— На мой взгляд, звучит не слишком убедительно, — без воодушевления сказал Мега. — Почему я не могу просто показать им лес?

— Нет, Мега, они слишком пере возбудятся, а это может нам только повредить! — замахал лапами Психо. — Вдруг это опять окажется не то место?

Все-таки Психо нельзя было отказать в сообразительности, и Мега неохотно согласился. В конце концов, еще Шеба говорила ему, что нет смысла окружать себя советниками, если не собираешься слушать, что они говорят.

— Благородные норки! У меня есть для вас важное известие! — так начал свою речь Мега. — В нем, однако, нет ничего удивительного, потому что все мы слишком хорошо помним коварство и хитрость нашего Хранителя, который столько времени притворялся нашим другом. Того самого Хранителя, от жестокого ига которого я вас освободил…

Он сделал паузу, надеясь услышать хотя бы жидкие аплодисменты. Когда не раздалось ни одного хлопка, Мега продолжил с еще большим пылом:

— В своей черной душе Хранитель лелеял зловещие замыслы, направленные против нас, норок. К счастью, мне удалось своевременно разоблачить его происки и сделать все возможное, чтобы сорвать коварные планы человека. Позвольте мне рассказать вам, как он и его подлая подручная собака по кличке Горчица вступили в преступный сговор с намерением сбить нас с пути…

Пока он говорил, тучи вдали чуть-чуть разошлись и сквозь них проглянул луч солнца — такой прямой и яркий, что казалось, будто это волшебный мост, соединяющий небо и землю. Это невиданное явление природы сразу же завладело вниманием норок, и Мега, заметив, что его никто не слушает, оборвал себя на полуслове и повернулся туда, куда были устремлены все взгляды.

Луч солнца упал на тот самый лес, который — к добру ли, к худу ли — они определили местом своего назначения.

Психо опомнился первым.

— Видите знак?! — завопил он во все горло, мгновенно позабыв о своих собственных аргументах в пользу того, чтобы не показывать норкам цель их похода ввиду возможных осложнений. — Смотрите! Вот он, знак, который подает нам Мега, наш великий Вождь!

Вскочив на камень рядом с Мегой, он взволнованно указал лапой на горящие бледным золотом солнечные лучи.

— Этот знак показывает нам, где .находится наша Земля Обетованная — тот самый легендарный лес, где всех нас ожидают счастье и море крови!

Слова Психо возымели свое действие. Самые доверчивые или больше других отчаявшиеся норки отозвались слабыми приветственными возгласами, однако Меге этого было вполне достаточно. Он решил не продолжать свою речь, поскольку это все равно ничего бы не дало. Вместо этого он отступил в сторону, позволив Психо распинаться насчет «удивительного знамения*, которое так вовремя пришло к ним на помощь. Совершенно случайно он заметил, что новички — М-Первый и М-Второй — счастливо улыбаются и с одобрением кивают головой.

— Следуйте за мной, братья норки! — продолжал пищать Психо, для пущей убедительности подскакивая на месте. — За мной — туда, где сияет это прекраснейшее знамение, которое дал нам наш великий Вожак Мега!

Последовало короткое замешательство. Все норки повернулись к Меге, и он довольно убедительно зажмурился и кивнул головой. Хитро улыбнувшись Вождю, Психо повернулся и помчался вперед через вересковую пустошь, однако почти одновременно с этим золотой солнечный столб начал бледнеть и вскоре исчез совершенно — так же быстро, как и появился. Горизонт снова стал угрюмым, серым и непривлекательным. Мега с трудом продирался сквозь спутанные стебли травы и вереск, обдававшие его тучами брызг, отчего его шубка намокла и потяжелела, и мрачно думал о том, насколько близок был кризис. М-Первый и М-Второй могли сколько угодно аплодировать выдуманной Психо хреновине насчет «знамения Меги», но лично он не верил, что это радикальное средство. Просто еще одна отсрочка. Никакие выдумки этого хренового Психо не спасут ни его, ни остальных вожаков, если они опять что-то напутали.

Сидя на суку Могучего дуба, Филин подавил зевок. «Последний раз»,— думал он. Внизу собралась уже целая толпа Сопричастных Попечителей. Она тихонько

бурлила, но Филин с удовольствием отметил, что чувствует себя совершенно спокойно. Он наконец-то понял — или, как выразились бы сами Сопричастные Попечители, «решительно осознал», — почему все эти разговоры так ни к чему и не приводили. Дело было в одном важном качестве, которое, как он установил, наличествовало у него, но которого отчаянно не хватало кроликам и прочим. Это был здравый смысл — обыкновенный здравый смысл, который Филин с некоторых пор ставил гораздо выше «оторвитета», «основательности», «взвешенности суждений» и прочего гуана, с которым так носились проклятые кролики.

Еще раз поздравив себя с прозрением, Филин с трудом справился с соблазном слететь вниз и дать Лопуху хорошенького пинка в зад. В данный конкретный момент этот обширный зад странным образом подергивался, в то время как его обладатель с самым серьезным видом кивал очередному оратору — крохотному зяблику с удивительно пронзительным для его размеров голосом. Слова типа «взаимообразный», «консенсус», «справедливый» почти не оказывали никакого воздействия на Филина, который лениво размышлял о том, насколько мозги зяблика пропорциональны его тщедушному тельцу. Между тем голова его сама собой клонилась на грудь, а глаза закрывались, закрывались…

— …И разумеется, мы не могли не принять во внимание естественные чувства и устремления всех живых существ, адекватно отразив, таким образом, все возможные и допустимые точки зрения, — заходился трелью зяблик. — В этой связи я и обращаюсь к вам с просьбой: Товарищи! Не решайте второпях! Если какой-то пункт вызовет ваши сомнения, лучше передать его для дальнейшего рассмотрения в согласительно-консультативную комиссию. Позвольте мне, в соответствии со сложившейся практикой, предложить немедленно создать такую комиссию, которая, будучи наделена соответствующими полномочиями, смогла бы решать спорные вопросы ко взаимному удовлетворению сторон.

Услышав сквозь дрему это предложение, Филин мгновенно очнулся. Одолевавший зяблика словесный понос

(именно этим словом лучше всего выражалась суть и его речи, и его предложения тоже) был встречен дружными аплодисментами собравшихся, а со стороны Лопуха — еще более оживленными движениями хвоста. В качестве следующего оратора Большая Задница вызвал завирушку, и Филин перехватил его презрительную улыбку, несомненно адресованную серенькой пичуге, которая вспорхнула на Пень, трепеща хрупкими 'Крыльями.

— Уважаемые Сопричастные Попечители! Меньше всего мне хотелось бы подвергнуть сомнению своевременность сегодняшнего собрания, — пропищала завирушка вне всякой связи с предыдущим оратором. — Вместе с тем, выступая от имени сообщества завирушек, я чувствую себя обязанной обратить ваше внимание на содержание подпункта «б» параграфа восемнадцатого Лесного Уложения, которое, по нашему глубокому убеждению, противоречит подпункту «е» предпоследнего параграфа Билля о Правах. Говоря простым языком, противоречие между ними заключается в том…

Филин снова закрыл глаза. Собрание по вопросу о принятии Лесного Уложения о Порядке и Билля о Правах Существ началось вскоре после полудня, а сейчас день уже склонялся к вечеру, однако страсти продолжали кипеть. После морозной ясной ночи — ночи полнолуния — небо снова закрылось облаками. Воздух стал сырым и влажным, а облака разразились мелким холодным дождем, который сеялся и сеялся, смазывая яркие краски и стекая крупными каплями с обнаженных ветвей Могучего дуба. Под их монотонный стук, служивший фоном жалобному чириканью завирушки, Филин стал размышлять, как удачно все складывается лично для него. «Еще немного потерпеть,— думал он,— и я ^больше никогда не услышу ни про Уложение о Правах, ни про Лесной Билль…»

Старания Лопуха не пропали даром, вынужден был признать он. Такого кворума Филин не помнил. Огромная поляна вокруг Могучего дуба была битком набита самыми разными созданиями, в том числе и насекомыми всех форм и размеров. Похоже, здесь собрались травоядные не только со всего леса, но и с прилегающих