— Кто попросил?
— Мой брат Роберт.
— Он тоже там был?
Магги не помнила, чтобы кто-то был рядом с мистером Блейком.
— О да, он там был. Ну, Кейт, если ты готова, идем?
— Готова, если готов ты, мистер Блейк.
— Да, но…
Магги искала какие-нибудь слова, чтобы задержать Блейков.
— А вы знали об эхе в нишах, сэр? — вставил Джем.
Он тоже хотел задержать мистера Блейка. Было в нем что-то необычное: в его взрослости, разбавленной детскостью, в его внимании, то сосредоточенном, то рассеянном.
— Что это за эхо, мой мальчик?
— Если вы стоите в противоположных нишах лицом к стене, то можно слышать друг друга, — объяснила Магги.
— И сейчас можно? — Мистер Блейк повернулся к жене. — Ты об этом знала, Кейт?
— Нет, не знала, мистер Блейк.
— Хотите попробовать? — гнула свое Магги.
— Хотим, Кейт?
— Если тебе так хочется, мистер Блейк.
Магги подавила смешок, ведя миссис Блейк в нишу и ставя лицом к стене, а Джем повел мистера Блейка к противоположной нише. Мистер Блейк вполголоса заговорил со стеной, и несколько мгновений спустя они с миссис Блейк уже смеялись. Джем и Магги слышали смех, но не разговор, который по большей части был односторонним — миссис Блейк лишь время от времени соглашалась с мужем. Взрослые были сами по себе, а потому дети стояли по обе стороны дороги, чувствуя себя не в своей тарелке. Наконец Джем побрел к Магги.
— Как по-твоему, о чем они говорят?
— Не знаю. Но уж не о цене рыбы, это точно. Хорошо бы они вернулись к нам.
Может быть, миссис Блейк услышала ее, потому что в этот момент она вышла из темноты и сказала:
— Дети, зайдите внутрь и встаньте рядом со мной. Мистер Блейк будет петь.
Джем и Магги обменялись взглядами, потом втиснулись в нишу с миссис Блейк. Вблизи от нее пахло жареной рыбой и углем.
Они снова встали лицом к стене. Джем и Магги прыснули со смеху, оказавшись притиснутыми друг к другу, но не попытались отодвинуться.
— Мы готовы, мистер Блейк, — тихо сказала Кэтрин.
— Прекрасно, — услышали они бесплотный голос.
После секундной паузы он начал петь высоким тонким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорил:
В час, когда листва шелестит, смеясь,
И смеется ключ, меж камней змеясь,
И смеемся, даль взбудоражив, мы,
И со смехом шлют нам ответ холмы,
И смеется рожь и хмельной ячмень,
И кузнечик рад хохотать весь день,
И вдали звенит, словно гомон птиц,
«Ха-ха-ха! Ха-ха!» — звонкий смех девиц,
А в тени ветвей стол накрыт для всех,
И, смеясь, трещит меж зубов орех, —
В этот час приди, не боясь греха,
Посмеяться всласть: «Хо-хо-хо! Ха-ха!»
[31] Когда он закончил, они погрузились в молчание.
— Хо-хо-хо! Ха-ха, — повторила Магги, разрушая чары. — Я этой песни не знаю.
— Это он сам написал, — пояснила миссис Блейк.
Джем услышал нотку гордости в ее голосе.
— Он сам сочиняет песни? — спросил Джем.
Он еще не встречал человека, который сочинял бы песни, поющиеся людьми. Он даже не задумывался о том, откуда берутся песни, — они просто извлекались откуда-то из воздуха и заучивались.
— Стихи, песни и все такое, — ответила мисс Блейк.
— Тебе понравилось, мой мальчик? — донесся до него голос мистера Блейка.
Джем подпрыгнул — он и забыл, что мистер Блейк слышит их.
— О да.
— Эта песня есть в книге, которую я написал.
— А как она называется?
Мистер Блейк помедлил.
— «Песни неведения».
— Ой! — воскликнула Магги и начала смеяться, а вскоре к ней присоединился мистер Блейк, потом миссис Блейк и, наконец, Джем. Они смеялись, пока каменные стены не наполнились хохотом и над рекой, осветив ночное небо, не взметнулись вверх и не расцвели первые фейерверки финала.
Май 1792
III
Глава первая
Единственное, что мать поручала Магги, — это гладить простыни и платки. Но девочка не могла спокойно заниматься своим делом. Она оставила заднюю дверь открытой и время от времени поглядывала на поле Астлея, которое располагалось прямо за домом, в котором жили Баттерфилды. Деревянный забор, отделявший их сад от поля, обычно перекрывал бо́льшую часть того, что можно было увидеть, но он был старый, полусгнивший, и Магги так часто пробиралась через него, срезая дорогу, что ограда давно накренилась набок и в ней образовался зазор. Каждый раз когда утюг остывал, Магги ставила его на угли в печи и выбегала наружу, чтобы сунуть голову в щель и глянуть на репетиции, проходящие во дворе Астлея. Еще она смотрела, не появился ли Джем, с которым они договорились встретиться в поле.
Когда она вернулась на кухню в третий раз, там оказалась мать — босая и в ночной рубашке. Она стояла над гладильной доской и хмурилась, глядя на простыню, которую Магги успела выгладить только наполовину. Магги метнулась к печи, выхватила утюг, отерла золу с его поверхности, подошла к доске и плечом подтолкнула мать, надеясь, что та отойдет в сторону.
Бет Баттерфилд не обратила ни малейшего внимания на свою дочь. Она осталась стоять как вкопанная, чуть расставив ноги, скрестив руки на своей дебелой груди, свободной в данный момент от шнуровки и низко свисавшей под ее ночной рубахой. Бет протянула руку и похлопала по простыне.
— Посмотри сюда — ты ее сожгла!
— Она такая и была, — солгала Магги.
— Смотри тогда — сложи, чтобы не было видно, — сказала, зевая и встряхивая головой, ее мать.
Бет Баттерфилд нередко заявляла, что ее кровь пропитана щелоком, потому что ее мать, бабушка и прабабушка — все были прачками в Линкольншире. Ей и в голову не приходило, что она может заняться чем-то другим в своей жизни. Даже когда еще такой молодой Дик Баттерфилд, проезжая через ее деревню из Йоркшира в Лондон, обаял ее настолько, что она поехала за ним. Они прибыли в Саутуорк, где жили первое время, и новизна обстановки не произвела на нее абсолютно никакого впечатления. Прежде всего она потребовала — даже когда они еще не были женаты, — чтобы Дик купил новое корыто вместо старого, которое она оставила дома и все жалела о нем. Она не возражала ни против ничтожной платы, ни против многих часов, проведенных за работой. Ежемесячную стирку белья своих регулярных клиентов она начинала в четыре утра и иногда заканчивала далеко за полночь. А кожа ее рук уже в двадцать лет напоминала свиную щетину. Стирка — ничего, кроме этого, Бет не знала. Предложить ей изменить род работы было все равно что предложить изменить форму лица. Ее не переставал удивлять тот факт, что Магги не только неважная прачка, но и не собирается учиться этой профессии.
— И где же ты была? — спросила вдруг Бет Баттерфилд, словно только что очнулась ото сна.
— Нигде, — ответила Магги. — Здесь — гладила.
— Нет, ты выходила на задний двор, пока грелся утюг.
Удивительно, как мать иногда умела обращать внимание на детали, хотя в другое время могла не замечать ничего вокруг.
— А-а-а, так я просто выскочила в сад посмотреть, чем там занимаются у Астлея.
Бет бросила взгляд на кипу неглаженных простыней; она согласилась взять их домой за дополнительный шиллинг.
— Прекрати совать нос не в свои дела и начинай гладить… пока ты выгладила только две.
— С половиной.
Магги принялась водить утюгом по доске. Ей нужно было всего лишь еще немного потерпеть, пока мать не погасит свое раздражение, не потеряет к ней интереса и не перестанет задавать свои вопросы.