Он привык приказывать, но впервые в жизни столкнулся с неповиновением.

— Кто вы такой? — спросила София, чтобы глубже проникнуть в чужой мир, с которым ей пришлось столкнуться.

Он слегка нахмурил лоб, будто сожалея, что придется потратить время на пустые объяснения.

— Я ближайший советник короля, — наконец объяснил он, глядя на нее сверху вниз. — Меня почти не видно. Я живу в тени. Но все же мое слово имеет вес. Так что советую передать вашей королеве следующее: если она хочет жить в мире и в счастливом браке, пусть держится меня.

— И я хочу этого, — гордо ответила София. — Потому что именно я забочусь об интересах принцессы и говорю за нее, когда в этом есть необходимость. Мое имя...

— Вам не обязательно называть его, — резко прервал он ее. - Я наблюдал за вами и понял, что вы — самый близкий человек принцессы, а еще вы знаете, как себя вести. Этого мне достаточно.

Его голос так же мало выдавал его волнение, как и его поведение. Только правая нога стала дергаться сильнее.

— Если я желаю представиться вам, — ответила София раздраженно, забыв о своих проблемах и своем положении, — то позвольте мне сделать это. Меня зовут София.

Поначалу ее собеседник ничего не ответил. Затем, когда она уже и не ждала ответа, он сказал почти насмешливо:

— А я брат Герин... А теперь позаботьтесь о том, чтобы королева приготовилась ко сну.

Она кивнула, на этот раз в отчаянии ругая себя за то, что столь беспечно предалась пышному застолью и позволила себе быть несдержанной с темным священником, вместо того чтобы настроиться на предстоящие часы. Вдруг Изамбур, несмотря на то что в последние недели вела себя спокойно, начнет кричать, как только Филипп прикоснется к ней? Позволит ли она Софии оставить ее одну с королем?

Она дрожала, когда поднялась со своего места, и чуть не опрокинула бокал вина. Брат Герин вовремя протянул руку и подхватил его. В его лице ничего не дрогнуло, не появилось ни насмешки, ни недовольства ее наглостью. Она вдруг подумала о том, что в свете возможных ужасных событий было бы неплохо иметь рядом такого человека, того, кто сохраняет спокойствие, прячет свои чувства и в нужный момент знает, что делать.

София была начеку и прислушивалась.

После плотного ужина она почувствовала усталость и расслабилась, но слышала все, что происходит в королевских покоях, отделенных от нее лишь тонкой перегородкой.

Рядом с ней сидела Грета и громко храпела. Конечно, в столь важный момент она заснула не по своей воле. Возужденным шепотом она спросила у Софии, позволят ли феи королю украсть у них принцессу и, вообще, может ли такая женщина, как Изамбур, выходить замуж.

Тогда София решила, что вполне справится без язычницы, которая верит в чудеса и болтает без умолку, которая никогда не думает о том, как превратности судьбы Изамбур скажутся на ее жизни.

София поднесла ей бокал подслащенного вина, назвала его божественным напитком и сказала, что обычай предписывает в такой вечер не отказывать себе в вине, иначе у молодоженов не будет счастья. Вскоре Грета, непривычная к таким напиткам, заснула. По крайней мере, одной проблемой стало меньше.

Тем временем София сжала кулаки так сильно, что кости заострились и побелели, и в ее голове вихрем проносились разные мысли: дай Бог, чтобы король Филипп не заметил, что ему подсунули слабоумную, пока женитьба не состоится полностью! Если она станет кричать после, будет уже поздно противиться браку! Изамбур будет спокойно и замкнуто жить при королевском дворе в Париже, а король Филипп решит, что, поскольку у него уже есть сын Луи от первого брака, больше ему наследники не нужны и что странный брак стоил всех преимуществ союза с Данией.

О, пусть будет так!

Перед этим София долго сидела с Изамбур. Она ее переодела и мягко говорила с ней, пытаясь успокоить.

— Пожалуйста, не кричи! — сказала она. — Реагируй на прикосновения короля так же, как на мои. О, пожалуйста, Изамбур, не порть мне жизнь!

Взгляд принцессы был странным и необычным. Она смотрела в лицо Софии почти вопросительно, а после раскрыла губы, будто желая произнести имя «Рагнхильда». Так это, по крайней мере, выглядело, и на какой-то момент Софии показалось, будто она действительно услышала что-то похожее, что, однако, могло быть только слуховым обманом, потому что Изамбур не умела говорить.

Она не отвела от Софии своего пустого взгляда, когда пришел король и последовала обычная церемония. Филипп, чье недовольное, лихорадочное лицо смягчилось под действием вина, должен был лечь с принцессой в постель и ногой коснуться ее ноги. София под тяжелым покрывалом не смола разглядеть, сделал ли он это. Изамбур оставалась неподвижной, в то время как Ригорд из Сен-Дени, который был не только личным врачом короля, но и его исповедником, благословил супружескую пару.

После этого София бросила на новую королеву Франции предостерегающий и в то же время успокаивающий взгляд и осталась ждать в чулане за стенкой.

Тишину нарушал только храп Греты.

Может, принцесса молча позволит всему произойти, еще надеялась София, может...

Потом она услышала какие-то звуки, по крайней мере, решила, что шум доносится из соседних покоев. Она не была полностью уверена, поскольку не могла определить источник этих звуков.

До этой ночи крики Изамбур казались Софии самыми отвратительными звуками, какие только существуют в мире, кроме того, принцесса при этом брызгала пеной и закатывала глаза. А теперь раздавался крик, который мог принадлежать только королю.

Но ведь это был человек, которого с детства приучили к сдержанности. Он стойко переносил боевые ранения, а теперь кричал так испуганно, будто находился в разгаре самой страшной битвы в своей жизни и будто ему грозила смерть.

София потом не могла вспомнить, как она вскочила и бросилась в королевские покои.

Она распахнула дверь и увидела то, что никак не ожидала увидеть.

Катерина была мертва. Убита, как и София.

Растерянная Роэзия сидела рядом с сестрой Элоизой, охваченная отчаянием.

Она понимала, что нужно выйти к остальным сестрам и обсудить с ними случившееся, позаботиться о том, чтобы тело Катерины отнесли в церковь для торжественного прощания, и попросить священника соседнего монастыря прочитать мессу, а также подумать о том, кому могла быть выгодна смерть сестры Клариссы. Веревка вокруг ее шеи неопровержимо свидетельствовала о том, что сестра была убита так же, как и ее мать София, хронистка.

Но мысли Роэзии путались, как в давно минувшие времена, когда монастырская жизнь еще не защищала ее от подлого мира и она была вынуждена прятаться в серой дремоте, пытаясь уйти от коварства повседневности. Когда она потом просыпалась, очнувшись от дурного сна, то всегда удивлялась, что прошли не часы, а дни, а иногда даже недели.

О, она многое отдала бы за то, чтобы теперь иметь возможность переждать это время, чтобы когда-нибудь потом узнать, что ужасные события этих дней — находка мертвой хронистки и убийство ее дочери Катерины — принадлежат давнему прошлому, а настоящее — спокойно и безмятежно.

— Сестра Клотильда нашла Катерину в ее келье, — рассказывала Элоиза. — Она сидела почти так же, как ее мать София, когда ее нашли: голова свешивалась на грудь, руки были широко разведены. Кто-то накинул веревку сзади и задушил ее так, что она не могла оказать сопротивления. Медсестра уже изучила все следы...

Роэзия смотрела на нее стеклянными глазами, и ее обычно трезвый ум отказывался воспринимать услышанное.

— Ее убили точно так же, как и Софию, — продолжала Элоиза.— Убийца один и тот же.

Роэзия пыталась все обдумать, но в плотном, сером тумане не нашлось ни одной здоровой мысли.

— Вам следует выйти к сестрам и призвать их сохранять спокойствие! Они уже начали распространять ужасные слухи! — настаивала Элоиза. — Они говорят о проклятии, которое преследовало Софию, и что она передала его по наследству своей дочери.