— Добро пожаловать в никуда, — произнес Флин, глуша мотор и отключая электрику. — Надеюсь, путешествие вам понравилось.

Винт дельталета замедлил вращение, двигатель умолк, и путешественников обступила глубокая, гнетущая и всепоглощающая тишина. Они отключили переговорные устройства, сняли шлемы, выгрузились из кабины и пошли по песку к скале. Ее изогнутая, слегка сужающаяся верхушка нависала над ними. Камень — не то базальт, не то обсидиан, — выглядел еще более таинственным, почти инопланетным, и скала казалась зияющей прорехой в канве сумерек.

— Даже не верится, что я не заметил ее раньше, — пробормотал Флин, разглядывая верхушку утеса, которая на фоне неба напоминала острие гигантского бивня. — Летал здесь раз десять и столько же раз проезжал на машине. Быть не могло, чтобы я такое пропустил. Не верю.

Они обошли вокруг скалы, касаясь ладонями удивительно гладкой, стеклянистой поверхности камня, еще теплой от жара солнца. По возвращении к дельталету путешественники подняли головы и еще долго стояли, глядя вверх; слева вздымалось плато, справа всходила оранжевая луна.

— Ну, что делать дальше? — спросила Фрея.

— Ждать, — последовал ответ.

— Чего?

— Восхода. На восходе что-то происходит.

Фрея повернулась к Броди: лицо археолога — худое, красивое, хотя и слегка нечеткое под слоем щетины — смутно виднелось в темноте.

— Что происходит?

Вместо объяснения Флин нырнул в кабину дельталета, отыскал фонарик и книгу из библиотеки Алекс. Броди быстро нашел заложенную страницу и раскрыл ее перед Фреей.

— Вот Хепри, — произнес он, направляя луч фонаря на страницу. — Бог рассвета. Ничего не замечаешь?

Рисунок изображал сидящую фигуру с символом анха и скипетром в руках: человеческое туловище повернуто, как водится, в профиль, а на плечах вместо головы — большой черный скарабей, чье овальное туловище оканчивалось…

— Лапки! — выкрикнула Фрея, касаясь рисунка. — Они выглядят точь-в-точь как…

— Вот именно. — Флин высветил лучом фонаря глянцевитую каменную полуарку над головой. — Бог знает как, но выветривание превратило скалу в гигантскую копию голени скарабея. Невероятно: смотри, на ней даже есть зубцы. — Броди направил свет на выщербленную клиньями верхнюю часть скалы: сходство с зубчатой ногой нарисованного скарабея было очевидным. — Любой древний египтянин, увидев эту скалу, тут же улавливал связь. Мы уже знали, что Хепри и оазис тесно связаны — помнишь стелу из Абидоса? «Когда Око Хепри открыто, открыт и оазис. Когда же Око закрыто, оазис невидим даже орлиному взору». Однако что-то по-прежнему не сходилось, одно важное звено от нас ускользало. Его обнаружила ты, вспомнив фотографию этой скалы. Теперь понятно: древние упоминали Око Хепри вовсе не метафорически; наоборот, они ссылались на нечто вполне определенное. — Он снова провел лучом по каменному серпу. — Как все это соотносится, не представляю. Знаю только, что между скалой, солнцем и оазисом есть какая-то связь. По идее камень и скала должны подсказать расположение оазиса — я на это надеюсь. Ужасно не хочется притащиться в такую даль и узнать, что был не прав.

Флин еще раз посмотрел на скалу и выключил фонарик.

— Ну что ж, разобьем лагерь, — сказал он.

Самолет задержался из-за каких-то проблем с заправкой, поэтому в Каир Энглтон вернулся затемно. Он немного потешил себя идеей завалиться в посольство, принять душ и перекусить (в последний раз толком поесть ему удалось только вчера), но время не позволяло. Поэтому он взял такси и поехал прямиком к дому Молли Кирнан в южном пригороде. Обнаружив, что ее там нет, Энглтон на той же машине отправился к зданию АМР США, где Мухаммед Шубра, охранник на вахте, сообщил, что миссис Кирнан еще у себя в кабинете на третьем этаже — заработалась допоздна.

— Попалась, — еле слышно буркнул Энглтон, направляясь к лифтам. Он полез рукой под пиджак и от волнения не заметил, как дежурный набрал номер и что-то зашептал в телефонную трубку.

Третий этаж оказался безлюден и темен; единственным признаком жизни на нем была полоска света из-под двери в конце коридора: кабинет Кирнан. Энглтон вынул Мисси из кобуры, снял пистолет с предохранителя и стал подбираться к двери. Несмотря на работающие кондиционеры, на лбу у сыщика блестели бусинки пота. Он подкрался к двери, еще раз проверил предохранитель, хотел было постучать, но вместо этого рванул дверь и вошел. Молли Кирнан сидела за столом.

— В чем де… — начала она, вставая с места.

— Заткнись! Руки на стол так, чтобы я их видел! — рявкнул Энглтон, целя ей в грудь. — Давно нам пора с тобой пообщаться.

Романи Гиргис наблюдал, как из ангара один за другим выкатывают алюминиевые контейнеры и грузят на вертолеты «Чинук СН-47». Человек в белой спецовке отмечал груз у себя в планшете, а потом указывал, на какой вертолет отправлять. Всю эту сцену освещал ледяной свет дюжины прожекторов, установленных вдоль взлетной полосы. Как и ожидалось, погрузка очень походила на военную операцию: цепочка грузчиков таскала ящики от ангара к вертолетам, пока остальные проверяли разложенный на складных столах арсенал: «кольты М1911», автоматические винтовки «ХМ8», пистолеты-пулеметы «хеклер и кох», легкие пулеметы «М249 SAW», даже пару минометов «М224» — и это только то, что Гиргис издали разглядел. Время от времени он задумывался, не переборщил ли? Не многовато ли они берут с собой? Столько техники, столько приборов! Однако, вспомнив о долгих годах ожидания и ставках, он решил, что будет лучше перестраховаться. В любом случае пока он ничем не мог посодействовать. По нему, можно хоть армию притащить с собой, если это окупится, а окупиться должно было скоро — пятьдесят миллионов баксов прямиком на его банковский счет. И как раз вовремя.

Он достал из пакета влажную салфетку и стал высматривать своих. В ангаре Ахмед Усман разговаривал с другими людьми в белом; Мухаммед Касри бродил взад-вперед возле «чинуков» и по телефону растолковывал генералу Зави план действий, ожидая, пока военные дадут добро на полет. А близнецы, должно быть, отлучились в туалет: поразительно, но эта парочка даже нужду справляла вместе.

— Ну, сколько до взлета? — спросил Гиргис, скатав салфетку в комок и бросив на землю. Бутрос Салах глубоко затянулся сигаретой.

— Сорок минут, — просипел он. — В крайнем случае час. Кое-кто из наших уже на месте, так что ничего не пропустим. Что с Каиром?

— Улажено, — отозвался Гиргис, поднося к уху трубку. — Самолет пятнадцать минут как взлетел.

— Похоже, все готово.

— Похоже.

Салах щелчком выбросил окурок и тут же закурил по новой.

— Ты что, им веришь? Думаешь, не врут?

Гиргис пожал плечами, пригладил волосы ладонью.

— Усман думает, что нет. И Броди, судя по всему, тоже. Поживем — увидим.

— Невероятно, чтоб мне сдохнуть.

— Пятьдесят миллионов, Бутрос, — вот что невероятно. Остальное — так, ерунда… — Гиргис пожал плеча-ми, махнул рукой и вместе с Салахом стал следить, как алюминиевые ящики покидают ангар и отправляются на вертолеты.

Издалека казалось, будто маленький белый жук ползет по песку — карабкается на дюны, пробегает щебнистые площадки, буравя окружающую серость единственным светящимся глазом. Потрепанная белая «тойота-лендкрузер» виляла по пустыне: дребезжали канистры с бензином в багажнике на крыше, свет единственной фары бил вперед, чертя зигзаги, которые тут же таяли в полутьме. На пересеченной, неровной местности торцы дюн и крутые скалы будто ползли друг на друга, но водитель, похоже, знал, как лавировать в затейливом лабиринте песка и камня. Даже на самых сложных участках он ехал быстро, редко сбрасывая скорость ниже пятидесяти километров в час, а на ровном песке и гравии выжимал все сто. Сколько людей сидело в салоне — трудно было сказать, поскольку внутри было черным-черно. Только один раз машина остановилась, и из задней двери вышел помочиться человек в джеллабе — значит, ехали как минимум двое. Только это и можно было сказать о машине, кроме того, что водитель сильно спешил; в остальном она оставалась загадкой — белое пятнышко, которое невесть зачем прокладывало себе путь через песчаные дебри, оглашая пустыню гулким ревом мотора и водя носом, словно гончая, почуявшая след. И след этот неумолимо тянул ее на юго-запад.