Вестминстерский дворец, Лондон

13 октября 1260 года

Король Генрих смотрел в окно. Витражное стекло расцвечивало лицо узором из синих и красных бриллиантов. Король вглядывался в покрытые стелющимся туманом болота, окружавшие лабиринт дворцовых зданий.

В незапамятные времена на острове Торни, образованном двумя рукавами реки Тайберн, впадающей в Темзу, римляне основали поселение. И, начиная с Эдуарда Исповедника, все короли считали этот остров своим домом. Они настроили здесь множество зданий. Разнообразие стилей свидетельствовало о разнообразии вкусов. За дворцом возвышались белые стены Вестминстерского аббатства, чьи надворные постройки сгрудились вокруг главного здания, как малые дети у ног мудрой бабушки. Этот дворец Генрих предпочитал всем остальным резиденциям. Он не такой аскетичный, как Тауэр, и располагается ближе к городу.

Сзади кто-то мягко кашлянул.

— Вы хотели меня видеть, мой король?

Генрих обернулся. Черное одеяние канцлера, бледность его лица резко контрастировали с ярким убранством королевских апартаментов. Здесь было чем полюбоваться. Стены зала длиной двадцать семь ярдов украшали множество картин и гобеленов. Великолепные витражные окна. Плиточный пол, покрытый роскошным толстым ковром. Диковинные растения в больших кадках, дубовый стол с пятью инкрустированными искусной резьбой креслами, диваны, обложенные подушками, множество статуй и прочих украшений. Попавший сюда впервые мог подумать, что его ввели в королевскую сокровищницу. И это неудивительно. Король не жалел денег на украшение своих владений, а на расписную палату вообще ушло целое состояние.

Генрих прошел к дубовому столу, взял свиток, сунул канцлеру.

— Это принесли час назад.

Пока канцлер читал, дверь отворилась. Вошел Эдуард. Потный, одежда заляпана грязью после езды верхом. Он коротко поклонился и плотно закрыл дверь.

— Отец, я уже выехал на охоту, когда прибыл гонец. — Эдуард глянул на канцлера. — Зачем вы меня позвали?

Генрих тяжело опустился на диван. Показал на свиток в руках канцлера:

— Прочти. Они хотят перевезти наши драгоценности в свой прицепторий в Париже! То есть подальше от меня, проклятие на их головы!

Эдуард взял свиток у канцлера, просмотрел. Поднял глаза на отца:

— Мы должны еще раз встретиться и попытаться пересмотреть соглашение.

Генрих махнул рукой:

— Какая польза от этого? Я уже предлагал тамплиерам пересмотреть соглашение. — Он ткнул пальцем в свиток. — А они в ответ потребовали, чтобы мы передали драгоценности через девять дней!

— И что вы собираетесь делать, мой король? — спросил канцлер.

В голове начало стучать. Генрих откинулся на подушки и закрыл глаза.

— Как вы думаете, канцлер, что сделают рыцари, если я открыто брошу им вызов?

— Определенно сказать трудно, мой король, но скорее всего они отправятся к папе, чтобы он одобрил их требование. Думаю, желая получить согласие папы, они используют нынешнее положение в Заморских территориях. Папа может лично обратиться к вам.

— Тогда мне не остается ничего, кроме как согласиться.

— Зачем вы так легко сдаетесь? — воскликнул Эдуард. — Нужно держаться с рыцарями тверже. Так, как вы повели себя на переговорах в Темпле. В конце концов, король вы, а не они.

— Тамплиеры могут отобрать у меня корону, настолько они сильны.

— Но эти драгоценности наши, отец. Наши.

Генрих открыл глаза. Раздраженно посмотрел на сына:

— Ты думаешь, я этого хочу? У тебя есть еще варианты? Чтобы я дождался папского эдикта об отлучении от Церкви? — Генрих поднялся, прижав руку ко лбу. — Со временем мы выплатим долг и возвратим наши драгоценности. А пока пусть их берут рыцари. Надеюсь, после этого они оставят меня в покое. — Он направился к двери, шурша бархатной мантией по полу. — Сообщите рыцарям, канцлер. Скажите им — я принимаю условия. И все, больше я не хочу об этом думать.

Эдуард ринулся было за королем, но канцлер его остановил. Глаза принца гневно блеснули.

Канцлер служил при королевском дворе всего год, но уже видел этот блеск в глазах наследника престола. Как-то он шел по дворцовому коридору на встречу с советниками. Впереди показался принц Эдуард, сзади двигался юный паж с полной супницей. Неожиданно паж споткнулся и опрокинул супницу на пол, чуть обрызгав обувь Эдуарда. Принц, которого до сего момента канцлер полагал приятным молодым человеком с ровным характером, как будто взбесился. Он заставил испуганного мальчика начисто вылизать его башмаки, а затем и весь суп с пола.

Канцлер отпустил руку Эдуарда.

— Извините, мой принц, но ваш отец прав. У него нет выбора. Придется передать драгоценности рыцарям.

— Мой отец стар и часто хворает, — произнес Эдуард ледяным тоном. — И кто, по-вашему, будет выплачивать долг после его кончины? А до той поры рыцари будут держать драгоценности у себя. В том числе и корону, в которой мне предстоит взойти на трон. Я отказываюсь отдавать принадлежащее мне по праву.

— Я тоже не хочу, чтобы тамплиеры забирали королевские драгоценности, — сказал канцлер. — Но у вас есть возможность добиться желаемого, не расстраивая отца. Это, наверное, потребует помощи вашего… — канцлер на секунду задумался, как бы повежливее назвать этого человека, — слуги.

— Продолжайте, канцлер.

— Я обнаружил нечто имеющее отношение к прицепторию и могущее сослужить нам службу.

Нью-Темпл, Лондон

15 октября 1260 года

— Неужели в Париж? — с сомнением спросил Саймон.

— Так сказал Овейн, сегодня утром. — Уилл улыбался, помогая конюху тащить через двор большую вязанку сена. — Я буду сопровождать королевские драгоценности.

— Один? — чуть насмешливо удивился Саймон.

— Нет. Там будет Овейн, и девять других рыцарей, и их сержанты, и королева Элеонора. Мы поплывем на «Терпеливом». — Уилл кивнул в направлении пристани, где над верхушками деревьев возвышалась грот-мачта корабля.

— На этой развалине? Да ему только по лужам плавать. — Саймон наморщил нос. — Подними свой конец немного.

Уилл поднял вязанку выше, скользя ногами по мокрой земле. Последние два дня шел сильный дождь, и все вокруг пропиталось водой. Включая, разумеется, и турнирное поле. А до турнира осталось всего три дня. Последние службы Уилл усердно молился, чтобы выглянуло солнце. Сегодня его молитвы были услышаны. Холодный туманный рассвет сменило пронизывающе холодное, но ясное утро.

В нос ударил теплый животный запах конюшни. Они положили вязанку на пол. Уилл плюхнулся на нее, а Саймон исчез в кладовой, где держали упряжь. В конюшне сумрак стоял в любое время дня и в любую погоду. В одном конце длинного прохода располагались стойла боевых коней, в другом — обычных верховых, предназначенных для сержантов. Вокруг младшего конюха, подметающего пол в дальнем конце, клубилась пыль. Он чихнул.

— Значит, готовитесь сразиться? — донесся из кладовой голос Саймона.

— Я-то готовлюсь вовсю.

— Сэр Жак сильно тебя прижимает?

Уилл неопределенно хмыкнул. Вытащил из вязанки соломину, намотал на палец. В последние два дня ему было трудно сосредоточиться на поле. Жак был недоволен. «Боже мой, сержант, ты что, глухой или вообще безмозглый? Перестань пялить на меня глаза и заставь наконец двигаться свои чертовы ноги! Ты будешь работать или нет?» — шпынял подростка наставник.

Но Уилл продолжал пялить на рыцаря глаза. Потому что письмо, увиденное в соларе, кажется, предназначалось Циклопу. Прочитанное постоянно вертелось в голове. Вроде бы ничего особенного, но его впечатлили некоторые слова, значения которых юноша не понимал: «наше братство», «наш магистр», «наш круг»… Уилл знал о вербовке тамплиерами шпионов во вражеском стане, но в письме, похоже, намекалось на что-то другое. И почему без подписи? Жаль, не хватило времени дочитать до конца.

Саймон вынес из кладовой седло, положил на лавку, Затем посмотрел на Уилла: