— Не может быть, — бормотал Флин. Он тряс головой, как будто не верил глазам. — Я же пролетал над этим местом! Тут ничего не было, кроме камней и песка!

Они шагнули за порог туннеля, отводя в сторону ветви и привыкая к ярким краскам и игре света. Среди зелени виднелись рукотворные формы: изгибы и углы величественных сооружений, замшелые развалины, колонны, сфинксы и гигантские изваяния с головами животных. Из-под мха в одном месте проглядывали пустые каменные глаза, а в пальмовой рощице таилась огромная рука истукана. Слева под древесной порослью исчезала мощеная дорожка, справа сквозь лиственный полог пробивался остриями копий ряд обелисков.

— Как это все построили? — прошептала Фрея. — Здесь, на голом месте? На это же, наверное, ушла не одна сотня лет!

— Много сотен, — отозвался Флин, выходя на песчаную площадку перед входом в туннель. — Я и представить не мог… То есть у меня были тексты, фотографии Шмидта, но чтобы такое…

Голос Броди мечтательно, благоговейно затих — археолог не находил слов, чтобы выразить свои чувства. Пять минут путешественники изумленно осматривались. Солнце висело высоко в небе, хотя было всего восемь утра. Флин покачал головой, словно говоря «Здесь я больше ничему не удивляюсь», но через минуту потрясенно заметил:

— Это, наверное, храм.

В дальнем конце ущелья, над верхушками деревьев, виднелась огромная площадка в скале — судя по всему, естественное образование, — облепленная постройками, точно сотами. Там же высилось строение, похожее на арку с фотографии Руди Шмидта.

— Нам туда? — спросила Фрея.

Весь вид археолога говорил о горячем желании там оказаться, однако он тряхнул головой.

— Сначала нужно разыскать самолет, проверить его состояние. Исследования подождут.

— А нам счетчик Гейгера не нужен? — удивленно спросила Фрея. — Вдруг контейнеры с ураном повредились при крушении?

— Вот о радиации-то как раз и не стоит беспокоиться, — с улыбкой заметил Флин. — Уран-235 не опаснее гранита. В нем можно искупаться и не получить даже самой крошечной дозы. Хотя, если ты знаешь, где тут продают счетчики Гейгера, буду рад приобрести парочку для твоего спокойствия. Пошли.

Он подмигнул ей и направился через поляну, в дремучие заросли акаций и тамариска, среди которых попадались пальмы, ивы, инжир и даже высокий раскидистый платан. Воздух был теплым, но приятным, без зноя. В нем разливались ароматы тимьяна и жасмина, порхали бабочки, птицы и огромные яркие стрекозы. Сквозь кроны деревьев тянулся парчовыми полосами солнечный свет, сверкающие ручейки сбегали среди корней, где-то исчезая, где-то сливаясь в прозрачные озерца, усеянные чашечками голубых и белых водяных лилий.

— Глазам своим не верю, — сказала Фрея, любуясь райской красотой. — Это что-то сказочное!

Флин озирался с таким же изумленным видом.

— Понимаю, — сказал он. — В Лувре хранится фрагмент надписи, где это место зовется «уэхат ресут», то есть «оазис мечты». Теперь мне ясно почему.

Ущелье постепенно расширялось, дорога пошла в гору, кругом стали попадаться стены, статуи и каменные блоки, покрытые иероглифами. Одни сохранились отлично, другие растрескались, покосились и попадали из-за эрозии или корней, которые, как тараны, всюду прокладывают себе путь. Случайное на первый взгляд нагромождение построек вовсе не было таковым. Совсем наоборот, когда-то давно они составляли единое архитектурное пространство из улиц, зданий, дворов и памятников, расположение которых до сих пор угадывалось даже под покровом поглотившей их растительности.

— Потрясающе! — произнес Флин севшим от волнения голосом. — Я всегда думал, что тексты преувеличивают, называя Зерзуру городом, но теперь вижу: это чистая правда!

Перед путниками раскинулся луг, пестрящий яркими маками и васильками, по которому важно сновали ибисы и белые цапли, галдя и тыча клювами в землю. Скальная площадка, заметная еще у выхода из туннеля, парила над деревьями, как некая гигантская сцена, и на ней отчетливо виднелся пилон с фотографии Руди Шмидта. Фрея и Флин полюбовались на него издали, а потом зашагали дальше, по заросшей травой дорожке из мраморных плит, пролегавшей посереди не луга. Вдольнее тянулись два ряда каменных сфинксов вперемежку с обелисками. «Должно быть, здесь проходили торжественные процессии», — подумал Броди.

Через пятьдесят метров — посреди луга — Фрея вдруг остановилась и схватила Флина за руку:

— Вон он!

Справа, на склоне ущелья, теснилась густая пальмовая роща. Там, едва заметный среди изогнутых ветвей, торчал изодранный хвост самолета, а между стволов бликами просматривались бока фюзеляжа.

— Есть! — произнес Флин.

Аллею пересекала заросшая мощеная улочка, которая вела прямиком в рощу, так что Фрея и Флин свернули на нее и, миновав шеренгу гранитных скарабеев на постаментах, поравнялись с деревьями. Пройдя сквозь рощу, они очутились на небольшой солнечной поляне. На ней лежал «Ан-24», похожий на выброшенного на берег кита — белый, истерзанный и зловеще безмолвный, увитый спутанными побегами плюща и бугенвиллеи.

Учитывая, что самолет упал брюхом на вершину плато и затем рухнул на дно ущелья с высоты в сотню метров — на камнях еще виднелись царапины от его падения, — корпус на диво хорошо сохранился. Правое крыло, конечно, полностью оторвалось и куда-то пропало, как и половина левого, а винт оставшегося двигателя сильно искорежило, да и посреди днища зияла рваная Дыра, словно гигантский хищник отхватил от него кусок, но в остальном корпус был более-менее цел: хвост непокорно торчал среди ветвей, а нос сплющился о каменную голову огромного сфинкса.

— Чтоб меня, — оторопело буркнул Флин.

Они зашли самолету в тыл. В тени хвоста обнаружились три прямоугольные насыпи с грубыми деревянными крестами в изголовьях. Поблекшие надписи фломастером гласили: «Курт Рейтер», «Джерри Вейл», «Омар Шариф (?)».

— Видимо, Шмидт их похоронил, — сказал Флин. — Не хочется ему сочувствовать, учитывая, что он вез полцентнера урана Саддаму Хусейну, и все-таки… Он пережил сущий кошмар.

Фрея попыталась представить, через что прошел Руди Шмидт — как в одиночку, испуганный и наверняка раненный, он рыл могилы, перетаскивал к ним трупы с самолета…

— Интересно, долго он здесь пробыл?

— Судя по всему, не день и не два, — ответил Флин, кивая на черное кострище, вокруг которого во множестве валялись консервные банки. — Думаю, он неделю, а может, и дольше, прождал спасателей, а когда никто не появился, решил попробовать в одиночку добраться до цивилизации. Правда, как он отсюда выбрался — понятия не имею. Уж точно не тем путем, каким пришли мы.

Они какое-то время постояли у могил, а потом пошли вдоль фюзеляжа к передней двери. Флин просунул в проем голову, забрался на порог и помог подняться Фрее. Внутри было темно, поэтому сначала она дала привыкнуть глазам, а когда огляделась, тут же охнула и зажала себе рот рукой.

— Господи Иисусе!..

В десятом от входа кресле сидел человек — точнее, его высушенные останки. Труп отлично сохранился в сухом воздухе пустыни. Его глазницы ввалились, кожа загрубела и приобрела лакричный оттенок, разинутый рот заплели пауки. Казалось, он боролся за последний вдох. Почему его не похоронили с остальными, стало ясно, едва Флин и Фрея подошли ближе. Силой удара все кресла по правую сторону салона рвануло вперед и спрессовало вместе, отчего колени несчастного угодили в подобие тисков и оказались раздроблены. Выглядело это кошмарно, хотя погиб он подругой причине: его погубил металлический ящик, который он положил себе на колени — движением кресел контейнер вдавило несчастному в живот, расплющив поясницу вместе со всеми органами. Зазор между кейсом и спинкой кресла был не больше десяти сантиметров.

— Думаешь, он быстро… того? — спросила Фрея, отворачиваясь.

— Будем надеяться, — ответил Флин. — Для него так было бы лучше.

Он присел на корточки и тщательно осмотрел контейнер. Тот был до сих пор закрыт и как будто совсем не пострадал при падении самолета. Быстрый осмотр выявил три таких же ящика на полу с противоположной стороны прохода. Они тоже не пострадали.