Во Франции крупные феодалы, чьи богатство и сила были не меньше богатства и силы короля, жили как суверенные правители. У них была своя столица, где они проводили часть времени в собственном дворце. У Ричарда II, бывшего герцогом Нормандии в 1000 году, такой столицей был Руан, где он ежегодно принимал монахов с горы Синай и осыпал их дарами. Гильом V Великий, герцог Аквитанский, имел дворец в Пуатье. Он перестроил его к 1014 году вместе с собором и другими церквями города, разрушенными опустошившим город пожаром. Эти правители имели свой двор и свои ассамблеи, на которые обычно съезжались их вассалы, а иногда прибывали также епископы и аббаты, часто навещавшие знатных сеньоров, с тем чтобы обсудить религиозные или политические вопросы. Слуги этих сеньоров, их охрана, священники, служившие в их церквях, ремесленники, необходимые для их развлечений, а также для обновления дворцов или гардероба — каменщики, столяры, художники, скорняки, портные, — составляли обслуживающий персонал их домов. Их жены и дочери ни в коем случае не заточались в гинекее [203], а, напротив, достойно участвовали в том, что можно было бы назвать светской жизнью.    

Помимо военных походов, в основном для того, чтобы усмирить непокорного вассала, сеньоры часто совершали поездки и по другим поводам: встречались друг с другом или с королем «на высшем уровне», если употребить современное забавное выражение; совершали паломничества. Гильом Великий, согласно свидетельству Адемара из Шабанна, каждый год ездил в Рим или в Сантьяго-де-Компостела. Фульк Нерра, граф Анжуйский, трижды ездил в Иерусалим в качестве покаяния за ужасные поступки, которые он, не в силах совладать со своим бурным темпераментом, совершал по отношению к людям, церквям и монастырям. Гильом Тайлефер II, граф Ангулемский, предпринял такое же паломничество в 1027-1028 годах и вскоре после этого скончался в своей столице, где велел построить себе дом близ церкви святого Андрея, с тем чтобы присутствовать в ней на всех службах.    

Помимо дворцов в пределах городов (представить которые достаточно трудно), бароны имели вне города замки. Они могли располагаться недалеко от города или в сельской местности. Естественно, это были не скромные деревянные башни, подобные замкам мелких сеньоров. Башня строилась из камня. Она служила и жилым помещением, и последним укреплением в случае обороны: именно это и называется «донжоном». Башня возвышалась над обширным двором, окруженным одним или несколькими рядами изгородей. Внутри изгороди находились различные постройки: казарма для военного отряда, жилище слуг и ремесленников, живших в замке, закрома, в которых хранились собранные в качестве оброка продукты. Подобные постройки, относящиеся к X веку, сохранились. Первые известные во Франции замки — это замки Ланже, Кудре, впоследствии включенный в большой укрепленный ансамбль Шинона — Фретваль. Их хорошо описал Жак Леврон.    

Ланже был построен около 994 года Фульком Нерра. Сейчас его руины находятся неподалеку от замка, выстроенного в XV веке Жаном Бурре. От «неравно продолговатого» (четырехугольного) донжона, приблизительно 17 и 9 метров, стоявшего на небольшой возвышенности, возможно, на месте более древней деревянной башни, сохранились до наших дней лишь развалины двух стен, сбоку от которых видны остатки маленькой квадратной башни. У нее имелся вход на уровне второго этажа. Ниже второго этажа пространство между четырьмя стенами было засыпано землей. Так что войти можно было, лишь поднявшись по внешней деревянной лестнице, которую было легко разрушить в случае нападения. Толщина стен превышала 2 м у основания и достигала почти 1,5 м на вершине. Второй этаж, не имевший другого отверстия, кроме входа, служил убежищем. Третий был жилищем сеньора и его домочадцев. На нем сохранились следы очага и оконные проемы с полукруглым верхом.    

То, что осталось от донжона Кудре, построенного Этьеном, графом Блуа, часто воевавшим против Фулька, напоминает Ланже. Эта постройка, относящаяся приблизительно к 1000 году, в недавнее время была отреставрирована. То же можно сказать о развалинах замка Фретваль, датируемых временем не ранее 1040 года. В его донжоне можно различить четыре этажа и очаги с навесом, возможно, самые древние из известных нам.    

Меблировку этих недоступных изучению дворцов и лежащих в руинах замков представить себе не менее трудно. В цитируемых источниках о ней почти ничего не говорится, за исключением описания домов, где жили отдельные конкретные лица. В Шартрском календаре есть одно изображение — на листе января. Человек с двойным лицом Януса [204]греется у огня, сидя в кресле с покатыми подлокотниками и очень низкой спинкой. К передним ножкам прикреплена маленькая скамеечка. Кресло производит впечатление инкрустированного различными породами дерева. За исключением изображения этого удобного и весьма скромного предмета для сидения, можно встретить (причем на рисунках, относящихся ко временам Каролингов) только троны королей в форме курульного кресла [205]без спинки, с подлокотниками и на ножках, перекрещивающихся в форме буквы X. На таком троне обычно лежит подушка, с которой иногда свешиваются две кисти.    

О том, каким был мужской костюм, обычный для королевского двора, мы знаем из описания того же вездесущего Рауля Глабера: «Около 1000 года, когда король Роберт только что женился на королеве Констанции, приехавшей из Аквитании, можно было видеть в свите этой принцессы явившихся во Францию и Бургундию людей из Оверни и Аквитании, легковесных и тщеславных, имевших столь же безобразные нравы, как и их одежда. Они украшали свое оружие и сбрую своих коней с необузданной роскошью. Они стригли волосы до середины головы, брили бороду, как скоморохи, и носили непристойную обувь и набедренники». Рауль добавляет, что «все франки и бургундцы» ревностно следовали этой моде. И в поэме, на которую его вдохновило столь скандальное поведение, он клеймит этих «людей в коротких одеждах». Из такого свидетельства, на деле весьма неконкретного, можно заключить, что эти южане побудили сеньоров, живших к северу от Луары, отказаться от манеры носить длинные волосы, бороду и рубахи, закрывавшие верхнюю часть ног. Естественно, нам хотелось бы узнать, чем их обувь и «набедренники», под которыми, возможно, имеются в виду штаны, казались «непристойными». И тут нелишне вспомнить, как, вопреки Уставу, одевались, по словам аббата святого Ремигия в Реймсе (тоже Рауля), монахи, уходившие в город. Если читатель вернется к главе «Нравы духовенства», он вспомнит о «штанах шириною в шесть футов», сделанных из столь тонкой ткани, что она позволяла угадать под ними «срамные места». Что до обуви, то она кажется скорее странной и неудобной, чем непристойной. Она была слишком узкой и украшалась «ушками». Рубашки куда больше должны были шокировать окружающих своими облегающими рукавами, «кантами», которые, несомненно, были покрыты вышивкой, и поясом, столь туго стянутым, что выпуклости ягодиц подчеркивались самым недвусмысленным образом. Если придворные бароны Роберта одевались таким же образом — а мы видели, что подобная мода существовала не только на юге, — то можно понять, почему суровый Гильом из Вольпиано [206]пригрозил, что они не смогут войти в рай в эдакой «ливрее», которую он считал порождением дьявола.    

На весьма схематичных рисунках уже упоминавшегося здесь Шартрского календаря, на листе марта, можно увидеть изображение всадника, рубашка которого ниспадает до колен, а на ногах надеты сапоги. Его голова непокрыта, волосы острижены довольно коротко, подбородок обрит. Он трубит в трубу, напоминающую бычий рог — олифант, — и держит ее в левой руке, а другой рукой подгоняет своего коня хлыстом, сплетенным из трех шнуров. Экипировка коня очень интересна: седло со стременами кажется сделанным из меха; на крупе — попона из ткани; во рту — мундштук узды, как говорят кавалеристы. Этот тип мундштука, который опирается на десны выше зубов, считается более жесткой упряжью, чем удила уздечки, упирающиеся в углы губ лошади. Последним типом мундштука пользовались вплоть до недавнего времени. Возможно, в старину у лошадей были не столь чувствительные десны. Судя по всему, изображенный на картинке всадник участвует в охотничей травле.