Софии не удалось схватить дочь и объяснить ей, почему она так зло и презрительно говорила о ней с Изидорой. Не слушая ее, Катерина убежала из дома и теперь мчалась по улицам так, будто за ней гнался сам дьявол. Софии не оставалось ничего другого, как последовать за ней. Ее не беспокоило то, что Катерина теперь, возможно, будет бояться и презирать ее больше, чем прежде. Она только не хотела, чтобы девчонка рассказала Теодору о жестокой, бессердечной матери и чтобы он ужаснулся этого.

— Остановись! — кряхтела она, отвыкнув от быстрого шага. Белый чепец, под который были убраны волосы, развязался, и косы Катерины метались по ее спине, как тонкие змейки.

Она остановилась.

— Как долго, — вскричала она с пылающим лицом. — Как долго ты не выходила на улицы Парижа, мама? Ты знаешь, где следует хорошей хозяйке делать покупки, а какие лавки лучше обходить стороной?

София смотрела на нее растерянно.

— Сейчас не время говорить о...

— Теперь мое время говорить, мама! — кричала Катерина. — Ты уже несколько лет не выходишь из дома и понятия не имеешь о том, что происходит в мире, и при этом осмеливаешься заявлять, что я ни на что не гожусь? На самом деле все совсем наоборот!

— Катерина, пойдем домой, а там...

— Домой? Куда? Ты никогда не могла сделать наш дом уютным, это делала я все эти годы! Там, у рынка, можно купить лучшую муку и белый хлеб, сочную свинину и ощипанных кур. А на другой стороне, прямо напротив, у Пьера, продается лучшее в Париже молоко, пенистре, жирное и густое.

— Катерина...

— Ты ничего этого не знаешь! — кричала девушка все громче. — Ты, может, и суешь нос во все книги этого мира, но не делаешь ничего из того, что следовало бы делать женщине, из высокомерия и чванства. Но я не такая! Не такая! Посмотри туда, у Сен-Жан-де-Грев мы покупаем сено для лошадей. На улице Ломбар продаются самые благородные материи, а у ворот Сен-Оноре я видела самые прекрасные ковры! Обо всем этом ты и понятия не имеешь! Ты ничего не знаешь об этом, потому что это тебя никогда не интересовало! Такие женщины, как ты, только напрасно небо коптят!

Произнося последние слова, она снова пустилась бежать, и София последовала за ней, хоть это и давалось ей нелегко. Она подумала, не оставить ли дочь, пусть побегает и поостынет. Но та, будто прочтя мысли Софии, произнесла имя Теодора с таким же восторгом, будто это было имя лучшего купца в городе.

— Теодор! — начала она, когда они проходили мимо наполовину построенного Лувра, замка, который несколько лет назад начали строить на правом берегу Сены. Затем они взошли на мост, ведущий к острову Сите. — Теодор набожный и скромный, но ему все равно нравилось, когда я нагревала ему комнату или готовила горячую пищу. Он ни в чем не должен был испытывать нужды, после того как выходил из твоей ледяной комнаты, в которой ты сидишь как паук и отравляешь ему жизнь!

— Прекрати! Сейчас же! — взволнованно вскричала София. — Что ты понимаешь в Теодоре?

— Мне не обязательно понимать его, чтобы обеспечить ему радостную, приятную жизнь. Я, может, и правда глупа как пень и не владею науками, которые тебе кажутся столь важными, зато я никогда его не мучила, ни к чему не принуждала, никогда не делала его несчастным, как ты!

— Несчастным? О чем это ты?

— Я ненавижу тебя, мама, ненавижу от всего сердца! — в исступлении вскричала Катерина.

У Нотр-Дама на улице стояли несколько человек. Некоторые из них изумленно смотрели на вышедших из себя женщин. Но София не обращала на них внимания.

— Ну хорошо, — усмехнулась она, устав от упреков. — Ну и ненавидь на здоровье! Тебе вовсе не обязательно меня любить. Но выйди замуж за Кристиана.

— Кристиана? — в истерике вскричала Катерина.

— Да! — ответила София. — Он любит тебя. Он бы давно объяснился с тобой, если бы Теодор не удержал его от этого. Он считает, что ты еще слишком мала для таких вещей, слишком впечатлительна и наивна.

— Ха! — громко воскликнула Катерина. — Ха! Если бы это было так, Теодор никогда бы не стал мешать моему счастью. Но это не так! Единственное, чего от него хочет Кристиан, так это... чтобы он сказал тебе правду.

На мгновение София потеряла дар речи. Ей показалось, что вокруг все стихло. Люди больше не проходили мимо с деловитым видом, а стояли на месте и смотрели на ссорящихся женщин.

Обычно возле собора Нотр-Дам всегда царило оживление. Уже несколько лет шла работа над фасадом, и для этой цели построили деревянные леса и мешали цемент, поднимали кирпичи в баках и доделывали детали. Но в этот момент на стройке было тихо.

— О чем ты говоришь? Какую такую правду должен сказать мне Теодор? — воскликнула София и внимательно осмотрелась по сторонам. Не только каменотесы и перевозчики раствора оставили свою работу, но и представители других профессий собрались на площади: кузнецы, ткачи, сапожники. Они выглядели как-то напряженно, будто изо всех сил старались оставаться незамеченными. Все молчали, и было слышно только кудахтанье кур, которые продавались неподалеку на рынке.

Катерина рассмеялась, и этот смех в наступившей тишине показался ужасно громким. Он был таким же пустым, как и смех Кристиана.

— Когда ты в последний раз говорила с дофиной? — наконец спросила она холодно.

София удивленно смотрела на нее.

— Какое это имеет отношение к Кристиану?

— Ты не знаешь ничего из того, что происходит вокруг, не так ли? — усмехнулась Катерина. — Ты такая ученая, все записываешь. Меня называешь глупой, никчемной и необразованной. А сама даже очевидного не замечаешь!

Она снова рассмеялась, Пожала плечами и хотела пойти прочь.

Но София не позволила дочери сбежать от нее. Она догнала Катерину, схватила за руку и собиралась ударить по лицу, когда вдруг заметила что-то еще помимо напряженного молчания людей.

Все они смотрели в одном направлении, и там поднимался тяжелый, темный столб дыма, расплываясь по пасмурному небу. Вместо того чтобы держать Катерину, София поспешно зажала нос рукой. Дым уже начинал щекотать ей горло. Она закашлялась.

— Боже мой! Где это горит? — воскликнула она растерянно. — Кажется, будто весь Париж охвачен огнем!

Сестра Иоланта не отходила от Роэзии. Хотя с тех пор, как Грета была найдена мертвой, прошло несколько часов, она считала, что ее долг заключается в том, чтобы быть с Роэзией и всячески поддерживать ее. Медицинская сестра уже обследовала тело и установила ту же причину смерти, что и у Софии и Катерины.

Сестра Элоиза тоже была обеспокоена состоянием Роэзии.

— Как вы себя чувствуете, почтенная мать?— спрашивала она то и дело, глядя на бледное лицо настоятельницы.

Роэзия с неохотой признала, что была рада тому, что ее не оставили одну. Перепуганные и взволнованные сестры лишили ее последних сил, но эти две сестры являлись доказательством того, что мир не целиком состоит из загадок, что его можно объяснить и направить разумными словами.

Сестра Элоиза вместо Роэзии написала епископу Орлеанскому, сообщив о новом ужасном преступлении. А сестра Иоланта перестала рассказывать о прошлых грехах Софии и пыталась понять, почему Грета умерла именно в скриптории.

— Что, ~ спросила она у Роэзии, — что, собственно говоря, заставило вас искать ее именно там?

Ее голова все еще была как в тумане, но боль прошла. С тех пор как Роэзия под отчаянными взглядами сестер убежала в свою комнату, она чувствовала, будто ее— как в прежние тяжелые времена — окутал туман.

— Не знаю, — начала она медленно, с трудом пытаясь собраться с мыслями. — На самом деле... я ее даже и не искала. Все сестры были заняты поисками, а я, напротив, хотела тишины.

Сестра Иоланта с пониманием кивнула.

— А почему,— спросила она, — вы пошли не в свою келью, а в скриптории?