Почти сразу же лицо графа, сильное и уверенное, возникло рядом с ней. Так близко, что она чувствовала вибрацию голоса на ее лице.

— Вы в порядке? Поднимите ногу на несколько дюймов влево.

— Я не могу пошевелиться.

— Это так кажется. Вы найдете твердый выступ слева, если попытаетесь. Сделайте это сейчас, Софи.

Она не могла. Ветер дул с такой силой, она боялась, что ее просто сдует. Она не могла двинуться ни на дюйм, ни на шаг, ни в каком направлении. Сама мысль вызывала тошноту в желудке и головокружение. Небо и камень слились, как в калейдоскопе.

— Софи, — нежность исчезла, он произнес ее имя, как приказ. — Поднимите ногу и перенесите ее влево. Сделайте это, Софи. Сейчас.

— Я не могу… я хочу, Бог это знает, но…

— Слушайте меня. Слушайте мой голос. Думайте только о том, что говорю Вам я. Вы можете это сделать. Вы уже далеко прошли, больше половины пути. Вы обязаны идти вверх. Я двигаюсь вверх, и Вы со мной. Теперь поднимите ногу и найдите опору. Сделайте это для меня, Софи. Я знаю, что Вы сможете.

— Хорошо, что хоть один из нас так думает, — прошептала она и перенесла ногу на тот участок, который он указал. Носок ее ботинка нашел опору.

Он тихо рассмеялся.

— Вот так. Теперь положите руку прямо над моей. И другую — туда, видите? — он указал подбородком. — Хорошо. Нет, не хватайтесь за кусты. Вы не знаете, выдержат ли они. Правильно, теперь другую ногу…и вверх, да, вот так.

Он буквально разговором вел ее, шаг за шагом, пока они почти не достигли вершины, где разрушение от штормов сделали свое дело и создали более удобные уступы, не такие отвесные, а желобки были глубже. Она сопротивлялась порыву быстро подняться наверх, потому, что от одного неверного движения она могла упасть. Желание ступить на твердую землю переполняло ее, она еще никогда в своей жизни ничего так страстно не желала. Девушка могла бы сейчас согласиться заключить любую сделку, только бы ей предсказали, что она не сделает в последний момент никакой ошибки.

— Давайте я пойду вперед. — Мускулистые бедра Чада коснулись ее спины, она почувствовала жар через тонкую хлопковую ткань своего нижнего белья.

Он исчез над краем утеса, и на нее мгновенно нахлынул панический страх, что она осталась одна, без него, между далекой бушующей водой и ослепительно ярким небом. Вдруг из-за утеса появилась его голова и плечи, он протянул ей руки.

— Хватайтесь. Я Вас вытащу.

На этом последнем головокружительном отрезке пути она сильно зажмурила глаза и не открывала, пока ее подбородок не коснулся дерна на мысе. Облегчение захлестнуло ее расслабляющими потоками. Она лежала на земле, прижавшись щекой к траве, с раскинутыми руками, словно она желала обнять землю и поблагодарить ее…просто за то, что та находилась под ней.

— Мы это сделали…о, Боже милостивый, мы это сделали. Я не могу поверить, что мы это сделали…что я сделала это. — Слезы показались в ее глазах, скатились по линии носа и закапали в траву. Она схватила руками маленькие кустики, все еще не веря тому, что теперь она в безопасности. — Спасибо, Чад. Спасибо. Если бы не Ваша вера в меня, я бы никогда не смогла…

— Так теперь я — Чад?

Что-то в его голосе, холодном и резком, заставило ее поднять лицо с земли. Она встревожилась, увидев его, стоящего перед ней. Его глаза были жесткими, лихорадочный румянец на лице исчез, и оно стало мертвенно бледным. Его нос сузился, губы вытянулись в тонкую, мрачную линию. Кровь из пореза на его лбу собралась на брови и измазала его щеку. Взгляд Софи опустился на его бок, на алые пятна, которые усеивали белую, льняную рубашку.

— Боже мой, простите. Вы ранены. Нам лучше…

Резким движением он оказался на коленях рядом с ней. Он схватил ее лицо дрожащими руками и притянул к себе.

— Вера в Вас? — выкрикнул он. — Вы хоть представляете, сколько маленьких смертей я пережил, глядя на то, как Вы с трудом поднимаетесь по этому утесу? О чем, черт побери, Вы думали, бродя по тому выступу?

Прежде чем ее ошеломленный разум смог достаточно оправиться, чтобы составить ответ, он прижался губами к ее губам в диком, ранящем поцелуе.

Софи Сент-Клер ощутила вкус страха и настойчивости, страсти, такой же бурной, как бушующий пенистый океан внизу.

Но, черт побери, он не хотел ее целовать. Разум отключился, действия уже не поддавались контролю, когда его губы соприкоснулись с ее, мучительный жар охватил его, он мечтал катиться с ней по траве, сжимать ее в объятиях и целовать, пока не схлынет волна напряжения, оставив их без сил, без способности дышать, без возможности успокоиться.

С другой стороны он хотел придушить ее, чтобы она, черт возьми, никогда больше не повторила такой безрассудный поступок.

Он оторвался от ее губ и отодвинулся на расстояние вытянутой руки.

— Как Вы могли быть такой беспечной? Такой легкомысленной? Неужели Вы не знаете простейших вещей о волнах, Софи??? Они не находятся постоянно на одном месте. Они двигаются. Они поднимаются и уменьшаются. Неужели Вы ни разу не заметили отметки на той отвесной скале и не подумали, что она показывает высоту прилива? Вы невероятно…

Он замолчал. Его руки скользнули по ее плечам, он подумал, что мог напугать ее своим громким криком. Она покраснела. Ее зрачки расширились и блестели, ее нижняя губа, малиновая от поцелуя, дрожала, как верхушки травинок на ветру. Ее вид заставил его чресла заполыхать до сих пор сдерживаемым огнем.

— Глупа? — прозвучал ее робкий шепот. — Вы это хотели сказать?

— Нет. — Он выпустил ее и сел на траву, вырвав пучок и швырнув его по ветру. Он не должен был целовать ее. Однако картина ее смерти была настолько реальной, настолько ужасающей. — Я даже не подозревал до этого момента, что Вы можете так поступить. Я только знаю, что у меня не было другого выхода, как иначе убедить Вас.

Он позволил себе быстро взглянуть в ее воспаленные глаза. Ее маленькое тело дрожало, едва прикрытое тонким слоем хлопка. Ее ровные щеки покрылись пятнами страха и слез. И эти губы… все еще красные и припухшие после короткого натиска с его стороны.

Мужчина снова отвернулся. Он не хотел чувствовать себя виноватым перед ней. Он не хотел успокаивать ее.

Он не хотел желать ее.

Нет. Он стремился выпустить свою ярость, вызванную тем, через что она заставила его пройти. Не из-за того, что он почти утонул. Не даже из-за внушающего ужас призрачного лица, которое он видел — через которое он видел — в воде…

Нет, он сотряс своей тирадой этот мыс оттого, что каждый дюйм их пути наверх по этому обрывистому утесу его сердце было в тисках от страха, что девушка сейчас упадет, что он увидит, как она разбивается насмерть. Оттого, что он ничего не мог сделать, чтобы предотвратить это.

— Мне так жаль, — она избегала его пристального взгляда, рассматривая землю, пальчиками руки провела по губам. — Я, правда, ничего не знала о приливах. Я выросла в Лондоне.

— Даже Темза поднимается.

— Да, но не на такую высоту. И не с такой скоростью… Я никогда бы не подумала…

— Вы не ответили на мой предыдущий вопрос. Какого черта Вы здесь делали?

— Тетя Луиза разрешила мне взять на время шлюпку.

— Взять шлюпку? — Гнев с новой силой полыхнул в нем. — Разумеется, она запретила. Если, конечно, не отправила Вас на смерть, если не хотела, чтобы Вы разбились о скалы, попав в Дьявольский Водоворот, Вы, — он проглотил ее же собственные слова: «глупая, бестолковая девушка».

— Дьявольское что?

Он наблюдал за ее изумлением. Покачал головой. Стиснул руки в кулаки, пытаясь подавить наполняющее его разочарование

— Вы никогда не обдумываете свои поступки, прежде чем сделать их?

Настороженные глаза зажглись вызовом.

— Не важно, — продолжил мужчина медленно, взвешивая каждое слово. — Вы вызвали такой переполох в Лондоне. Вы никогда не останавливаетесь, чтобы оценить все последствия Ваших действий.

Она отпрянула, словно он ударил ее. Да, с одной стороны он сожалел о своих словах, еще в тот момент, когда произносил их. Но с другой стороны, он, дрожащий от недавнего прикосновения смерти, не мог сдержаться, чтобы не наказать ее за небрежное отношение к собственной жизни.