Бурхард осуждает не только магическую практику. Он объявляет также виновными, а следовательно, обязанными совершить покаяние тех, кто разделяет определенные верования относительно колдовства. Он назначает наказание в виде годичного поста для тех, кто считает, будто некоторые женщины обладают тем, что называется дурным глазом, то есть силой умерщвлять разную живность «и даже маленьких поросят и других животных», причем для этого им достаточно всего лишь войти в дом хозяина скотного двора. Другие верят в «парок» [125]и воображают, будто они «дают человеку в день его рождения силу превращаться в волка-оборотня». Эти люди могут получить прощение после 10 дней на хлебе и воде. Та же цена назначается для тех, кто, уступая своему слишком живому воображению, верит в «сильфов, живущих в лесах, которые при желании могут превращаться в людей». Однако те, кто в определенные дни года, согласно обычаю, кладут на стол три ножа для трех парок, должны в течении года соблюдать пост на хлебе и воде «в предписанные дни».    

А вот дьявольские иллюзии, которых следует остерегаться под угрозой сурового наказания. Некоторые женщины верят, что «в тишине ночи, при закрытых дверях, в компании других учеников дьявола» они могут «подниматься в воздух до самых облаков» и там устраивать настоящие побоища с другими подобными воинствами. За такое колдовские мечты полагается 3 года поста. Очень сурового наказания заслуживает та женщина, которая считает, что способна ночью переноситься в пространстве вместе с другими женщинами «в то время, как ее муж спит в ее объятиях». Подобные фантазии Бурхард связывает с воображаемой способностью убивать христиан невидимым оружием, есть их плоть, предварительно сварив ее, замещать их сердце соломой, куском дерева или другим предметом, оживлять их. За весь этот набор верований, противоречащих христианской вере, — 40 дней поста и 7 лет покаяния, способ которого точно не описан.    

Однако когда автор доходит до «скачек Дианы», создается впечатление, что, несмотря на свое здравомыслие, он верит в то, что это не просто иллюзия: «Ночью, вместе с языческой богиней Дианой, в сопровождении толпы других женщин, они скачут верхом на животных, переносятся на большое расстояние в тиши глубокой ночи, подчиняются приказаниям Дианы как своей хозяйки и исполняют свою службу ей в определенные ночи года <…> Многие люди верят, что эти скачки Дианы действительно происходят <…> допуская, что может существовать бог или богиня помимо единого Бога. Дьявол и вправду принимает различные облики и человеческие образы и, одурманивание мечтами душу, которую держит в плену, показывает ей то образы счастья, то образы несчастий, то образы неизвестных лиц. Именно так дьявол приводит душу на ложный путь. Идет только воздействие на душу, но ум человеческий верит, что эти призраки реальны…» Скачки Дианы сильно напоминают другую фантасмагорию: «некоторые одержимые дьяволом женщины считают себя принужденными и обязанными в компании демонов, принимающих облик женщин, как, например, та, которую наши местные жители по глупости называют колдуньей Хольдой, в определенные ночи ездить верхом на животных и таким образом присоединяться к воинству демонов». По сути это и есть шабаш. Однако интересно, что этим женщинам предстоит всего лишь пост в определенные дни в течение года, в отличие от двух лет за «скачки Дианы». Может быть, это из-за того, что Хольда, в отличие от Дианы, — местное явление и не принадлежит к числу языческих богов, почитание которых надо было вырвать с корнем?    

По сравнению с 38 параграфами, посвященными действиям и верованиям, связанным с магией или заимствованным у язычества, прегрешения против братской любви, непосредственно предписываемой Евангелием, составляют незначительную часть свода: два параграфа. Тот, кто отказался посещать больных или заключенных, оставил без помощи убогих, должен был искупить вину сорокадневным постом. Другой параграф создает более точное представление о нравах нарождающегося класса феодалов: «Притеснял ли ты крестьян, являвшихся твоими соседями и не имевших возможности защищаться? Отнимал ли ты у них их добро?» Виновный должен был, в первую очередь, вернуть отнятое, а затем соблюсти тридцатидневный пост на хлебе и воде.    

Достаточно типичными для феодалов кажутся и следующие прегрешения: «Защищал ли ты виновных из жалости либо по дружбе и оказался ли из-за этого безжалостен к невинным?» За этими словами угадывается кастовая солидарность угнетателей против беззащитных жертв. Расплатой за это должны были стать 30 дней на хлебе и воде.    

В духе предыдущих установлений, но более мягко, наказывается грешник, оклеветавший или проклявший кого-то из зависти: 7 дней на хлебе или воде.    

Кража представляет собой объект рассмотрения четырех параграфов, и градация наказаний также весьма показательна. Торговец, пользующийся фальшивыми гирями или неточными мерами, приговаривается к 20 дням на хлебе и воде. Если кто-либо посредством взлома проник ночью в дом христианина и украл у него скот, лошадь, быка «или вещь, стоящую 40 су», то он не будет прощен, пока не возместит стоимость похищенного; после этого он должен в течение года поститься в предписанные дни. Если стоимость украденного была выше, то и покаяние должно быть более тяжелым. Наоборот, мелкая кража искупалась десятью днями на хлебе и воде, а если виновным был ребенок, то наказание смягчалось вдвое. К голодному, укравшему хлеб насущный, также относились снисходительно, хотя и не прощали: от него требовалось просидеть три пятницы на хлебе и воде, правда, если он вернет украденное или заплатит его стоимость. Если нет — 40 дней.    

Однако Бурхард считает покаяние в течение одного года недостаточным в случае грабежа с применением силы, «ибо более серьезной виной отягощен ограбивший того, кто заметил это и кого пришлось принуждать, нежели ограбивший человека спящего или отсутствующего». Впрочем, тариф здесь точно не указывается, скорее всего, потому, что покаяние, как и в предыдущем случае, зависит от размера кражи.    

И наконец есть вид кражи, несравнимо более сурово наказуемый: как легко догадаться, это покушение на имущество церкви. Тот, кто похитил из сокровищницы храма золото, серебро, драгоценные камни, книги, рясы, покрывала алтаря или одежды священнослужителей, должен, естественно, после возвращения всего похищенного, совершать три поста ежегодно в течение 7 лет. То же наказание назначалось за кражу реликвий.    

Грех чревоугодия относится к наименее наказуемым. Тот, кто ел и пил свыше необходимого, получал прощение после 10 дней поста. Тот, кто напился вина, доведя себя до рвоты, — после 15 дней. Тот, кто таким образом превысил свою норму после причастия и, соответственно, вместе со рвотой отрыгнул просвиру, естественно, заслуживал большего наказания, но не такого уж строгого, если учесть совершенное им святотатство: 40 дней поста, то есть чуть дольше, чем обычный пьяница, который приговаривался к 30 дням. И наконец напоить кого-нибудь ради развлечения, если это было сделано по дружбе, означало 10 дней поста. Срок возрастал до 20 дней, если это было сделано по злоумышлению.    

Напомним, что «Целитель» насчитывает около 180 параграфов. С удивлением приходится констатировать, что поступкам против набожности посвящено всего 4 параграфа. В одном из них говорится о женщинах, которые недостаточно сосредоточены на молитве: «Направляясь в церковь, они болтают между собой, трещат, как сороки, вовсе не думая всерьез о своей душе. Войдя в атриум, где похоронены тела правоверных христиан, они ступают прямо по их надгробиям, не думая о тех, кто лежит под ними, и не молясь за упокой их душ». Наказание таким женщинам составляет 10 дней на хлебе и воде. Несколько более виновными считаются христиане, которые позволяют себе не причаститься в Страстной Четверг, в Пасху, в Троицын день, в Рождество: 20 дней поста. Вспомним, что по установлению Тридентского собора [126]считалось обязательным только ежегодное пасхальное причастие.