Гнев, всколыхнувшийся в Роэзии, вернул ее к действительности.

— И что я могу сделать? — горько воскликнула она. — Это нормально, что все случившееся вызвало такую реакцию. Разве можно этому удивляться? София исчезла несколько лет назад, а вместе с ней и хроника, которую она писала всю жизнь. А теперь ее находят мертвой в таинственной комнате за алтарем. Катерина, ее дочь, которая всегда ненавидела ее, рассказала при всех, что ей известно содержание хроники, и ее убили несколько часов назад!

Элоиза огорченно покачала головой. Она так же не любила показывать свои чувства, как и Роэзия, или как это делала при жизни София. Часто Роэзия чувствовала между ними сестринскую близость: Софии так же пришлось пережить многочисленные жизненные бури, но ее живой, ученый ум никогда не погружался в хаос. Роэзию всегда успокаивало то, что София была ее союзницей в этом безутешном мире.

— Вы думаете, — спросила Элоиза, — что Катерину убили потому, что ей было известно содержание хроники? Думаете, кто-то не хочет, чтобы о нем узнали все?

Роэзия пожала плечами.

— А если бы это было и так... я только надеюсь, что сестры не станут распространять еще более глупые слухи.

— Конечно, — поспешно сказала Элоиза, — но мы с вами можем подумать об этом. Что вам известно о жизни Софии? Что она могла написать? Разве может ее хроника содержать в себе тайну, в которую никто не должен быть посвящен?

Роэзия смотрела прямо перед собой невидящим взглядом. София никогда не рассказывала о себе, но все знали, что она пережила гораздо больше, чем остальные сестры. О ней ходили легенды. Первые годы в монастыре она провела вместе с королевской вдовой Изамбур, а Изамбур сама была легендой, о ней всегда говорили с большим благоговением.

— Прошлое Софии никогда не интересовало меня, — поспешно заявила Роэзия. — Единственное, что имело для меня значение, — это огромный объем знаний, которым она обладала. Возможно, тебе известно о ней даже больше, чем мне.

Элоиза пожала плечами и стала рассказывать все, что пришло ей в голову. Что София родилась в Германии, приехала во Францию с Изамбур Датской, затем их пути разошлись на дол -гие годы. Далее было известно, что София вышла замуж, жила в Париже и в первые годы нового века родила дочь Катерину, которая стала сестрой Клариссой и которую только что убили.

Роэзия равнодушно выслушала столь подробный рассказ.

— Катерина говорила, что Софию ненавидели многие, а не она одна,— сказала настоятельница, и это была первая разумная мысль, которая появилась в ее усталом мозгу. — Мы должны подумать, кто входил в число этих людей, и опросить их одного за другим. Они должны сказать нам, что им не нравилось в Софии и могла ли их ненависть к ней распространиться и на ее дочь.

— Вы подозреваете... кого-то определенного? — с нетерпением спросила Элоиза.

Роэзия порылась в памяти, которая, как ей казалось, была заполнена всяким хламом. Мысли будто наталкивались на какие-то болезненные препятствия. Но один уголок ее мозга был свободен, и в нем находилось только одно имя.

— Да,— сказала она задумчиво, — да. Если мы говорим о том, кто — кроме Катерины — ненавидел Софию больше всего, то я знаю, с какой из наших сестер мне следует поговорить в первую очередь.

— Кого вы имеете в виду? — спросила Элоиза.

Изамбур лежала на кровати, раскинув ноги, и хотя София никогда не верила в сказки, рассказанные Гретой, в которых говорилось о том, что принцесса была дочерью русалки и та после ее рождения исчезла в море, в тот момент она их вспомнила. Ее бедра были так сильно перепачканы кровью, будто король не просто лишил ее девственности, а пронзил ее мечом и несколько раз повернул его внутри нее. Простыни, на которых лежала Изамбур, были пропитаны кровью.

Сам король сидел на корточках в углу комнаты, будто отброшенный неведомой силой. София еще никогда не видела голого мужчины, если не считать бедер Арнульфа. А теперь король стоял перед ней совсем голый, низ его живота был сплошь покрыт кровью, как и бедра Изамбур.

Несмотря на все это, королева молчала, а Филипп с трудом поднялся на ноги и несколько раз вскрикнул.

— Проклятье! — выругался он. — Проклятье! Такого со мной еще никогда не случалось! Что здесь происходит?

Он замолчал, и в комнате раздался оглушительный крик, которого боялась София. Изо рта Изамбур выступила желтоватая пена, она вцепилась ногтями в окровавленные простыни, закатила глаза и зарычала.

— Проклятье! — снова выругался король Филипп. — Что же это за женщина?

Сначала София стояла неподвижно, а потом кинулась к королю и, вместо того чтобы успокоить принцессу, упала к его ногам.

— Простите ее, сэр, простите ее! — умоляла она, не думая, что говорит. — Что бы тут ни произошло, это ее ошибка! Вы, разумеется, не сделали ничего дурного!

Король смотрел на нее, вытаращив глаза, с таким же изумлением, как в лесу, когда Изамбур лежала перед ним в грязи. Он ничего не сказал, отступил назад и выбежал из комнаты.

— Изамбур, — крикнула София, подошла к принцессе и попыталась успокоить ее. — Изамбур, что же произошло?

Взгляд Герина был непроницаемым.

Когда он вошел в королевские покои, София почувствовала облегчение. Она теперь была не одна с Изамбур и больше не должна была мучиться загадкой, что же случилось в этой комнате, почему король закричал первым и почему он не лежал в постели, а сидел в углу комнаты.

Его вопросы вернули ее к действительности.

— Вы ее помыли? — спросил он в первую очередь.

— Да, — испуганно ответила София, — и переодела.

Брат Герин задумчиво кивнул. Возможно, он не знал, насколько откровенным ему следует быть с Софией.

— А где окровавленные простыни?

— Я спрятала их в сундук.

— Кто видел, что здесь произошло?

— Только король... и я... и вы. Остальные спали.

Сначала она была намерена ограничиться коротким разговором. Но Изамбур начала засыпать, и ей захотелось, чтобы он побыл с ней подольше.

— Я не знаю, что здесь произошло, — начала София. — Но король точно не сделал ничего плохого. Изамбур... Королева не в себе. Она слабоумная. Она не может сказать ни одного разумного слова, а иногда очень страшно кричит. Конечно, она красива внешне, когда ведет себя тихо, но она не такая, как все. Не думаю, что она смогла бы родить королю детей. От одного этого она... чуть не истекла кровью.

Брат Герин и бровью не повел, пока София говорила. Это придало ей мужества, и она продолжала говорить. Его правая нога едва заметно дрожала, и это немного беспокоило ее.

— А почему вы не рассказали об этом прежде, чем был заключен союз? — угрюмо спросил он.

— Король Кнут решил выдать свою сестру замуж за короля Франции, а не я, — ответила она. — Разве я вправе оспорить решение, принятое королем?

Герин молча смотрел на нее.

— Что будет дальше? — спросила София, и в ее голосе повышались паника и страх.

Ее возбуждение передалось и ему.

—Этого мне еще не хватало! — прошипел Герин, обычно так хорошо владевший собой. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы снова прийти в себя. — Я не люблю войну, а еще меньше она мне нравится в том случае, если ведется не по правилам. Если король Филипп выступит против Ричарда Львиное Сердце, ему нельзя оскорблять Кнута.

Он говорил, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к ней.

— Ах, я бы многое отдал, если бы мне не пришлось искать такого союза! — горячо продолжал он. — Я бы многое отдал, если бы этой войны не было вовсе и королем не двигала бы зависть оттого, что Ричард унаследовал огромное королевство, а он — всего лишь несчастную Францию!

— Что же мне делать? — спросила София, после того как он закончил свою речь и замолчал.