К этому времени люди верхом на своих огромных лошадях уже приблизились к Плато. По полю они скакали тесной группой, но теперь, вынужденные сначала перескакивать через изгороди, а потом петлять между деревьями, они выстроились длинной рваной цепочкой,
и Филин понял, почему охота никогда не заходила в лес раньше. Лошади были слишком большими и неповоротливыми, чтобы двигаться по тропинкам, проложенным маленькими лесными существами, и он хорошо слышал, как бранились всадники, пытаясь отвести в сторону низкие ветви деревьев, грозившие выбить их из седла. Оказавшись на сравнительно свободном пространстве склона, кавалькада снова увеличила скорость, и сдавленные проклятья сменились азартными криками, которыми всадники понукали лошадей. Кони наддали и в несколько прыжков вынесли своих хозяев на Плато — только для того, чтобы растерянно заплясать на месте, оказавшись в самой гуще кипевшего здесь сражения.
Норки отреагировали на появление нового врага с удивительной быстротой, обратив все свое внимание на лошадиные ноги. Перепуганные животные жалобно ржали, вращали глазами, лягались и били передними ногами, а всадники, перегнувшись с седла, отчаянно орудовали хлыстами, но норки были слишком малы и увертливы. Они легко отскакивали от страшных ударов, потом снова бросались вперед, чтобы вонзить зубы в уязвимую бабку или щетку, и снова отпрыгивали, словно легкие осенние листья, несомые ураганным порывистым ветром. Тем временем всадников на Плато прибывало, и вскоре лошади стали налетать друг на друга, все сильнее и сильнее впадая в панику. В конце концов несколько лошадей упали, и норки получили возможность непосредственно атаковать своих главных врагов — спешившихся людей.
По всему Плато — среди воющих от ужаса собак и кружащихся волчком брыкающихся лошадей — люди отчаянно сражались с норками. Одни с трудом поднимались с земли, куда их сбросили напуганные кони, другие старались удержаться на ногах, отмахиваясь от многочисленных врагов, атаковавших их сразу с нескольких сторон, и в какое-то мгновение Филину даже показалось, что люди вот-вот дрогнут и побегут, но тут он услышал пение охотничьего рога, и люди — пешие и те, кто удержался в седле, — встав тесной группой, спина к спине, организовали круговую оборону, сквозь которую норкам уже не удавалось пробиться. Прошло еще немного времени, и понемногу люди начали теснить своих врагов.
Норки как будто поняли, что людей им не одолеть, и попятились, словно увлекая их за собой. Поверив в успех, люди стали развивать наступление, и их строй нарушился. Три всадника чуть-чуть разделились, и норки, атакуя ноги лошадей, заставили их попятиться, благодаря чему всадники оказались отрезаны от пешей группы.
Филин как зачарованный следил за развитием событий. Обезумевшие от ужаса кони вставали на дыбы, били передними копытами и неудержимо увлекали к обрыву своих бессильных что-либо предпринять всадников.
Оказавшись на краю обрыва, лошади встали на дыбы, с трудом балансируя и упираясь ногами в осыпающуюся под копытами землю. Неожиданно пласт земли подался, и все три всадника полетели с обрыва вниз.
Первый конь задел спиной о ствол ясеня и отлетел в сторону, выбросив всадника из седла. Подняв кучу брызг, он с тошнотворным тупым стуком ударился о камни на мелководье и затих; голова его, повернувшись под неестественным углом к шее, оказалась на берегу, а тело — в воде. Две другие лошади попали на глубокое место. Потеряв своих всадников еще в воздухе, они забарахтались в воде среди скользких, покрытых тиной веток ясеня. Чувствуя их зловещее прикосновение к животам, лошади забились отчаяннее, вращая безумными глазами и вытягивая шеи. Филину было хорошо видно, что повод одной из них безнадежно запутался и зацепился за ветки. Когда другая лошадь, кое-как вырвавшись, медленно поплыла к берегу, это только усилило панику ее товарки. Она как будто поняла, что ее бросили на произвол судьбы, но чем сильнее она билась, тем сильнее запутывался повод и тем быстрее оставляли ее силы. Оскалив зубы и сверкнув белками выпученных глаз, лошадь в последний раз дернула головой и с жалобным ржанием исчезла под водой, как будто кто-то потянул ее снизу.
Все трое выброшенных из седла всадников, успевшие выбраться на берег, со страхом переглянулись, как будто исчезнувшая на их глазах лошадь вот-вот всплывет снова, но она не выплыла. Когда на поверхности успокоившейся воды появилось лишь несколько легких воздушных пузырей, трое бывших наездников засуетились и стали кричать. Люди наверху подбежали к краю обрыва, но и они были бессильны помочь.
Норки воспользовались ситуацией. Филин услышал их пронзительное победное стрекотание и увидел, как несколько зверьков юркнули в лес. Остальные, словно бросая людям вызов, пробежали прямо между ног застывшей на обрыве группы и — совсем как Фредди — съехали по стволу ясеня вниз. Глядя, как они одна за другой плюхаются в темную воду в том месте, где тянулись к поверхности лишь тонкие цепочки мелких пузырьков, Филин снова поразился мужеству и присутствию духа, позволившим норкам выбрать единственный путь к спасению. Они сражались гораздо лучше, чем Филин мог ожидать. Ах, если бы только лис мог видеть, что вышло из его затеи!
Да, норки выстояли и дали врагам отпор, но это дорого им обошлось. Филин насчитал около полутора десятка их трупов, вытянувшихся на траве, и по меньшей мере три собаки, которые если и не были убиты, то во всяком случае не шевелились. Остальные гончие, горя жаждой мщения, с визгливым лаем ринулись в погоню, еще больше напугав брошенных лошадей, которые бестолково метались между деревьями внизу.
Потрясенные люди тем временем бродили по Плато, рассматривая убитых норок и собак и пересчитывая свои многочисленные раны, но затишье оказалось недолгим. На Плато прибыли щелкуны.
Конечно, на берегу уже не собирались такие толпы, как в дни, когда Альфонс еще был животрепещущей новостью, но сегодня — возможно, благодаря солнечной и ясной погоде — на шоссе было довольно много щел-
кунов. Некоторые из них подошли к самому берегу реки и уселись на траву, направив на лес свои безумные, широко раскрытые глаза на стеблях, когда Фредди рыжей молнией метнулся по шоссе прямо к ним. Когда он пересек мост и понесся по Долгому полю мимо Альфон-совой ольхи, щелкуны вскочили, разинув от удивления рты. Но стоило только появиться охотникам с собаками, как щелкуны тут же пришли в величайшее возбуждение и принялись размахивать кулаками. Но по-настоящему они отреагировали только тогда, когда начался бедлам на Плато.
Некоторые побежали по следам Фредди к мосту, а остальные попрыгали в реку и перешли ее вброд, шагая по каменистым перекатам. На противоположном берегу они собрались плотной группой и двинулись к проделанному всадниками пролому в изгороди. Подбирая на ходу сучки и увесистые палки, щелкуны, словно армия-мстительница, поднялись по склону на Плато. Достигнув вершины, они не задержались даже для того, чтобы оценить ситуацию, и сразу бросились на охотников. При этом Филину, продолжавшему описывать круги над Плато, показалось, что охотники отреагировали на их появление с еще большей яростью, чем на нападение норок. Глядя на катающиеся по земле сплетенные тела и прислушиваясь к щелканью хлыстов и сочным ударам палок, он с горечью подумал, что нет ничего хуже ссор между родственниками или существами одного вида. Впрочем, в данном случае он болел за щелкунов. Они действовали эффективнее своих противников, хотя, возможно, все дело было в том, что они прибыли к месту схватки позднее и были гораздо свежее, чем охотники, которым пришлось сдерживать натиск норок. Как бы там ни было, щелкуны проявили себя настоящими бойцами.
Взлетев повыше, Филин увидел, что драка между щелкунами и охотниками — точно так же, как и потасовка на шоссе между щелкунами и белоголовыми рабочими,— выглядит щенячьей возней по сравнению с мрачной и смертоносной яростью норочьей атаки. «Может быть, — спросил он себя, — людям, несмотря
на все их хитроумные приспособления и оружие, не хватает инстинкта убийц, по крайней мере тогда, когда они выясняют отношения друг с другом? Нет, определенно, кровопролития не будет», — решил он, с презрением поглядывая на людей, которые сшибались друг с другом грудью, точь-в-точь как молоденькие петушки по весне.
