Внизу на турнирной площади качалось разноцветное море. У рыцарей были различные гербы: простые перекладины желтого и белого цветов на голубом или красном фоне, ромбы на черном фоне, кресты на фиолетовом, а также короны, звери и цветы. Темными пятнами выделялись только скромно одетые монахи, которые недоверчиво морщили лбы и про себя думали, что турниры вызывают только ненависть и насилие среди сражающихся, а среди зрителей — тщеславие и кокетство.

Однако никто не осмелился высказаться против, потому что турнир устроила королевская чета.

Голубая шаль дофины, пронизанная серебряными нитями и покрывавшая ее голову, была самым ярким пятном на трибуне. Она была такой тонкой, что сквозь нее просвечивались светло-рыжие локоны, которые придворные дамы завили специальными щипцами. В тон шали было выполнено нижнее платье, которое украшали серебряные лилии. Верхнее платье из сине-зеленого шелка было таким узким, что мешало дышать. Через плечо была небрежно переброшена накидка из лебяжьего пуха.

Дофина Бланш громко хлопала, на ее щеках проступили красные пятна. Завершилась первая часть турнира, игра наездников, когда противники группами выступали друг против друга и затевали массовую борьбу. Наступила короткая пауза, и зрители могли подкрепить свои силы закусками: теплыми пирожками с мясом, запеченными яблоками и инжиром, посыпанными клоповником и розмарином. Теперь, после того как поле боя было очищено и булавы отложили в сторону, последовала вторая часть турнира.

— Смотрите! — воскликнула Бланш. — Рыцари готовятся к бою на копьях!

София благосклонно наблюдала за ней. Она сидела неподалеку и смотрела больше на Бланш, чем на турнир. Копыта лошадей, доспехи и цветные ленты наводили на нее тоску, как и рев зрителей, пронзительные крики женщин и голоса герольдов, которые при таком шуме могли объявить только имена всех рыцарей. Зато она с гордостью констатировала заметные перемены, произошедшие с наследницей трона, которая еще недавно была совсем ребенком. После тяжелых родов около двух лет назад она ничуть не прибавила в весе, и на ее овальном лице по-прежнему торчали острые скулы. Но ее глаза больше не были наполнены слезами, а светились живым интересом.

Не все, к чему она стремилась, вызывало одобрение Софии. Бланш легко обучалась, ее ум был живой и быстрый, и иногда ей даже нравилось сидеть за книгами. Но их бесцветный мир не мог насытить неусидчивую наследницу. Силу и чувство собственного достоинства, которые старалась привить ей София, она предпочитала использовать для того, чтобы придать серому парижскому двору, на который король не обращал никакого внимания и которому не хватало заботливой руки королевы, роскошь и блеск.

Раньше развлечения устраивались крайне редко, теперь же регулярно: соколиная охота, в которой принимали участие и дамы, турниры, во время которых они дрожали от страха за своих фаворитов, наконец, празднества, где выступали дрессировщики медведей и под громкие крики заставляли угрюмых зверей с огромными когтями выполнять всяческие упражнения.

Этот крик всегда казался Софии слишком пронзительным и назойливым. И когда Бланш схватила ее за руку и прокричала ей в ухо: «Как своевольно! Герб Альберта де Турне украшает не только его щит и попону лошади, но сверху на шлеме видны маленькие флажки с этим гербом», она сжалась и с тоской подумала о своем тихом, уютном мире книг. Но, бросив взгляд на ложу для высокопоставленных господ, она довольно расправила плечи.

Короля на турнире не было. Он или отправился в один из своих охотничьих дворцов, или пытался покорить Иоанна Безземельного. Поэтому великие люди этой страны и те, кто занимал высокие посты, вертелись не вокруг него, а возле молодой пары наследников престола. А из них именно Бланш выделялась из толпы и притягивала к себе восхищенные взгляды рыцарей, в то время как дофин Людовик, не унаследовавший ни недоверчивого взгляда, ни неприступной манеры короля, тяжело сидел на стуле и преданными собачьими глазами наблюдал за восторгом посвежевшей супруги.

Не было никакого сомнения в том, что именно Бланш являлась центром двора, и в том, что София была наиболее близка к ней. Ни одна из придворных дам не сидела так близко от нее, ни одну из них не приглашали так часто сопровождать наследницу в таких мероприятиях, как этот турнир или месса. Когда София проходила по коридорам, все уважительно умолкали, а некоторые даже кланялись, чтобы, немного погодя прийти к ней по делу, с которым они хотели обратиться к наследнику престола.

— Смотрите, Альберт де Турне занял свое место, его противник — Тибо де Конш! — прокричала Бланш.

София позволила себе улыбнуться. Радость дофины во время турниров казалась ей пошлой и ребяческой, так же, как и любовь к благородным нарядам, заменившая страсть к черным оливкам и козьему сыру.

Однако она и сама с радостью нагнулась бы, чтобы украсить кайму юбки красивой тесьмой, если бы в награду ей пообещали такой момент, как этот. Когда двое рыцарей направляли лошадей в указанное место, ее взгляд упал на черную фигуру с краю трибуны. Брат Герин был также приглашен четой наследников, и ему не оставалось ничего иного, как принять приглашение. Но его неподвижное лицо, оживляемое только нервным подергиванием века, показывало, что это мероприятие не было ему по вкусу и отвлекло от более важных дел.

София пыталась поймать его взгляд. Хотя неприязнь к такого рода смешному, бесполезному времяпрепровождению, а также желание как можно скорее сбежать из этого утомительного общества и объединяла их, она чувствовала себя победительницей в так и не объявленной войне.

«Вы еще увидите! — думала она с усмешкой. — Вы сидите как раненая ворона, с краю, а я в это время управляю Бланш, как хочу! Вы пресмыкаетесь перед огорченным королем, время которого давно вышло и единственным стремлением которого осталось избавиться от безумной супруги, а я в это время определяю будущее Франции! Может, я и не стала самым великим ученым Франции, но тут я самая могущественная женщина!»

Рыцари подняли копья, каждое почти шесть метров длиной и еще тяжелее, чем доспехи, которые весили шестьдесят фунтов. Чтобы научиться держать его вертикально, сидя верхом на лошади, требовалось пройти длительное обучение и постоянно тренироваться.

«Я больше не ваша посыльная, которую можно отправить к Изамбур, — про себя злорадствовала София. — Ха! Чтобы снова уговорить меня совершить нечто подобное, вам придется упасть передо мной на колени, как вы это делаете перед Филиппом, и даже тогда я отклоню вашу просьбу и рассмеюсь вам в лицо!»

Рыцари сближались. Тибо де Конш целился в подбородок своего противника, чтобы точным ударом выбить его из седла, Альберт де Турне, напротив, метил в другое слабое место — в центр щита, где четыре гвоздя указывали, что именно тут с внутренней стороны расположена ручка.

«Больше мне не придется стыдиться себя, как тогда, когда вы оттолкнули меня! Я...»

Ее мысли прервал громкий треск. Копье одного рыцаря выбило второго из седла. Но оно поразило Альберта де Турне не в подбородок, так что победа была бы только кажущейся, а павший остался бы целым и невредимым, а прошло сквозь узкое отверстие в шлеме. Острие копья пронзило глаз, и несчастный лежал на земле, громко крича от боли, а кровь фонтаном била из раны.

София вскочила на ноги, еще раньше чем раздался крик Бланш, полный ужаса, а некоторые из придворных дам со стоном опустились на пол, чтобы в обмороке найти защиту от страшного зрелища. Бланш проявила больше мужества, но краска исчезла с ее лица, и она продолжала дрожать даже тогда, когда ее супруг, голубые глаза которого были широко распахнуты, ласково положил руку на ее плечо, хотя это и противоречило всем придворным законам.

Но у Софии не было времени наблюдать за ними. Она пробилась к раненому, едва не попав под копыта благородных лошадей.

Она стала доверенной Бланш, и в последние месяцы люди не решались спрашивать у нее медицинского совета или призывать к постели больного. Последний раз снимать жар и устранять боли ей пришлось, когда она лечила заболевшего младенца Бланш — маленького Филиппа, которого она, когда тому исполнилось полгода, с трудом вырвала из лап смерти.