В той же Шартрской рукописи есть миниатюра, изображающая епископа, знаменитого Фульберта, обращающегося с речью к людям, собравшимся в соборе. Среди них можно заметить важного сеньора. Возможно, это Эд II, граф Шартра и Блуа. Он бородат, его волосы острижены кружком так, что видны уши. На нем огромный красновато-коричневый плащ, представляющий собой простой четырехугольный кусок ткани, закрепленный на правом плече фибулой с драгоценными камнями. Под плащом видна голубая рубаха, доходящая до середины бедра, и красные штаны, которые, в отличие от обычая Каролингской эпохи, не закреплены перекрещивающимися ремешками. На ногах у него черные ботинки, украшенные по краю золотой лентой, которая тянется вдоль нижней части ноги до носка. Остальных людей разглядеть трудно, но видны несколько детей, одетых так же, как другие персонажи календаря.    

На женщинах, изображенных на этой миниатюре, мы видим белую вуаль, возможно, из тонкого полотна, которая покрывает голову и ниспадает до пола. На шее она крепится большим драгоценным украшением. У некоторых этот паллиум [207], если его можно так назвать, расшит золотом. Он запахнут не настолько плотно, чтобы нельзя было увидеть длинное, до пола, женское платье с широкими вышитыми рукавами с золотыми галунами. Платье полностью скрывает ноги. У одной дамы оно, помимо всего прочего, украшено цветной вышитой лентой на уровне колен. Благодаря тому, что одна из женщин на рисунке немного приподняла руку, можно увидеть облегающий рукав ее рубашки, называвшейся на французском языке «chainse». Эти одежды часто шили из шелка, который, как мы знаем, был предметом импорта.    

В среде и высшей, и низшей феодальной аристократии брак был средством, с помощью которого каждый мог увеличить свои владения, усилить влияние, получить новых покровителей. Это означает, что чувства играли в вопросах брака ничтожную роль. Впрочем, не всегда.    

Едва став королем Франции, Гуго Капет занялся поисками супруги для своего сына Роберта, которому было в то время почти 17 лет. Одно время он мечтал просить для него руки византийской принцессы. Это был широкий размах, слишком широкий. Возможно, письмо, которое он велел написать Герберту, даже не было отослано. Во всяком случае, вскоре Роберт женился на Розале, прозываемой Сюзанной, недавно овдовевшей супруге графа Фландрского Арнуля II. По расчету Гуго, она должна была принести ему дружеское расположение Фландрии, которая до того вместе со своим графом неблагосклонно наблюдала за тем, как он сместил своего соперника-каролинга. Кроме того, он надеялся побудить Фландрию к совместным действиям по защите двух стран от происков германского двора. Вдобавок Розала в качестве приданого принесла Франции графство Понтье, которое долгое время было предметом спора между Нормандией и Фландрией. И наконец, она была особой королевской крови: ее покойный отец в 50-х годах X века носил корону Италии.    

Молодая супруга, вступившая в брак в 988 году, была уже не очень молода. Не прошло и года, как Роберт от нее отказался. Ришер пишет, что за это его осуждали, впрочем, исподтишка, потому что никто не осмеливался критиковать его открыто. Церковь, всегда строго настаивавшая на незыблемости брака, никак не реагировала. Роберт — можно сказать, «король Роберт», поскольку его отец разделил с ним трон и помазал на царствие при своей жизни, — Роберт все же оставил за собой Понтье, что говорит не в пользу его галантности. Тщетно «престарелая итальянка» пыталась вернуть себе замок Монтрей-сюр-Мер, бывший портом и оплотом графства. Она уехала к своему сыну графу Фландрскому Балдуину Бородатому, прожила еще 15 лет и умерла только в 1003 году.    

Молодой король мог бы, как это делали другие, оставить при себе жену и завести любовниц. От этого легкого решения вопроса его, несомненно, отвратили христианские чувства, многочисленные свидетельства которых приводит Эльго, составивший его жизнеописание. Роберт хотел быть верным мужем. Он также хотел, чтобы его жена была ему по душе. Такое представление о браке не слишком часто встречалось в ту эпоху, однако Роберт с удивительным упорством старался претворить его в жизнь, иногда, как мы увидим, даже вопреки другим христианским чувствам.    

Избавившись от Сюзанны, он вскоре вдруг влюбился. Но — увы! — в замужнюю женщину. Его избранницей стала Берта Бургундская, супруга Эда I, графа Шартра, Тура и Блуа. Это был ненадежный вассал короля Франции. В 993 году он участвовал в заговоре с целью передачи Французского королевства Оттону III. Заговор был раскрыт, Гуго и Роберт вступили в союз с Фульком Нерра против Эда I. Три года войны привели графа Шартрского на грань катастрофы. К тому же он заболел грудной жабой и чувствовал приближение конца. Эд запросил пощады, предложил заплатить репарации, стремясь избавить своих четверых сыновей от королевской мести. Гуго позволил себя уговорить. Однако Роберт был неумолим. Посланники, вернувшись, узнали, что их господин уже умер.    

Едва прослышав об этой новости, молодой король, а он действительно был хозяином положения, так как его отцу жить оставалось уже недолго, — молодой король делает неожиданный кульбит: он берет под защиту детей человека, которого собирался стереть в порошок. Он отбирает у Фулька Тур, куда тот сразу же бросился, и объявляет о своем намерении жениться на Берте. Он ничем не помешал ей стать вдовой, — это наименьшее, что можно сказать.    

К сожалению, Берта, хотя и была вдовой, не могла стать женой Роберта. Во-первых, она была его троюродной сестрой, происходя, как и он, по женской линии от короля Германии Генриха Птицелова. Кроме того, она в свое время избрала Роберта в крестные отцы одного из своих сыновей, то есть была ему кумой. Подобный союз в глазах Церкви был вдвойне кровосмесительным.    

Напрасно Герберт, давний учитель Роберта еще по Реймской школе, увещевал своего бывшего ученика, напрасно родственники отказывались дать согласие на брак, — любовь разгоралась еще сильнее. Как только умер (вероятно, от оспы) Гуго Капет, Роберт, став единственным королем, заставил французских епископов разрешить его брак с Бертой. Он считал, что наконец-то сможет стать счастливым и верным супругом.    

Не тут-то было. Папа Григорий V, имевший и другие претензии к французскому королю, собрал в Павии синод, который отстранил от должности слишком снисходительных епископов и, под угрозой отлучения от церкви, потребовал, чтобы Роберт явился для оправданий.    

Король попытался найти компромиссное решение. Папа требовал также, чтобы был восстановлен в правах архиепископ Реймский Арнуль, которого Гуго и Роберт сместили с этого места в наказание за предательство. Возможно, удовлетворившись этой уступкой, папа забудет о другом требовании? Однако Григорий сделал вид, будто понял, что виновный согласен исправиться по всем пунктам. И поскольку Роберт оставил жену при себе, то общий консилиум, созданный в Риме, повторил приказание, приговорил его и Берту к 7 годам покаяния и пригрозил проклятием в случае их упорствования.    

Проклятие было страшнее отлучения. Это было полное проклятие, которое должно было преследовать свою жертву и на том свете. Для Роберта оно было бы ужасным, если бы он принял всерьез духовные санкции главы Церкви. Однако Григорий V, бывший первым по времени германским папой, слишком очевидно был связан с партией императорского двора, и французский король не мог не понимать его политические мотивы. Французские епископы, осужденные вместе с ним, несомненно думали так же, как и он, поэтому Роберт не разошелся со своей возлюбленной, и они продолжали участвовать в богослужениях. Короче, Франция оказалась на грани схизмы, подобной той, на которую спустя пять столетий в сходных обстоятельствах решился английский король Генрих VIII [208].    

Однако подобной драмы, чреватой историческими последствиями, впрочем, маловероятными в общих условиях той эпохи, не произошло. В 999 году умер Григорий. Герберт стал Сильвестром II. Он начисто и запросто проигнорировал проклятие, которым разразился его предшественник. Казалось бы, теперь Роберт мог мирно наслаждаться радостями брака по любви…