Эдуард повернулся к Гарину:

— Шестнадцать лет назад сарацины отобрали у нас Иерусалим. Мы должны его вернуть, иначе все жертвы напрасны и зря пали те, кто прокладывал для нас путь на Восток. Христианство снова должно обрести надежду. Ты хочешь, чтобы сарацины молились своему фальшивому богу в залах, благословленных нашими священниками?

Гарин не знал, что ответить. Лишь отрицательно мотнул головой.

— Будь жив Ричард Львиное Сердце, ты думаешь, он бы сидел и ждал, пока враг возьмет все наши крепости? Разумеется, нет. — Лицо Эдуарда отвердело. — В этой жизни мой отец Крестовый поход уже, конечно, не возглавит. Это сделаю я. Зачем орден тамплиеров так настойчиво требует возвратить долг, когда нам всем надо готовиться к новому Крестовому походу? Я хочу того же, что и тамплиеры, но сделаю это по-своему, а не по их указке. Ты меня понял, Гарин?

Мальчик кивнул.

Эдуард улыбнулся:

— Тогда пошли дальше.

Он направился к стоявшему в изножье кровати сундуку. Поднял крышку, вытащил бархатный кошель. Протянул Гарину.

— Вот.

Набитый золотыми монетами кошель упал на ладонь Гарина, тяжелый и мягкий.

Эдуард внимательно наблюдал, как мальчик, широко раскрыв глаза, сжимает его в руке.

— Это только для начала, Гарин. Помоги мне, и я помогу тебе. На моей службе ты ничего не потеряешь, только приобретешь.

Гарин подумал о матери, о тесном доме в Рочестере, где она плачет по ночам в спальне. Ее роскошные одежды и украшения проданы, чтобы заплатить за его учебу. Мать часто напоминала ему об этом. Гарин подумал о дяде, о своих неудачах и ошибках. Придет ли вообще день, когда дядя сможет им гордиться? А ведь он старался. Боже, как он старался! Но из этого никогда ничего не получалось. У него просто не хватает сил и таланта.

Гарин поднял глаза на Эдуарда:

— Вы восстановите честь моего рода? Вернете нам знатность?

— Конечно, со временем.

Гарин вглядывался в лицо принца. Проницательный, честолюбивый, беспощадный? Да. Но лжи в лице Эдуарда он не увидел.

— Мне самому ничего не нужно, — прошептал он. — Лишь бы мать была счастлива. И дядя мной гордился.

— Да-да, — мягко проговорил принц, — я знаю, как это трудно — жить, соответствуя надеждам семьи.

Гарин с трудом сдержал слезы. А через секунду поспешно заговорил:

— Мы поплывем на «Терпеливом» с грузом шерстяных тканей от наших лондонских ткачей для торговли во Французском и Арагонском королевствах. «Терпеливый» причалит в устье Сены, в Онфлере. Мы там сойдем с драгоценностями, а корабль поплывет дальше, на нашу базу в Ла-Рошели.

— Значит, ты будешь в группе сопровождения? — отрывисто спросил Эдуард.

— Да. Мой дядя отправил письмо в парижский прицепторий, чтобы за нами в Онфлер прислали речное судно. В порту тамплиеры владеют небольшим домом. Там королева проведет ночь, а утром мы поплывем в Париж.

— Замечательно, Гарин. Я впечатлен.

Гарин смотрел в пол, прикусив губу. Его подташнивало.

— А теперь, — деловито произнес Эдуард, — тебе пора возвращаться в прицепторий. Занимайся своими делами, как обычно. Если понадобится связаться с тобой до отплытия, я пошлю Грача. Золото спрячь в надежное место, чтобы его никто не нашел. — У двери Эдуард резко развернул Гарина к себе и пытливо посмотрел в глаза. — Но если о нашей встрече станет кому-нибудь ведомо, я, во-первых, заявлю, что никогда не виделся с тобой, а во-вторых, позабочусь, чтобы де Лионы как можно быстрее получили возможность любоваться видом с Лондонского моста. Ты меня понял?

Гарин торопливо кивнул, вспомнив страшные, изъеденные червями головы, свисавшие со столбов на мосту. Его мочевой пузырь был переполнен от выпитого вина и страха. Ему отчаянно хотелось уйти.

— Я не скажу никому, клянусь.

— Да уж, постарайся. — Эдуард показал на дверь. — Подожди там. Грач проводит тебя вниз.

Гарин вышел за дверь.

— Это оказалось легче, чем поймать сифилис от шлюхи на Чипсайде, — пробормотал Грач. — Вы думаете, можно верить этой маленькой твари? Будет держать рот закрытым?

— Если бы я так не думал, то не позволил бы ему уйти, — тихо ответил Эдуард. — Другого способа вернуть драгоценности у нас нет. Боюсь не увидеть их снова, если сокровища попадут в подвалы парижского прицептория.

— Вы считаете, что этот пигмей станет вам служить?

— Думаю, да. Но проверь, где там у него мать и что с ней, если придется принимать меры. И учти, времени осталось очень мало. Всего пять дней.

— Не беспокойтесь, драгоценности никогда не попадут в подвалы тамплиеров.

Эдуард улыбнулся:

— Я рад, Грач, что мне удалось освободить тебя от виселицы. Человеку с талантами не пристало болтаться на веревке.

Грач поклонился:

— Моя жизнь принадлежит вам.

Нью-Темпл, Лондон

18 октября 1260 года

Уилл отбросил волосы назад, не сводя глаз с Брайана, широкоплечего сержанта с бычьей шеей, к тому же на год старше его. Кемпбелл привык тренироваться с деревянными мечами, и теперь железный оттягивал руку. На нем была приталенная безрукавка до колен. Грудь, предплечья и голени прикрыты кожаными накладками. С этим сержантом он сражался впервые, но почти сразу же сумел его раскусить. Брайан был сильный, но медлительный.

Стоявшие по краям поля сержанты что-то кричали Уиллу, но он не обращал внимания. Застыл на месте, покачиваясь на ступнях. Брайан сделал выпад. Уилл парировал первый удар, увернулся от второго, развернулся и, зажав меч двумя руками, обрушил его на спину сержанта. Мечи были затуплены, чтобы предотвратить серьезные ранения, но удар был настолько сильный, что Брайан с хрипом рухнул на колени. Уилл тут же приставил к его горлу острие меча. Зрители-сержанты зашумели так, что с ближайшего дуба вспорхнула стайка птиц. Геральд объявил Уилла победителем, а с трудом поднявшийся на ноги Брайан лишь быстро обнял его и покинул поле.

Веселье стихло, когда встал Юмбер де Пейро. На скамье рядом с магистром Англии сидели магистры Шотландии и Ирландии. Перед ними на сколоченном из досок столе лежали призы: меч — для победителя старшей группы, а для группы Уилла медная бляха с изображением двух рыцарей верхом на одном коне — точная копия печати ордена. Уилл поклонился трем магистрам.

— Я объявляю Уильяма Кемпбелла, сержанта сэра Овейна ап Гуина, победителем в подгруппе, — возвестил Юмбер своим дивным глубоким голосом. — Он сразится в финальном поединке. — Магистр посмотрел на Уилла: — Ты можешь покинуть поле, сержант.

Уилл поклонился и припустил к шатру, поставленному за боковой линией.

Всего час назад он считался пятым в своей подгруппе из тридцати сержантов. После квинтина [11]перешел на четвертое место. При этом чуть не слетел с коня и промахнулся три раза копьем. Но, увидев, как побеждает Гарин, Уилл взял себя в руки и первым пришел в соревновании по бегу, а затем побил в поединках трех противников. Рука от тяжести меча онемела, но триумф горячил жилы и сжигал усталость. Он победил в последнем поединке. От окончательной победы его отделял лишь один тур. Жаль, что здесь нет отца.

Уилл вошел в шатер. Гарин стоял у стола с оружием, махал туда-сюда мечом, приноравливался к весу. В углу сержант постарше развязывал ремни своей безрукавки. Снаружи готовили поле для следующего поединка.

Гарин положил меч и оглянулся на Уилла:

— Ты хорошо сражался.

— Спасибо, — сказал Уилл, не замечая подавленного тона друга. Вытер со лба пот. — Противник был свирепый. Я не думал, что смогу взять над ним верх. — Он заулыбался. — Если ты сейчас победишь, мы встретимся в финальном.

Гарин вяло кивнул.

— Что случилось?

— Ничего. — Гарин пожал плечами. — Приз достанется первому, а второму ничего.

— Это не имеет значения, — не раздумывая проговорил Уилл. — Финалисты оба первые, не важно, кто победит. — Он подождал, пока сержант скинет безрукавку и выйдет из шатра. Затем понизил голос: — Где ты был вчера?