Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мейси ахнула. К счастью, разговаривающие не слышали ее.

— Но вы скоро вернетесь, Келлавей. В марте мы возвращаемся.

— Это целых пять месяцев, сэр.

— А представляете, Келлавей, как обрадуется ваша семья, когда вы вернетесь. Для меня и Патти это всегда праздник. Разлука делает сердца нежнее.

— Не знаю, сэр. Я должен поговорить об этом с Анной и дам вам ответ завтра.

Филип Астлей начал было что-то говорить, но тут впервые Томас Келлавей прервал его.

— Извините, сэр, мне нужно работать.

Мейси услышала, как дверь открылась и закрылась — ее отец ушел.

Из соседней ложи раздался сдавленный смех.

— Нет-нет, Фокс, только уж ты-то это не начинай.

Смех не прекратился.

— Черт возьми, Фокс, он меня переиграл, да? Он и в самом деле полагает, что у него есть выбор, да? Но тут решения принимаю я, а не плотники.

— А разве не ваш сын должен принимать эти решения, сэр? Ведь это он управляющий.

Филип Астлей еще раз тяжело вздохнул.

— Ты так думаешь, Фокс? Но посмотри на него.

Мейси бросила взгляд вниз: Джон Астлей гарцевал на своей кобыле по арене, а мисс Ганна Смит смотрела на него.

— Вот что у него получается лучше всего, а не сидеть здесь и принимать решения. Кстати, о решениях, пригласи-ка сюда мисс Девайн.

Глава третья

Джон Фокс прошел по балкону в ложу на другой стороне. Хотя мисс Лаура Девайн, по всей вероятности, видела, что он направляется к ней, но не шелохнулась и не ответила на стук в дверь — так и осталась сидеть, вперив взгляд в Джона Астлея, находившегося в дальней части арены. Джон Фокс вошел в ложу, наклонился и прошептал что-то мисс Девайн на ухо, после чего отошел к дверям и встал там в ожидании.

Долгое время она оставалась недвижима. Не шевелился и Фокс. Наконец она все же взяла свою шаль, накинула ее на плечи, оправила юбку, провела рукой по темным волосам, уложенными в узел на затылке, и только потом оперлась на услужливо предложенную ей руку Фокса. Он провел ее по балкону так, словно тот был заполнен обычными грубоватыми зрителями и ее нужно было защитить от них. Когда они вошли в ложу Филипа Астлея, она сказала: «Останьтесь, Джон», словно его галантные манеры могли смягчить неизбежный удар. Она ждала, что это случится, вот уже несколько недель.

Мейси тоже знала, что должно произойти. Она и ее мать видели, что мисс Девайн стала исполнять свои номера медленно и неуклюже, и догадывались, в чем дело. Еще она знала, что присутствие Джона Фокса почти никак не повлияет на исход дела, ну разве что на форму, которую выберет мистер Астлей.

— Мисс Девайн, прошу вас, — произнес мистер Астлей тоном, абсолютно непохожим на тот панибратский, каким он говорил с Томасом Келлавеем. — Садитесь, моя дорогая, вот здесь — рядом со мной. Вы сегодня какая-то бледненькая, правда, Фокс? Мы попросим миссис Коннел приготовить вам немного бульона. Она только этим и поднимает меня на ноги, когда я не в себе, а Патти — так та клянется этим бульоном, верно я говорю, Фокс?

Ни Джон Фокс, ни мисс Девайн никак не отозвались на его разглагольствования, что подвигло его на новую тираду.

— Вы смотрели репетиции, моя дорогая, так? Впечатляющее зрелище к концу сезона, а он уже на носу. А потом новая поездка в Дублин. Ну-ка, Фокс, скажи мне, сколько раз мы еще будем паковаться и пересекать Ирландское море?

На этом он остановился, поскольку понял, что это было не самое тактичное высказывание.

Филип Астлей и в самом деле вроде смешался и не знал, что сказать. Но это продолжалось всего несколько мгновений, которых, впрочем, было достаточно, чтобы его слушатели поняли: он борется с самим собой, заставляя себя сказать то, что должен. Как бы то ни было, но мисс Лаура Девайн проработала в цирке Астлея десять лет, и наконец он нашел нужные слова:

— Вы стали мне как дочь, моя дорогая, да, как дочь. Вот почему я знаю, когда происходят изменения — ведь я знаю вас не хуже, чем отец знает свою дочь. А изменения произошли, моя дорогая. Ведь так?

Мисс Девайн ничего не сказала.

— Неужели вы думали, что я не замечу, Лаура? — спросил Филип Астлей, наполнив своей природной нетерпеливостью голос. — Да половина публики догадалась! Неужели вы думали, что мы не заметим, как вы полнеете и становитесь медлительнее? Да у вас «поросенок на вертеле» превращается в настоящую свинью.

Мейси задержала дыхание, чтобы ничем не нарушить испуганную тишину, наступившую после этого жестокого замечания. Но эта же тишина требовала, чтобы Филип Астлей заполнил ее.

— Так скажите мне, деточка, о чем же вы думали? Как вы допустили, чтобы такое случилось с вами? Я полагал, у вас для таких дел достанет ума.

После короткой паузы он добавил уже мягче:

— Он не подходит вам, Лаура. Вы это наверняка прекрасно понимали, разве нет?

Наконец мисс Девайн заговорила, хотя ответила она совсем на другой вопрос.

— Это потому, что моя семья недостаточно для вас хороша? — спросила она своим низким шотландским голосом — таким низким, что Мейси пришлось податься вперед, чтобы услышать. — Видимо, ее семья устраивает вас больше.

Мисс Смит теперь неторопливо скакала по арене на своем жеребце, а Джон двигался в противоположном направлении. Каждый раз, проезжая мимо друг друга, один из них передавал другому стакан с вином, из которого второй делал глоток, чтобы вернуть бокал обратно при следующей встрече.

— Лаура, я ни коим образом не могу оказывать влияния на выбор моим сыном женщин. Это его дело. Я не хочу вступать с ним в пререкательства, требовать у него объяснений, почему он поступает так, а не иначе. Это уж вы сами с ним решайте ваши проблемы. Единственное, чем занимаюсь я, — это представление и исполнители. И если я вижу, что член труппы больше не может толком исполнять свой номер, то я вынужден принимать меры. Прежде всего я пригласил в труппу мсье Рише из Брюсселя.

Последовала короткая пауза.

— Мсье Рише ходуном ходит на канате, — с отвращением сказала мисс Девайн. — Клоун в воздухе.

Она была права в том смысле, что у двух этих канатоходцев был абсолютной разный стиль. Для мисс Лауры было делом чести и к тому же вкуса не раскачиваться, когда она шла по канату. Ее номер был гладок, как ее темные волосы и бледная кожа.

— Когда Джон и мисс Смит закончат на арене, — продолжал Филип Астлей так, будто она ничего и не сказала, — вы должны будете отрепетировать номер с мсье Рише к последнему представлению, чтобы представить его таланты зрителям и подготовить их к тому, что в следующем году он будет выступать соло. Потому что вы не поедете с нами в Дублин, мисс Девайн, и не будете работать в цирке, когда мы вернемся. Мне очень жаль, моя дорогая, поверьте, но тут никуда не денешься. Вы можете оставаться там, где живете, еще месяц.

Филип Астлей поднялся на ноги, явно завершая этот разговор: главное уже было сказано.

— А теперь у меня есть еще несколько дел. Если я могу еще что-нибудь для вас сделать, — добавил он, открывая дверь, — вам стоит только попросить Джона Фокса, слышишь, Фокс?

Он уже почти что ушел, но низкий голос мисс Девайн вдруг зазвучал громче и с большей силой, чем можно было ожидать.

— Вы, кажется, забываете, что этот ребенок будет вашим внуком.

Филип Астлей остановился на месте и словно поперхнулся.

— Только не пытайтесь меня этим шантажировать, детка! — загремел он. — Этот ребенок не будет иметь к Астлеям никакого отношения! Никакого! Он не будет моим внуком!

Его голос, натренированный на то, чтобы, перекрыв все шумы, дойти до каждого зрителя, был слышен во всех уголках амфитеатра. Его слышали костюмерши в комнате рядом со сценой, где они увязывали в тюки костюмы. Его слышали Томас и Джем, сооружавшие большие деревянные распорки между двумя блоками декораций, чтобы те не повредились по дороге в Дублин. Его слышала миссис Коннел, подсчитывавшая доход от продажи билетов в передней части амфитеатра. Его слышали даже снаружи — мальчишки, которые ждали, когда Джон Астлей и мисс Ганна Смит закончат свой номер.

44
{"b":"144868","o":1}