— Они были здесь совсем недавно! — крикнул Меге кто-то из самцов. — Подстилочки еще теплые!

— Значит, нам не потребуется отопление, — пошутил Мега, и все зашлись от смеха. — Ну а теперь — кто первым съедет в воду?

Норки наперегонки устремились к поваленному ясеню, и темная вода запруды забурлила и закипела, когда

они стали друг за дружкой прыгать туда с веток. Вскоре на обрыве остался только Макси, неподвижный, словно вырезанный из дерева. Мега, который только что вынырнул из глубины в окружении стайки веселых пузырьков, крикнул ему:

— Эй, все еще хочешь на Первую базу? Макси свирепо оскалился.

— Оставь его,— посоветовала Мата.— Ты все равно не заставишь его радоваться жизни вместе со всеми.

С этими словами она ударила лапкой по поверхности воды, и взлетевшие веером брызги попали прямо в морду Меге.

— Ну, ты!..— рассмеялся Мега, бросаясь в погоню.

— Нам безразлично, что об этом говорят. Самое главное: они — не мы! — с вызовом пропищала ласка. — И не горностаи, — добавила она под одобрительные кивки сородичей. — Мы хотели бы также подчеркнуть, что их появление в лесу является для нас еще большей неожиданностью, чем для всех остальных.

Борис взял на себя инициативу возобновить заседания Общества Памяти Полевой Мыши исключительно для того, чтобы выяснить, кто такие эти страшные пришельцы, и за это Филин был весьма ему благодарен. Сразу после бойни на Большой поляне он почувствовал настоятельную необходимость обсудить происшедшее со своими собратьями-хищниками, а не с бесполезными кроликами. Именно барсук решил, что Общество должно для начала подвергнуть допросу ласок и горностаев. На них первых пало подозрение, как на единственных обитателей леса, кто мог иметь какое-то отношение к непрошеным гостям. Впрочем, это племя мелких лесных хищников в любом случае было самым удобным козлом отпущения: ласок и горностаев одинаково недолюбливали в лесу и за их любезные, приторно-вкрадчивые

манеры, и за мерзкую привычку высасывать птичьи яйца в отсутствие хозяев.

— Но они похожи на вас и на горностаев, — возразил Филин, обвиняюще глядя на узкие, остроконечные рыльца, бегающие глазки и встопорщенные усы.

— Для невежды и ворона на грача похожа, — отбрила его ласка. — Но ведь мы не считаем вороной, например, Раку? Может быть, вы просто тупые? — насмешливо закончила она.

Филин и Борис сделали все, чтобы не дать воли гневу. Обоим было нелегко держать себя в лапах, общаясь с этими хитрыми злыднями.

— Или слепые вдобавок? — пропищала ласка, и кровяное давление Бориса разом подскочило еще на пару делений. — Разве вы не видите, что они совсем другой масти?

Горностаи, которые только что перелиняли и щеголяли в новеньких летних шубках, дружно закивали.

— Неужели вы настолько ненаблюдательны, что не видите, насколько они крупнее? — презрительно добавила ласка, и Борис свирепо затряс своей полосатой головой. Вольно или невольно, ласка задела его за живое: зрение у барсука было скверное, так что он вряд ли представлял, как выглядят захватчики, и единственное, что он мог сказать по поводу их особых примет, это как от них воняет. Филин, который видел агрессоров более или менее ясно, поддержал предложение барсука допросить мелких хищников в надежде вытащить из них хоть какие-то полезные сведения.

— Кто же они в таком случае? — сурово спросил он.

Ласка быстро-быстро заморгала.

— Мы подозреваем, что это наши дальние и печально известные родственники, которые обычно живут довольно далеко отсюда, — неуверенно призналась она. — Но до нас дошли слухи, будто живущие в этих краях люди содержат их в клетках, как цыплят.

— Тебе не приходилось слышать ничего такого? — спросил Филин у Фредди, признанного специалиста по куриному вопросу.

— Нет. — Фредди покачал головой. — А где это?

— Ты, наверное, такой же глупый, как и твои друзья, — оскалилась ласка. — Разве я не сказала, что это был только слух? Мы не стали расследовать его, потому что нас это не интересовало.

Последовало долгое молчание.

—. Если ты, мерзкая тварь, немедленно не расскажешь нам все, что знаешь, я лично переломаю тебе все кости! — неожиданно взвился Борис. — Одну за другой, так и знай!

Ласка сразу утратила всю свою наглость.

— Постарайся не понять нас превратно, — проговорила она, почти не двигая губами, — но мы признаем: это наши дальние родственники, члены огромного семейства Mustelidae. Впрочем, на этом всякое сходство между нами заканчивается.

— Как они называются?

— Норки.

— Норки?

— Да, мерзкие, злобные, свирепые сукины дети.

— Еще более мерзкие, чем вы?

— Намного.

— Более свирепые?

— Намного.

— Более агрессивные?

— Гораздо.

— Есть у них какие-нибудь достоинства?

— Никаких. Это законченные негодяи.

Борис почесал в затылке, подняв тучу пыли. Он никак не мог придумать, что бы еще спросить, и потому повернулся к Филину.

— Расскажи нам, что ты видел, — попросил он.

Филин спал, когда неизвестные существа ворвались на Большую поляну. Он проснулся от криков и был так удивлен, что едва не свалился со своего сука вниз. Инстинктивно он взлетел, хотя разум, включившийся мгновением позже, и подсказывал ему, что и на своем председательском месте наверху он был бы в безопас-

ности. Тем не менее Филин остался в воздухе. Описывая надполяной круги, он с профессиональным интересом наблюдал, как пришельцы ловят мечущихся в панике Сопричастных Попечителей.

— Я никогда не видел, чтобы звери так себя вели,— объяснил он.— Они, несомненно, представляют из себя одну стаю, однако на поляне каждый из них действовал вполне самостоятельно и с большим успехом. В результате под Дубом начался настоящий хаос. Если воспользоваться выражением Фредди, то Сопричастные Попечители метались, словно обезглавленные цыплята.

Лис облизнулся.

— И что в них было такого особенного?

Это был не простой вопрос. Прежде чем ответить, Филин хорошенько подумал, подбирая слова.

— Ну, — не спеша начал он, — во-первых, я сразу понял: передо мной настоящие, свирепые хищники. Они очень быстро движутся, они предельно сосредоточены на своей жертве да и зубами своими пользуются весьма умело. Но больше всего меня поразило, гм-м… рвение, с которым они расправлялись с добычей. Всем нам случалось убивать, но эти так называемые норки действуют с особой, бескомпромиссной, какой-то дикой жестокостью. Свирепо, если можно так выразиться…

Филин порылся в памяти, но так и не нашел подходящего слова.

— Они почти не мешкали и не колебались… Никакой игры я, во всяком случае, не заметил. Одним прыжком на горло, разорвать артерию — и дальше…

Ловя на себе ничего не выражающие взгляды слушателей, Филин подумал, что он сам еще не осмыслил увиденное до конца.

— Мое описание вполне приложимо к любому нормальному хищнику и ничего особенного в нем нет, — признал он. — Но это еще не все. Больше всего меня озадачили дальнейшие действия этих так называемых норок. Они продолжают убивать, но я не знаю почему. Насколько я понял, им больше всего нравится размозжить жертве череп, чтобы высосать

мозги. Разумеется, некоторые другие части они тоже едят, но в большинстве случаев они оставляют трупы почти нетронутыми. Можно подумать, убийство интересует норок гораздо больше, чем возможность насытиться.

— Совершенно справедливо! — гордо вставила ласка.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно переспросил Борис, и ласка сразу поскучнела.

— Ничего особенного,— пробормотала она.— Это либо понимаешь, либо нет. Единственное, что я могу сказать по этому поводу, это то, что так же поступаем мы, ласки и горностаи. Именно поэтому мы должны уйти.

— Вы не должны! — воскликнул потрясенный Филин.— Вы не можете!..

— Вот увидишь, — пообещала ласка.

— Но ты же сама сказала, что норки — ваши дальние родственники. Вы что, не разговаривали с ними?