Мега никак не мог закончить разговор с Психо. Было что-то мерзкое и в то же время болезненно-притягательное в его фамильярности и манере держаться так, словно они двое — давние и близкие друзья.

— Почему ты решил перейти на мою сторону? — снова и снова допытывался Мега, раздумывая про себя, как здорово Психо подходит прозвище Крысеныш. — И что это ты все время говоришь «мы» да «мы»? — продолжал наседать Мега. — Никаких «мы» здесь быть не может. Здесь есть только «я», потому что я — единоличный лидер, новый вожак всех норок. Мне, кстати, до сих пор непонятно, как это такой жалкий недоносок решился выбраться из-под крылышка Старейшин?

Задавая эти вопросы один за другим, Мега с вызовом поглядывал на Мату, словно говоря: «Только попробуй вмешаться!»

Но Мата спокойно молчала, в то время как Психо, ни капли не обидевшись, ответил ему со всей возможной искренностью:

— Все проще простого, Мега. При существующих порядках для меня в вольере просто нет места. Если кто-то из Старейшин и помогал мне, то чуть-чуть. Зато помнишь, как ты постоянно выручал меня в драках? Я не виноват, что родился таким, Мега, — всхлипывая от жалости к себе, продолжал Психо. — Тебе, конечно, этого не понять — вон ты какой здоровый да сильный. Но что было делать мне? Ты, наверное, никогда не задумывался, каково это — всегда быть в самом низу? Каково быть объектом постоянной травли, всеобщего презрения, грубых шуток этих веселых паршивцев? Только ты, Мега, способен изменить это положение. Когда я докажу, что умею быть полезным, и когда у тебя в лапах будет власть, ты дашь мне то, чего мне не хватает. Ты дашь мне влияние, авторитет и ощущение безопасности. И если уж разговор зашел об этом, я скажу: мы с тобой во многом схожи, Мега. Мы оба чужаки, которые гоняются за одним и тем же.

Мега почувствовал, как шерсть у него на хребте зашевелилась, но не стал возражать, потому что на любое его замечание Психо, несомненно, ответил бы еще более тонким наблюдением. В этом, возможно, и заключалась основная черта характера недомерка, которая делала его таким неприятным. Иными словами, Психо был слишком наблюдателен и умен, что он как раз и подтвердил, прибегнув к своему излюбленному способу выкручиваться из самых сложных ситуаций, который он называл «импровизацией».

— Мне не известно, какими сведениями ты располагаешь, Мега, но я не спрашиваю — я ведь и сам кое-что знаю. В любом случае я мог бы стать твоим мастером-импровизатором, который предлагает готовые решения. «Хреновина!» — вот идеальный ответ на любой вопрос Старейшин. При этом не имеет значения, насколько соответствует истине твой тезис об убийстве людьми норок ради их шкурок. Ни я и никто другой не обязаны в это верить, потому что в данном случае единственное, чего мы хотим достичь, это дать массам повод повеселиться. Ты только послушай… — И Психо

начал негромко напевать: — Хрень-хрень-хрень, хреновина, красная морковина! Хрень-хрень-хрень, хреновина, красная морковина! Одно очевидно,— добавил он со странной усмешечкой, — это — не хреновина, потому что, раз услышав эту дурацкую песенку, никто, и ты в том числе, уже не сможет выбросить ее из головы.

— Оставь мою голову в покое! Убирайся отсюда — и быстро! — зашипел Мега, не в силах– и далее сдерживать свое презрение. Ничего более низкопробного он не слышал никогда в жизни.

Психо бросил быстрый взгляд в сторону Маты и, дождавшись с ее стороны сдержанного кивка, выскочил из домика, даже не попрощавшись.

— Как ты посмела позвать его, даже не спросив меня? — Мега в ярости повернулся к Мате.

— По крайней мере, он честно предупредил, что перешел на твою сторону ради собственной шкуры, — парировала Мата. — Да и какая тебе разница, если он прав?

«Огромная разница», — с горечью подумал Мега. Он был избранным, лидером, глубоко и пламенно убежденным в справедливости своего дела. Мата не должна была дискредитировать его самого и его благородные цели, предлагая принять помощь от такого вульгарного циника, как Психо. Что он может знать о вере, о принципах, о священной миссии?

— Почему он называет остальных норок «массой»? Это просто унизительно; мне, во всяком случае, очевидно, что Психо ни во что их не ставит. Но самое главное — он ошибается. Норки не виноваты, что живут такой жалкой жизнью. Когда я избавлю их от пассивной покорности, они обязательно станут самими собой: гордыми, свирепыми, независимыми, воистину норками!

— Это ты ошибаешься, Мега, ты, а не он! — с горячностью возразила Мата. — Может быть, глубоко внутри мы действительно другие, но наш образ жизни Неумолимо превращает нас всех в серую массу — даже не в бурую, несмотря на цвет нашего меха, а именно в серую. Особенно это касается нас, самок. И к концу наших дней мы становимся именно такими, как рисует

нас Психо, — покорными, раболепными, полностью зависимыми от системы.

— Но почему он говорит, что все, кто живет здесь, придурки? — возмутился Мега. — Никакие они не придурки, они — норки!

— Но и не великие мыслители. Разве не так, Мега?

Мега дошел до крайней степени раздражения. Мата будто намеренно противоречила каждому его слову. Вместе с тем Мега осознавал, что никогда всерьез не задумывался, как привлечь норок на свою сторону. Пока рядом была Шеба, будущее представлялось ему ясным и понятным. При мысли, что именно ему выпала честь спасти своих соплеменников, Мега всегда ощущал прилив гордости и тепла, но он ни разу не задумался о средствах… Он и представить себе не мог, что будет вынужден использовать низкопробные приемчики вроде того, какой предложил ему Психо! Зачем это ему, если он обращается к самым высоким, а не к самым примитивным чувствам и инстинктам? Не совершит ли он роковой ошибки, последовав совету недомерка и свернув с прямой дороги в самом начале пути? Должен ли он пожертвовать светлыми идеалами ради сиюминутной выгоды?

Психо заставил Мегу взглянуть на предстоящую ему задачу под другим углом и — впервые! — подвергнуть критическому переосмыслению четкие установки Шебы. Неужели его мать не предвидела, что смех может быть самым эффективным оружием? Наверное, все-таки нет, вынужден был в конце концов признать Мега, вспоминая, что Шеба всегда была предельно серьезна, точно какой-нибудь Старейшина. Мысль о том, чтобы превратить восстание в потеху, испугала бы и возмутила ее. Несмотря на это, Мега продолжал любить мать и порой чувствовал себя так, словно предает память Шебы, ибо все больше и больше склонялся в пользу выдумки с «хреновиной». Словцо казалось ему залихватским, удалым, могущественным, и Мега хорошо представлял себе,

какое впечатление оно произведет. Да и самому ему было трудно не улыбнуться при мысли о том, как уничтожающе точен был Психо в своей оценке официальной доктрины Старейшин, — вот уж действительно хреновина, иначе и не скажешь! А если «хреновина» так понравилась ему, вожаку, испытывающему к тому же недоверие к Психо, то что говорить о его сверстниках — они наверняка будут просто без ума' от этой новой забавы! Более того, Мега не мог не понимать, что этот дерзкий ход сбережет ему немало сил и времени, которые он потратил бы, пытаясь логически опровергнуть официальное учение Старейшин. Значит ли это, что Мата права? Может быть, его роль избранного как раз и заключалась в том, чтобы принимать соплеменников такими, какие они есть, со всеми их недостатками и заблуждениями, а вовсе не в том, чтобы навязывать им свои возвышенные идеалы и заумные взгляды?

Утром того дня, когда должен был состояться открытый диспут, Мега наконец решился, благо альтернативы у него не было. Он сделает так, как советовал ему маленький импровизатор. В конце концов, терять ему было нечего.

— Хрень-хрень-хрень, хреновина! — напевал он про себя, готовясь к решающему бою. — Красная морковина…

Мега вполуха слушал Рамсеса, который не торопясь и со вкусом излагал официальную доктрину. Вместо этого юный нонконформист сосредоточил свое внимание на молодых норках, составлявших примерно половину аудитории. Заметить их было просто, так как им довольно скоро наскучила монотонная проповедь Вождя и они принялись играть и возиться, в то время как родители сурово хмурились и время от времени награждали своих отпрысков увесистыми оплеухами. Но даже и многие старшие норки откровенно зевали, и Мега увидел в этом лишнее подтверждение теории Психо.