Теперь ее тело сотрясалось от рыданий, будто ее бил страшный озноб.

София пересекла комнату и обняла Роэзию за плечи.

— И твоя боль тоже не имеет значения? — мягко спросила она. — Ты боишься своего прошлого и пытаешься избавиться от него, ожидая, что я признаюсь, что тоже считаю свою жизнь нестоящей. Ждешь, что я солгу тебе, сказав, что в моей жизни не было ничего, кроме стремления к знаниям. Но даже если бы это было так и все, что я написала, было лишь грезами слабого разума, я не жалела бы об этом. Ни о том, что написала в хронике, ни о том, что прочитала ее. Слово за словом, предложение за предложением. Я хочу запомнить ее на всю жизнь.

Она крепко и успокаивающе обнимала Роэзию за плечи, и та перестала дрожать.

— София... — простонала она. — София...

— Успокойся! — мягко сказала София и ласково погладила ее руку. — И не злись на меня! Завтра мы снова поговорим!

Роэзия долго стояла не шевелясь, так что София решила, что она не расслышала ее последних слов. Но потом по ее телу пробежала дрожь. Не глядя на Софию, она отпрянула от нее в сторону, туда, где она не могла ее достать.

— Я буду... молиться, — тихо сказала она, опустив голову. — Вы проводите меня в крипту?

София удивленно вскинула брови. Она не ожидала услышать ни этой просьбы, ни этого мягкого голоса.

Она попыталась заглянуть в глаза Роэзии, но та избегала ее взгляда, будто в комнате находилась ее тень, а сама она уже давно ушла.

— Как хочешь, — растерянно согласилась София.

Еще более странными были слова, которые произнесла Роэзия затем.

— Вы с кем-нибудь говорили о маленькой комнатке за криптой, прямо под алтарем? Вы упомянули ее, рассказывая о том дне, когда прощались с мертвой Изамбур.

По крайней мере, голос звучал снова трезво, а не заговорщицки тихо. Роэзия овладела собой, и ее лицо приняло прежнее выражение, только одна прядка волос выбилась из-под покрывала.

Софии захотелось снова поднять руку и заправить прядку. Но как только она собралась сделать это, Роэзия вся сжалась, и София передумала.

— Об этой маленькой комнате мы поговорим потом, — сказала София.

Сестра Иоланта очнулась.

Открыв глаза, она не сразу поняла, где находится. Свет, хотя мягкий и неяркий, ударил ей в глаза. Сквозь шум в голове прорвался чей-то звонкий голос. Подбородок ныл, глотать было больно.

— Что... что произошло? — пробормотала она.

Резкая боль пронзила ее горло. Чувство было такое, будто она проглотила огонь, а голос так ослаб, будто она кричала несколько часов подряд.

«Но я не могла кричать,— вспомнила она. — Роэзия пыталась задушить меня... как остальных... только на этот раз руками, а не веревкой из конопли...»

Она жадно вдохнула воздух и захрипела.

— Тише, — сказал звонкий голосок. —Лежите спокойно! Мы пошли за вами в крипту, и там увидели нечно ужасное. Сам Бог направлял нас, и мы успели вовремя и освободили вас от Роэзии. Ее несчастной душой завладел дьявол. Пришел епископ, чтобы изгнать его.

Иоланта села и потерла виски. На короткое мгновение шум усилился, а потом постепенно затих.

— Оставь меня одну ненадолго, подожди наверху, в часовне.

Только теперь, когда молоденькая девушка проворно поднялась, она узнала в ней сестру Брунизенту, пономаря. У нее были тонкие благородные руки, которым все с радостью доверяли драгоценные сосуды, а еще ее ценили за необычайную ловкость, с которой она вышивала восхитительные скатерти для алтаря.

Иоланта бодро улыбнулась ей вслед, чтобы та не беспокоилась за нее. Когда Брунизента исчезла за дверью, Иоланта собрала все силы, чтобы встать на ноги и справиться с сильным головокружением. Слава богу, оно быстро прошло, осталась только боль в горле. Наверное, ей несколько дней будет тяжело глотать и говорить.

О, несчастная, безумная Роэзия!

Она была убийцей! На ее совести жизнь Софии и Катерины, Греты и Элоизы!

Какую судьбу ей приготовил епископ?

Иоланта постаралсь не думать об этом. Нужно было положить конец этому кошмару и прогнать несчастья из женского монастыря в Корбейле. Для этого она должна сделать только одно, последнее дело.

Опираяся одной рукой о шершавую стену, другой она принялась рыться в складках своего темного платья. Оно было достаточно пышным, чтобы в нем можно было спрятать хронику, которую она обнаружли в келье Роэзии и взяла с собой на их последний разговор.

Теперь хроника принадлежала ей, и она была вправе решать ее судьбу.

Вчера она была так напугана своей находкой, что даже не смогла заставить себя прочитать ее. И сегодня ей было неинтересно знать, что же написала София.

Нужно отдать ей должное, в последние годы София изменилась и даже примирилась с Катериной. Но все же с ее именем Иоланта связывала прежде всего огромное недоверие, посеянное Бланш, которой та много лет служила и которая говорила о ней всегда с яростью, называя самонадеянной, дерзкой и высокомерной.

Нет, от Софии не стоило ждать ничего хорошего. Сейчас не время показывать всем ее хронику. Она стремительно направилась к темной нише позади крипты, где долгое время сидела мертвая София, поискала щель в стене и запихнула в нее рукопись. Стряхивая с головы пыль, она почувствовала гордость за свой поступок. Затем стала подниматься наверх.

В крипте было темно. Спустя какое-то время по стене пробежал круглый луч света. За ним следовала сестра Брунизента. Она осторожно прошла через крипту и без труда обнаружила трещину в стене, куда Иоланта спрятала хронику. Она только сделала вид, что ушла, послушавшись приказа Иоланты, а на самом деле поспешила за ней.

Она была движима не только любопытством.

Конечно, в последние дни она принимала активное участие в пересудах, вращавшихся вокруг Софии и страшных убийств в монастыре. Она была еще так молода, что придавала большое значение этой болтовне и сожалела, что не слишком много может рассказать нового потому что пришла в монастырь уже после исчезновения Софии. Ей не довелось ни видеть неприступную женщину, ни ловить на себе ее отстраненный взгляд, ни слышать ее голос, в отличие от остальных, которые теперь всячески приукрашали свои рассказы. Только благодаря тому, что она обнаружила тело Элоизы, ей удалось пробиться вперед и обратить на себя внимание окружающих. Хотя на самом деле зрелище мертвой сестры было таким ужасным, что ей нелегко давалось снова и снова описывать его.

Брунизента взяла хронику и спрятала ее под накидкой.

Она знала, что благодаря этой рукописи не на несколько дней, а на целые месяцы станет центром внимания.

Она не собиралась делить с кем-то свою находку: она хотела прочесть ее.

Она всегда любила истории, которые ей вначале рассказывала кормилица, а потом мадемуазели матери. Особенно зимой, когда, стоило покинуть женскую половину, как у тебя перехватывало дыхание от мороза, когда из подушек едва удавалось прогнать паразитов, а на дорогих сундуках лежал слой сажи из-за плотного дыма. Тогда наступал самый прекрасный момент дня — чтение книг при тусклом свете огня.

Больше всего ей нравилась история про Ланселота, который любил прекрасную Геневру, но не мог владеть ею. Иногда Брунизента мечтала о таком благородном рыцаре, хотя и знала, что их не существует.

Мужчины, которые пили на нижнем этаже вместе с отцом, были опухшими, у них были гнилые зубы, и они не находили покоя от блох и вшей, ползавших у них по лицу.

Истории, написанные в книгах, забавляли ее отца, и он от души смеялся над ними. Он умел писать только свое имя. Владеть письмом, считал он, нужно для того, чтобы писать письма и вести книги учета, а не для того, чтобы развлекать баб. Однако нужно же им чем-то заниматься, и если в круг их развлечений входит чтение книг — то почему нет?