Психо продолжал молчать. Их отношения с Макси значительно ухудшились с тех пор, как мастер-импровизатор однажды заметил, что заниматься физическим трудом — удел тех идиотов, которые не умеют думать. И слушать — неожиданно понял он.

— Тихо! — заорал Психо с такой непривычной властностью в голосе, что Макси от неожиданности застыл на месте.

— Горчица! Горчица! — звал в отдалении человеческий голос.

До этого момента убежденность Маты, будто норки безразличны людям вообще, оправдывалась. Но Мата с самого начала знала, что один вполне конкретный человек в сопровождении своей желтой собаки в конце концов появится в их лесу.

Макси, перед которым была поставлена задача подготовить норок к этому — и к любому другому — вторжению, показал каждому его убежище и проинструктировал, как надлежит вести себя по сигналу тревоги. По едкому замечанию Психо, регулярные тренировки, которые проводил с обитателями колонии Макси, очень напоминали обыкновенные прятки. Отношений между военным советником и мастером-импровизатором этот

выпад, естественно, не улучшил, тем более что Психо был абсолютно прав: норки полюбили учебные тревоги и с удовольствием скрывались в подземных ходах и убежищах, как только Макси подавал свой сигнал. Тренировки не пропали даром: норки мгновенно рассыпались по Плато, позабыв и о строительстве, и о состязании на звание «норы образцового содержания», и укрылись в заранее подготовленных щелях и убежищах. К тому времени, когда безмозглая собака взбежала по склону, на Плато не осталось ни одной норки, кроме Маты, которая заранее предупредила всех, что с Горчицей она разберется сама.

— Значит, вы все-таки нашли это место! — еще издалека пролаяла Горчица, радостно виляя хвостом.

Без норок ей было скучно, и она искренне надеялась когда-нибудь встретить их в лесу. Горчица безбожно проспала появление на ферме посторонних и побег норок и, чувствуя себя виноватой, рвалась исправить свою ошибку. Идя по следу стаи, она даже добежала до шоссе, но Хозяин без церемоний загнал ее обратно в дом. С тех пор Горчица держалась тише воды, ниже травы, пока не обнаружила, что Хозяин вовсе не так расстроен, как можно было ожидать. Во дворе появилась новенькая грохоталка, которая пахла так замечательно и свежо! Что касалось норок, то, вместо того чтобы привезти новых взамен бежавших, Хозяин куда-то отправил оставшихся, разобрал клетки, а сарай наполнил пахучим перегноем, в котором он теперь выращивал грибы. Это слегка расстроило Горчицу. С грибами ведь не особенно поболтаешь.

Конечно, зрелище печального, бесхвостого создания, которое грустно бродило по ферме, время от времени жалобно мяуча, Горчицу почти не трогало. Пус-сли все время дразнила норок и сама была виновата в том, что случилось с ее задней частью. Пожалуй, она еще легко отделалась — дело могло обернуться значительно хуже.

Себя же Горчица считала настоящим другом норок, и поэтому, когда, оказавшись в лесу, она вдруг заметила под деревом вежливую самку, с которой разговаривала

в последний раз, она бросилась прямо к ней с намерением поиграть.

Горчица весело мчалась к одинокой фигуре, воображая, как норка сейчас обратится в бегство, а она — в шутку, разумеется,— погонится за нею, и таким образом обе получат удовольствие от догонялок. Слишком поздно собака сообразила, что норка не собирается никуда бежать. Когда же она с трудом затормозила перед ней, то вместо благодарности получила жестокий удар по носу. Взвизгнув от боли, Горчица опустилась на зад и подняла переднюю лапу, чтобы потереть рану… и услышала зловещее шипение норки:

— Проваливай отсюда, трусливая шавка! Проваливай и никогда больше не возвращайся.

К этому времени крик Хозяина: «Горчица! Где тебя черти носят, глупое животное?!» — раздавался уже в опасной близости, и норка с угрозой припала к земле.

— Ты видела, что случилось с Пуссли? — прорычала она. — Только посмей сказать хоть слово ей или кому-нибудь еще, что видела нас здесь, и то же самое будет с тобой!

Горчица машинально поджала хвост, ибо ей почудилось, будто острые зубы уже вонзаются в его основание. В испуге попятившись, она наткнулась задом на что-то твердое. Горчица подскочила от ужаса, обернулась и' — о ужас! — прямо перед ней раскачивался странно знакомый оранжево-черный предмет, от которого исходило непередаваемое зловоние. Когда поселившиеся на нем синие мухи взлетели зудящей тучей, Горчица потеряла контроль над собой. По задним лапам ее потекла горячая жидкость, и бедняга, взвыв от страха, бросилась прочь.

Поначалу норкам казалось, что во всем лесу не найдется ни одного существа, кого им следует по-настоящему бояться, хотя со временем они научились относиться с почтением к огромному косолапому барсуку, который с легкостью разбрасывал их своими мощными передними лапами, стоило им оказаться у него на пути.

Невероятно трудно оказалось изловить некоторых птиц; так, например, попытки поймать одетого в блестящие перья зимородка превратились в настоящую многосерийную эпопею. С другими хищниками норки даже не старались установить отношения. С самого начала они разорвали на клочки пару-тройку ласок и горностаев — своих кузенов из рода Mustelidae, после чего незадачливые родственники поспешно покинули лес. Существовали еще хищные птицы, в том числе достаточно крупные, чтобы, вступив в единоборство с одиночной норкой, нанести ей как минимум серьезную рану, но их никто не принимал всерьез, после того как Отдел норкетинга создал свою модель пищевой пирамиды, однозначно показавшую, что норки — как вместе, так и по отдельности — являются самыми опасными хищниками в лесу.

Но в реке неожиданно появилась выдра, и положение сразу изменилось.

На самом-то деле выдру пригласил Филин. После беседы с Лопухом, при полном отсутствии конструктивных предложений, он принялся изо всех сил размышлять о том, какое существо способно было бы нанести норкам ответный удар. Тут он и вспомнил о выдре Оруэлле, которая жила вниз по реке.

Оруэлла встретила его достаточно дружелюбно. Лесной телеграф уже донес до нее слухи о безжалостных убийцах, опустошавших Старый Лес. Выдра точно знала, что норки устроили свою главную базу в непосредственной близости от скалы, на которой она оставила свою пахучую метку, отмечая границы своего вытянутого вдоль берегов охотничьего участка. С лесом ее ничто не связывало, и порой выдра не наведывалась туда месяцами. Впрочем, Филина Оруэлла уважала, и, хотя лесные проблемы, о которых он толковал, вскоре ей наскучили, она очень точно уловила его намек: норки хоть и находятся формально за пределами ее охотничьей территории, однако в последнее время все чаще спускаются вниз по течению, вторгаясь на ее участок.

— Почему бы тебе не преподать им урок? — спросил на прощание Филин, и Оруэлла в конце концов решила по крайней мере выяснить, с чем ей предстоит

бороться. За исключением людей, выдра не боялась никого и ничего. Конечно, норок много, а она одна, но зато она крупнее и сильнее. Да и кто сможет потягаться с выдрой в воде и в особенности под водой? Пока она остается в реке, ей ничто не грозит. И все же Оруэлла не собиралась развязывать истребительную войну. Гораздо больше ее устраивало вооруженное противостояние, когда обе стороны, узнав силу друг друга, начинают уважать границы чужих охотничьих участков.

Впоследствии, оглядываясь на происшедшее, никто из вожаков стаи так и не принял на себя ответственность за случившееся. Никто никогда не приказывал часовым, выставленным у теснины, атаковать противника. Как раз наоборот, согласно строгим инструкциям Макси, при первых признаках опасности дозорные обязаны были покинуть свои посты и со всех лап мчаться в поселок и предупредить норок. После этого — в зависимости от обстоятельств — специальный отряд нор-коворотов мог быть отправлен навстречу противнику, чтобы уничтожить его, обратить в бегство или хотя бы замедлить его продвижение. Однако часовые, убежденные в естественном превосходстве норок над любым противником, решили сами заняться нарушителем. Хотели ли они просто отогнать Оруэллу или жаждали славы победителей выдры, так и осталось неизвестным. Единственная достоверная информация об инциденте поступила от единственного оставшегося в живых часового, который, жестоко искусанный, сумел дотащиться до Плато и скончался, успев произнести всего несколько слов. По этим обрывочным сведениям да по следам, оставшимся на месте происшествия, и удалось кое-как составить общую картину.