— «Последний, лучший дар Небес! — ответил он тогда. — Злосчастная! Как обманулась ты, о Ева».^[71]

Видя недоуменный взгляд Анны Келлавей, Кэтрин Блейк чуть подалась вперед и сказала:

— Это из «Потерянного рая». Мистер Блейк любит цитировать оттуда, правда, мистер Блейк? Как бы там ни было, но мы рады, что ваша дочь поправляется.

Но еще больше удивил ее Джем, пробормотавший себе под нос: «Утрата грушевого дерева», и Анна Келлавей почувствовала знакомый укол в сердце, напоминание о смерти Томми. Несколько месяцев до отъезда цирка ей удавалось подавлять в себе это чувство. Но теперь оно вернулось, такое же сильное, как прежде, нахлынуло на нее, и дыхание перехватило от скорби по умершему сыну.

Анна посмотрела на свою дочь и поняла, что та обманывает ее, рассказывая о тумане. Мейси отвела взгляд.

«Когда это она успела так быстро вырасти?» — спрашивала себя Анна Келлавей.

Чуть помедлив, она встала.

— Посмотрю, не зачерствел ли хлеб, — сказала Анна. — А то пойду куплю.

Томас Келлавей, когда они с Джемом в сопровождении Магги вернулись домой, ничего не сказал жене и дочери о том, что произошло между ним и Джоном Робертсом. Магги решила провести остальную часть дня с Келлавеями, учась делать пирамидки у сидевший рядом с камином Мейси. Джем с отцом тем временем работали над сиденьем стула в мастерской, а Анна вязала и поддерживала огонь в печи. Хотя Магги не очень преуспела в изготовлении пуговиц, она предпочитала делать что-нибудь с этой семьей, чем бездельничать со своей в пабе.

Они работали и ждали — даже те из них, кто не знал, что чего-то ждет; и время тяжелым бременем ложилось на их плечи. Когда начало темнеть и миссис Келлавей зажгла лампы, Джем стал время от времени выходить из мастерской и выглядывать из окна на улицу. Наконец мать спросила у него — чего это он там ищет. После этого он перестал выходить, только прислушивался и через открытую дверь украдкой бросал взгляды на Магги, жалея, что у них нет никакого плана.

Оно началось как низкое гудение и поначалу было незаметным за более явными звуками: цоканьем копыт, гомоном детей, призывами уличных торговцев, голосом караульного, выкрикивающего время. Но скоро топот многих ног по мостовой и шум приближающейся толпы стали более отчетливыми. Услышав это, Джем снова вышел из мастерской и подошел к окну.

— Папа, — позвал он мгновение спустя.

Томас Келлавей замер, потом положил тесло, которым выравнивал сиденье стула, и подошел к сыну, стоящему у окна. Магги вскочила, разбросав пуговицы, лежавшие у нее на коленях.

— Что там такое, Том? — резко спросила Анна.

Томас откашлялся.

— У меня кой-какие дела внизу. Я скоро вернусь.

Анна, нахмурившись, присоединилась к ним у окна. Увидев толпу на улице перед дверями Блейков — и толпа эта становилась все больше, — она побледнела.

— Что ты там видишь, ма? — спросила со своего стула Мейси.

Еще два-три месяца назад она бы первая вскочила и бросилась смотреть.

Прежде чем кто-либо успел ответить, в парадную дверь мисс Пелхам постучали, и толпа на улице обратила свое внимание и на дом № 12 Геркулес-комплекса.

— Том, — воскликнула Анна. — Что происходит?

— Не волнуйся, Анна. Через минуту все будет в порядке.

Они услышали, как внизу открылась дверь, услышали раздраженный голос мисс Пелхам, хотя и не смогли разобрать, о чем она говорит.

— Мне лучше спуститься вниз, — сказал Томас.

— Только не одному!

Анна последовала за ним, но на верхней ступеньке остановилась и, повернувшись, сказала:

— Джем, Мейси, оставайтесь здесь!

Джем не послушался ее — они с Магги тоже спустились вниз. Посидев немного в одиночестве, Мейси поднялась и пошла следом.

Когда они добрались до парадной двери, мисс Пелхам расписывалась в книге Джона Робертса, похожей на гроссбух.

— Конечно же, я только рада подписать, если от этого будет какая-то польза, — говорила она пожилому человеку с согбенной спиной — тот держал перед ней книгу. — Я как подумаю, что эти революционеры могут заявиться сюда, — у меня волосы дыбом.

Она содрогнулась.

— Но мне не нравится и толпа перед моим домом — это выставляет меня в дурном свете перед соседями. Я бы попросила вас увести отсюда ваших соратников.

Кудряшки мисс Пелхам затряслись от негодования.

— Ну, этот шум к вам, мадам, не имеет никакого отношения, — успокаивающим тоном ответил человек. — Они пришли к дому, что рядом.

— Но мои соседи этого не знают!

— Но, кстати, нам таки нужно увидеть некоего Томаса Келлавея, который прежде выказал нежелание подписаться под декларацией. Кажется, он живет в вашем доме?

Он посмотрел внутрь мимо мисс Пелхам.

— Наверное, это вы, сэр?

Мисс Пелхам повернула голову и сердито посмотрела на собравшихся у нее за спиной Келлавеев.

— Ты выказал нежелание? — прошептала Анна мужу. — Когда это было?

Томас отошел от жены.

— Прошу прощения, мисс Пелхам, если вы позволите мне пройти, я разберусь с этим делом.

Мисс Пелхам продолжала сверлить его взглядом так, словно он опозорил ее дом. Потом она увидела Магги.

— Пусть эта девчонка убирается из моего дома! — воскликнула она.

Келлавей вынужден был протиснуться мимо домохозяйки и встал на пороге перед горбуном.

— Итак, сэр, — сказал человек тоном более вежливым, чем у Джона Робертса. — Вы, значит, Томас Келлавей? Насколько мне известно, вам ранее зачитывали декларацию преданности, которую мы просим подписать всех жителей Ламбета. Вы готовы ее подписать?

Он протянул книгу Томасу.

Прежде чем Келлавей успел ответить, в толпе, снова обратившей внимание к дому № 13 Геркулес-комплекса, раздался крик. Горбатый отошел от двери мисс Пелхам, чтобы увидеть, что же происходит там, куда теперь были направлены все взгляды. Томас Келлавей и мисс Пелхам последовали за ним по дорожке.

Уильям Блейк открыл дверь. Он не произнес ни слова — ни «здравствуйте», ни проклятия, ни «что угодно?». Его губы были плотно сжаты, широко раскрытые глаза смотрели настороженно. Холодный ветер трепал каштановые волосы и развевал полы черного сюртука.

— Мистер Блейк!

Джон Робертс подошел к дверям, челюсти его двигались, словно он жевал кусок мяса.

— Ламбетская ассоциация по сохранению свободы и собственности против республиканцев и левеллеров обращается к вам с предложением подписать эту декларацию преданности британской монархии. Вы подпишете ее, сэр?

Последовала долгая пауза, в течение которой Джем, Анна и Мейси выбрались из своего дома, чтобы видеть и слышать то, что происходит. Анна встала рядом с мужем, а остальные пробрались к самому концу дорожки.

Магги и Джем были ошарашены тем, что толпа выросла до таких размеров и теперь заполонила всю улицу. Повсюду виднелись факелы и фонари, горело и уличное освещение, но все же большинство лиц оставались в тени и казались незнакомыми и пугающими, хотя эти люди, возможно, были соседями, которых Магги и Джем знали. Они пришли сюда из любопытства, а не для того, чтобы учинить над кем-то расправу. И тем не менее в толпе чувствовалось напряжение, грозившее взорваться насилием.

— Джем, что нам делать? — прошептала Магги.

— Не знаю.

— Мистеру Блейку грозит беда? — поинтересовалась Мейси.

— Да.

— Тогда мы должны ему помочь, — сказала она таким решительным тоном, что Джема обожгло чувство стыда.

Магги нахмурилась.

— Идем, — сказала она наконец и, взяв Джема за руку, открыла калитку мисс Пелхам и проскользнула в толпу.

Мейси схватила брата за другую руку, и втроем они принялись протискиваться поближе к калитке мистера Блейка. Тут стало очевидно, что между собравшимися есть существенные различия. Мужчины, женщины и дети на улице просто наблюдали за происходящим, а по другую сторону ограды дома Блейков в переднем садике столпилась небольшая группа мужчин, большинство из которых были на митинге в Камберлендском саду. К удивлению Магги, среди них она увидела и Чарли, стоящего с краю группы, словно какой-то прихлебатель, еще не принятый остальными.