьей. Одно мое слово значит больше, чем все слова Бланш, вместе взятые. И если вы осмелитесь превысить свои полномочия, я позабочусь о том, чтобы ноги вашей здесь больше не было!

Насмешливая улыбка исчезла с губ Софии. Она даже не замечала отвратительных испарений, исходящих от раненого, кишечник и мочевой пузырь которого освободились из-за страшных болей.

— Разве вы не знаете, чем мне обязана дофина? — воскликнула она.

Некоторые врачи с любопытством подняли головы: неожиданная ссора интересовала их куда больше, чем раны несчастного рыцаря.

— Я знаю только то, что женщина — неполноценное существо, созданное не по образу и подобию Божию, — ответил Анри Клеман. — Мир устроен так, что женщина должна безоговорочно подчиняться мужчине. А дофин Луи постоянно делает то, что говорит супруга.

— Ого! — воскликнула София. — Я и не знала, что в ближайшем окружении короля есть люди, которые могут цитировать отца церкви Августина.

— Не смейте насмехаться надо мной! Вам должно быть стыдно от одного сознания того, кто вы.

— Да что вы? — усмехнулась София. — Может, мне стоит стыдиться еще и того, что я могу доказать вам обратное тем, что спасу жизнь этого несчастного, в то время как у ваших шарлатанов он просто истечет кровью?

— Я предупредил вас! Вы думаете, что, завоевав сердце Бланш, обеспечили себе при дворе прочную позицию. Но это не так. У вас много влиятельных врагов, не только я. Исповедник короля уже...

— Я не сделала ничего дурного! — горячо прервала она его.

— Королю больше нравится, когда его сын ведет себя тихо и покорно!

— А ему бы понравилось, если бы Бланш отправилась на тот свет, а вместе с ней и его внук? Не вам управлять моей жизнью, Анри Клеман!

— Правда? — спросил он угрожающе. — Я собрал все сведения о вас, София де Гуслин. Я знаю, кто вы такая. Вы не парижанка. Когда-то вы сопровождали принцессу Изамбур Датскую. Я был тогда там, в тот дождливый августовский день, когда король встретил вас в Амьене и принцесса упала в грязь на глазах у всех. Ваше лицо запомнилось мне. Думаете, королю Филиппу понравится, если придворная дама его ненавистной жены станет вертеться вокруг его невестки?

До этого София с вызовом смотрела ему в лицо, уверенная в том, что ее позиция достаточно прочная. Но теперь, побледнев, отпрянула назад.

— Тогда я подтвердила, что Изамбур заколдована! — начала она, ненавидя себя за то, что ее губы дрожали, а голос прерывался. — Я всегда говорила, что брак не был совершен. Без меня бы...

— Ха! — рассмеялся Анри Клеман. — Одно то, что ваше имя связано с ней, способно погубить вас. Мне ничего не стоит ускорить ваше падение, повлияв на короля. Тогда вы больше никогда не увидите Бланш.

— Вы не осмелитесь, нет, не осмелитесь! Ее голос звучал почти жалобно.

Анри Клеман злобно рассмеялся.

— Убирайтесь отсюда, госпожа, ведите себя впредь тихо и смирно и не вздумайте давать дофине советы. Тогда я, может, и разрешу вам время от времени видеться с ней. Но горе вам, если вы думаете, что сможете править через нее!

София побледнела еще больше. Врачи внимательно смотрели на нее. Даже раненый, находящийся в сознании, повернул здоровую половину головы в ее сторону. Но огорчало Софию вовсе не это обилие свидетелей.

От ворот упала черная тень. Никто не знал, сколько этот человек простоял там и слышал ли всю ссору, но вмешался он только теперь.

— Что тут происходит? — спросил брат Герин с непроницаемым лицом.

Дофина Бланш улеглась в свою огромную постель и впервые за несколько месяцев заявила, что плохо себя чувствует. Ее мучил жар, хотя лицо было бледным, как простыни.

София не противоречила ей, а стояла неподвижно у ее постели, не в силах произнести ни слова.

Облака, которые во время турнира были похожи на крошечные пятнышки, сгустились. Небо затянулось, стал накрапывать дождь. Когда София поспешила обратно к трибуне и ей сказали, что Бланш, испугавшись, удалилась к себе, на нее упали первые капли. Но они не могли охладить ее лицо, прежде мертвенно-бледное, а теперь багровое от гнева. Унижение, которое ей пришлось пережить, накрыло ее таким тяжелым облаком гнева, что ей было тяжело дышать.